И после этого.

И потом.

Каждый закачивался хуже предыдущего.

Со мной что-то серьёзно было не так.

Что-то похуже, чем у Портера Риза.

Что-то, чего я боялась никогда уже не вернуть.

Я потеряла последние части и обрывки души, которые у меня остались.

— Я в порядке, — заверила я Тома, улыбаясь и надеясь, что выгляжу достаточно позитивно, чем чувствую на самом деле. — Мама и ты должны перестать сплетничать как школьницы, — сухо добавила я, схватив бокал вина. (Так уж вышло, что это было вино Совиньон Блан, заказанное Портером мне в его ресторане. И это не случайно, ведь я специально заказала его, когда увидела в меню. Понимаете? Этот парень был повсюду). — Подожди-ка… когда это ты разговаривал с мамой?

Он перевёл взгляд на дверь, что было так не похоже на Тома, и я щёлкнула пальцами, чтобы снова привлечь его внимание ко мне.

— Эм… алё? Вы сейчас разговариваете? То есть постоянно?

— Мы, — он замолчал, опершись локтями о стол и устроив подбородок на скрепленных пальцах, — волнуемся за тебя.

Я закатила глаза.

— Чушь собачья. Она волнуется обо мне. Ты видел меня, по крайней мере, несколько раз с наших свиданий с Портером и ничего не сказал. Ты беспокоишься, что она беспокоится обо мне.

Уголки его рта дёрнулись, и он подтвердил моё предположение:

— Верно.

Я поставила бокал обратно на стол и поискала глазами официантку, молча прося её принести счёт.

Том потянулся через стол ко мне и накрыл мою ладонь своей.

Моё сердце остановилось и как-то рассыпалось в одно и то же время. Это не было странным прикосновением от Тома. Просто оно напомнило мне о таком же прикосновении Портера.

Я вырвала руку.

— Я в порядке.

Глаза собеседника сузились, и он наклонил голову.

— Думаю, что это не так.

— Хорошо, ну, ты можешь думать всё, что угодно. Но беспокойство ничего не изменит. Я в порядке. Правда.

Я изо всех сил пыталась проигнорировать его пристальный взгляд, приподняв клатч с коленей и копаясь в кошельке в поисках своей кредитной карты.

Голос Тома был грубым, в нём звучала боль, когда он произносил слова:

— Я был там, Шарлотта.

Я вскинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Что?

Он наклонился ко мне и прошептал:

— Люди. Мы застреваем в яме, и начинаем верить, что яма будет с нами всегда. Но это не так. Ты должна найти способ выбраться из неё.

— Я была на свидании с парнем, Том. Мы обоюдно согласились больше не встречаться друг с другом. Яма, в которой, ты думаешь, я нахожусь, не яма, а топь.

Он покачал головой и поцокал.

— Считал, что мои надежды оправдались. Думал, что ты, наконец-то, пересилила себя.

— Видишь, почему я ничего не рассказываю маме. Я сходила лишь на одно свидание, а вы двое уже отправились покупать мне китайский сервиз на свадьбу.

— Мы видели тебя, — ответил он, его голос дрожал от эмоций. — Чёрт, Шэр. Ты улыбалась и смеялась. Я ещё никогда в своей жизни не видел тебя такой. Твоя мама разрыдалась, залив слезами пятидесятидолларовый стейк.

Мой рот открылся, когда я оставила свою поисково-спасательную миссию «Кредитная карта» и отложил свой клатч в сторону.

— О чём ты говоришь? — хотя это было чертовски ясно. Недавно я была лишь в одном месте, где подавали стейки за пятьдесят долларов.

— Я, наконец-то, набрался мужества и пригласил её. Урвал последний столик в Портерхаус. Когда мы зашли внутрь, твоя мама была в моих руках, то я чувствовал себя чёртовым королём. Потом мы увидели тебя, — усмехнулся он. — В течение часа мы шпионили за вами из кабинки напротив вас, а я заплатил две сотни долларов за потраченную впустую пищу.

Конечно же, они видели меня с Портером. На огромной территории Атланты по меньшей мере тысячи ресторанов. Надо же было им выбрать Портерхаус. Во всём виновата карма.

— Фантастика, — съязвила я.

— Да, Шарлотта. Фантастика. — Том встал и вытащил кошелёк из заднего кармана. Затем бросил пару банкнот на стол. — С тобой не всё в порядке. И, чёрт тебя дери, ты меня в этом никогда не переубедишь. Не после той женщины, которую я видел в ресторане.

А потом он ушёл.

Я застонала, едва он скрылся за угол.

Он был прав. Мне было хорошо в тот вечер с Портером. Благодать пропитала меня насквозь. Но, может быть, это и было моей проблемой, с которой я столкнулась. Я ощутила самую крошечную часть счастья, и, похоже, не могла себя заставить вернуться в мир, наполненный изоляцией.

Я вздрогнула, просыпаясь от вибрирующего звука моего телефона, лежащего на столе. На улице было темно, и моё тело закричало, раздражаясь от пробудившего меня звонка. Боже. Как долго я спала? Когда я вышла из ресторана, шёл ливень, поэтому я отправилась домой переждать его, прежде чем пойти в парк. Хотя в ту же секунду как моё тело опустилось на диван, усталость достигла апогея.

Схватив телефон, я прижала его к уху.

— Ал…, — я замолчала, чтобы прочистить горло, охрипшее ото сна, и снова произнесла: — Алло.

— Доктор Миллс? Это Пэтти.

Я резко выпрямилась, моё усталое тело внезапно полностью ожило, заставив импульс адреналина пробежаться по венам.

— Что случилось? — вскочив, я принялась собираться.

— Позвонили трансплантологи. Мужской пол, европеец. Дилатационная кардиомиопатия. Группа крови — вторая положител… — перечисляла она данные, пока я собирала длинные волосы в хвост.

Надев туфли, я молниеносно пробежала по своей маленькой квартире и схватила ключи с бара.

— Возраст? — резко ответила я, острая боль ожидания пронзила меня. Она ответила не сразу, поэтому я повторила: — Сколько лет, Пэтти? — пытаясь закрыть дверь дрожащими руками.

Одно слово.

— Десять.

В горле встал ком, и я уставилась на входную дверь, моргая от наступающих слёз.

Одно слово.

— Лукас, — выдохнула я, разумная мысль почти так же быстро испарилась, наполнив меня надеждой.

— Доктор Миллс, если я могу… — начала Пэтти, но у меня не было времени или желания слушать её до конца.

— Я еду, — произнесла я и положила трубку.

Дождь лил как из ведра, я полностью промокла пока дошла до машины. Кожаное сиденье моего «БМВ» было холодным, но не поэтому по позвоночнику пробежал озноб. Я набрала номер, находящийся в папке «избранные», и приложила телефон к уху.

— Детектив, — ответил он, но я не позволила ему договорить.

Дав задний ход, я закричала:

— Я нашла его!

— Еще раз? — спросил Том.

— Мне нужно встретиться с тобой в больнице. Там ребёнок, — ответила я ему, выруливая из жилого комплекса.

— Твою мать. Я так и знал. Ты не в порядке. Возвращайся домой, Шарлотта. Я встречусь с тобой там.

Мой голос дрожал, а беспокойство усиливалось.

— Ему десять. Европеец. Дилатационная кардиомиопатия. Группа крови — вторая положительная. Всё как у Лукаса.

— И так же, как и у последних трёх детишек, ради которых ты затащила меня в больницу, чтобы вновь пройти через этот кошмар десятилетней давности. Ты обещала мне, что прекратишь всё это дерьмо.

Обещала. Последние несколько лет я прекрасно справлялась со своими чаяниями. Спрятала их так глубоко в себя, что почти забыла об их существовании.

За то время, я даже отклонила два звонка в середине ночи от Пэтти и бригады трансплантологов. Каждый раз на следующее утро я словно раскаченная качелями пыталась убедить себя, что это не он. Хотя там никогда и не было моего сына.

Но за последние несколько недель контроль становился всё слабее и слабее, и я действительно убедила себя в том, что возможно сейчас все будет иначе.

— Ты называешь дерьмом нахождение моего сына! — выдохнула я, крепко сжав руль и пролетев перед жёлтым светом светофора.

— Нет, Шарлотта. Это дерьмо называется наказание самой себя, — успокаивал он, прежде чем проткнуть мой образовавшийся пузырь счастья. — Это не он.

Разочарование вспыхнуло во мне.

– Ты этого не знаешь! Если Лукас ещё жив, однажды он окажется на операционном столе. И, чёрт возьми, Том, я буду рядом с ним, когда это произойдёт.