— Держи нож покрепче, — вдруг приказал Ульф, не глядя на неё. — Что он значит для тебя, разберемся потом. И встань у меня за спиной, чтобы не задело ненароком стрелами огненных.

Она посмотрела в ту же сторону, куда уставился оборотень — но он дернул её за зеленую рубаху, подтаскивая к себе и запихивая за спину. Света покачнулась, схватилась здоровой рукой за широкое плечо, по которому рядами шли бляхи.

И решила, что вот теперь самое время постоять в уголке.

«Черный волк» на полном ходу приближался к паре черных стругов. К тому, что налетел на скалы, подошел третий корабль огненных, до этого державшийся в стороне. Там звучали неясные выкрики, сквозь которые пробивались резкие, отрывистые свистки…

— Пытаются снять с мели, — пробормотал вдруг Ульф

И Света поняла, что это было сказано для неё. А следом оборотень рявкнул:

— Щиты на нос! Прикрыть правый борт!

Его люди, уже очистившие палубу и от раненых, и от тел огненных, опять выстроились со щитами у планширя.

«Черный волк» прошелся рядом с черными кораблями на полном ходу. Оттуда одна за другой прилетели три струи белого пламени. Над палубой, чуть пониже поперечной реи на мачте, тут же раскинулось тонкое, колышущееся черное облако. Распустились темные крылья от столба на корме, люди вскинули щиты…

А потом Ульф крикнул:

— Верк фатн!

И изумленная Света увидела, как резная голова неведомого зверя, укрепленная на носу, повернулась в сторону пары черных кораблей. Выплюнула струю мрака…

Там завопили, и нос одного из кораблей оплыл, став бесформенным.

— Вот и все, — негромко сказал Ульф.

И опять для неё, как поняла Света.

— За нами они уже не погонятся. К берегам Эрхейма тоже не поплывут — им теперь надо убраться к себе. Все три струга не на ходу. Пару я повредил, ещё один сел на скалы.

Он проговорил это быстро, не оборачиваясь к ней. А потом уже громко бросил:

— Викар! Прими правило!

К оборотню кинулся один из людей, стоявших на палубе. Принял рукоять из его рук.

— Поворачивай корабль на прежний курс, — сказал Ульф, убирая ладонь с деревянной рукояти. — Но не спеша, чтобы раненых не кинуло на переборки. И держись при повороте открытого моря. Чем дальше мы будем от стругов огненных, тем лучше.

Затем Ульф обернулся к Свете, взял её за локоть здоровой руки. Выдохнул, глядя янтарными глазами сквозь прорези в личине:

— Мне нельзя покидать палубу… но нам надо поговорить. Отойдем в сторону.

Он не спросил, а приказал — и Света пошла за ним, косясь на серовато-молочную шерсть, выбивавшуюся из-под шлема, покрывавшую шею до самого ворота кольчуги. Сзади, над хребтом, окрас оказался темней, чем на горле. И куда-то исчез хвост из длинных, до лопаток, волос…

С десяток человек, задержавшихся наверху, стояли на носу. Остальные исчезли в люке. Черные струги за кормой уменьшались. Палуба под ногами опять едва заметно накренилась — корабль разворачивался.

Ветер разбирал волосы Светы на пряди, грязные, какие-то закопченные.

Интересно, как они тут моются, вдруг стрельнула у неё мысль — но тут же погасла, потому что Ульф, подойдя к борту, развернулся к ней. Разжал пальцы, державшие её локоть.

Хотя нет, не пальцы. Света проводила взглядом крючковатую ладонь, соскользнувшую с её руки. Густо поросшую все той же шерстью, с сероватыми когтями.

— Тебе будет трудно разговаривать со мной? — вдруг спросил Ульф. — Сейчас, когда я в волчьем облике?

И Света поняла, что оборотень заметил, куда она смотрела. Вдруг подумала — возможно, по лицу у неё даже проскочила гримаса отвращения…

Но с этим Света уже ничего не могла поделать. Да и потом, разве она не сама хотела, чтобы Ульф не так настойчиво шел к своей цели? Может, хоть это его остановит.

Света мотнула головой, отчаянно пытаясь припомнить, кривила ли она губы, когда смотрела на его ладонь. Вроде бы нет.

— Дай мне нож, — тихо сказал оборотень. — Моя волчья ипостась чует и ощущает больше, чем человечья.

Это прозвучало как извинение за то, что он не возвращает гривну на место. Или как объяснение?

Света немного неловко протянула ему рукоять. Оборотень взял нож, осмотрел его. Даже понюхал, поднеся к личине шлема. Поколупал когтем деревянные спинки рукояти, оплетенные тонким кожаным ремешком.

Нож как нож, хмуро размышлял Ульф. Но Свейтлан его держала так…

Словно от него что-то зависело. И стрелы огненных, пока её пальцы сжимали рукоять, от девушки отскакивали, он сам это видел.

Хотя на руке все-таки остался ожог…

— Когда тебя задело стрелой, ты держала нож? — спросил он, разглядывая её лицо, сейчас покрытое серыми полосками копоти.

Она помотала головой. Ульф протянул ей клинок, взяв за лезвие.

— Возьми его так, как держала.

Света приняла нож, внезапно показавшийся ей тяжелым. Наверно, от волнения. Опять стиснула рукоять ладонями…

Ульф вдруг перехватил её запястья, выдохнул:

— Сейчас просто подчиняйся мне. Я не сделаю тебе больно.

Она кивнула, и Ульф, прихватив лезвие и мягко отведя в сторону её левую ладонь, лежавшую сверху, начал по одному разжимать пальцы правой. Когда на рукояти остался только указательный, перекатил нож, не отрывая его от тонкой девичьей ладони…

Собственно, мысль об этом пришла Ульфу в голову ещё тогда, когда он разглядывал клинок. И если его догадка верна, то старая Ауг, похоже, кое о чем умолчала, пообещав ему невесту.

А может, она и сама не знала об этом, вдруг мелькнуло у него. Иногда старое колдовство достается людям, которые его используют, ничего в нем не смысля…

На середине рукояти, там, где кожаная оплетка немного расходилась, в темном дереве была глубоко прорезана черта. С двумя заостренными крюками на концах, смотревшими в разные стороны.

Руна Эйваз, которую волки называли Ихвар. Руна щита. Её иногда вырезали на оружии…

Но никогда ещё эта руна не действовала вот так прямо и открыто — как щит, оберегающий человека, державшего нож. Клинок принадлежал Ульфу, но он обычно хранил его в оружейной, вместе с другим своим оружием. Для пиров нож был слишком велик, для выхода в город слишком мал, но пару раз пригодился…

Самое смешное, что рукоять к клинку приделал он сам. И руну вырезал тоже сам, просто как дань обычаю.

Ульф убрал нож, отпустил ладонь, в его лапе казавшуюся почти детской.

Свейтлан стояла, глядя ему в глаза — и он вдруг обрадовался, что его волчью морду сейчас закрывала личина шлема.

Но девушка смотрела прямо, настойчиво. Ждала объяснений…

— Об этом мы поговорим позже, — объявил Ульф. — И не здесь, а в каюте. Рука ещё болит?

Свейтлан качнула головой.

Однако запах её говорил о том, что лоскут ткани с заклинанием светлых альвов убрал не всю боль. Но тут уж ничего не поделаешь. Женщины острее ощущают любой порез и любую болячку — особенно человеческие женщины.

— Дверь в свою каюту я перед боем запер — но ты, как я понимаю, выскочила оттуда раньше, — медленно сказал Ульф. Не спрашивая, а утверждая.

Так он ещё и дверь запер, изумилась Света. Решил закрыть её в каюте, пока не закончится бой?

А если бы они полегли здесь все до единого? Она так и просидела бы взаперти, пока за ней не пришли бы черные существа?

Что хуже всего, об этом даже не спросишь — по причине незнания языка…

И следом Света вдруг вспомнила то, что оборотень рассказывал об Ульфхольме. Почему-то само в памяти всплыло. Неприступный город, где не смеют появляться даже светлые альвы.

Куда наверняка не заплывают черные корабли, плюющиеся белым пламенем…

У неё вырвался долгий, судорожный вздох. Все, что Света видела сегодня — обожженные люди, крики, странный бой, в котором одни размахивали мечами, а другие швырялись белыми стрелами, что превращались в клубки огня — разом встало у неё перед глазами.

Не время раскисать, мрачно и грустно подумала она. Сейчас не до этого. Нужно понять, что за сила в этом ноже…

Или в ней самой?