Я постоянно думал о нём, вспоминал его смуглое, скуластое лицо, его взгляд, его улыбку. С той девушкой их связывала любовь. Настоящее чувство, зародившееся ещё в юности. И которое никак не могло оборваться, умереть в этом несчастном сердце, волей судьбы оказавшемся в моём теле. Но ведь я не мог полюбить этого парня! Я вообще не мог любить мужчину, пусть даже такого молодого и красивого! И какими сильными не были бы мои эмоции во время видений, эти чувства принадлежали не мне. Я попросту украл их, забрал вместе с сердцем неизвестной мне девушки. Вместе с её воспоминаниями.
Как она выглядела? Была ли также красива, как и её парень? Каким именем называл её мексиканец? Сотни вопросов не давали мне сосредоточиться на моей настоящей жизни, постоянно унося куда-то за пределы моего сознания. Теперь я не боялся никаких видений. Напротив, я ждал их, надеясь увидеть лицо девушки, а также побольше узнать о её жизни, узнать её историю с мексиканцем. Я представлял их вместе, получая странное удовольствие от осознания их счастья. Счастья, оборвавшегося навсегда…
В очередном сне я увидел их на диком пляже. Как обычно, они были очень счастливы. Весело смеясь, они прыгали вместе на волны, ныряли в них и целовались под водой. Это было так красиво, так романтично, но при этом так не похоже на привычную мне жизнь! Даже будучи влюблённым в Клэр, я никогда не испытывал такого счастья и таких эмоций. В тот момент я искренне завидовал влюблённой парочке.
В том видении я успел рассмотреть ещё кое-что. Девушка, лицо которой я вновь не смог увидеть, что-то рисовала на песке, а затем, схватив за руку мексиканца, показала ему свой рисунок. Сердце, в котором было всего три символа: А+А. Это были их имена. И они оба начинались на букву А.
========== Имя донора ==========
Прошёл месяц после моей выписки из клиники. Всего месяц, так круто переменивший всю мою жизнь. Вернуть прошлое теперь казалось невозможным. Точно также как и вернуть прежнего Мэтью Харпера. Того, кто умер в день своей операции на сердце.
Клэр также понимала это, чувствуя, как мы всё больше отдалялись друг от друга. Она была грустной и потерянной, а я никак не мог успокоить её, поддержать, подарить хоть малейший шанс на возвращение былого счастья. Сны о мексиканце и его умершей девушке по-прежнему преследовали меня, становясь частью моей жизни. Их любовь, такая огромная, светлая, искренняя, постепенно вытесняла мои настоящие чувства, становясь чем-то вроде наваждения. Я жил чужой любовью, давно умершей, и возродившейся лишь в моих воспоминаниях.
…Ужин вновь сопровождался неловким молчанием. И зачем я только согласился, зачем пошёл на поводу у Клэр, желавшей отметить месяц моей выписки? Я нехотя ковырялся в тарелке, делая вид, что увлечён едой, в то время как сама Клэр даже не притрагивалась к остывавшему в тарелке ужину. Она молча пила вино — французское, наше любимое. Вот только сегодня она пила его в одиночестве. Ведь употреблять спиртное мне по-прежнему было запрещено.
— Недавно я узнала про один похожий случай, — Клэр, наконец, заговорила, бросив на меня свой потухший, печальный взгляд, — это было около трёх лет назад, когда некая миссис Мэй из Сан-Франциско также перенесла трансплантацию сердца. А сразу после операции её, как и тебя, начали преследовать видения…
— Что произошло дальше? — мне не пришлось притворяться, изображая хоть какой-то интерес к словам жены. Рассказ Клэр заинтриговал меня на самом деле.
— Миссис Мэй постоянно видела девочку. Возрастом около семи лет, рыжеволосую, с зелёными глазами. Причём эта девочка никак не могла быть связана с самой миссис Мэй, ведь эта женщина — китаянка, а следовательно, в её семье нет и никогда не было рыжеволосых и зеленоглазых…
— Эта девочка — дочь той, чьё сердце пересадили китаянке?
— Да. Видения о рыжеволосом ребёнке мучили женщину около года, ей было очень плохо, а потом… Она всё же решилась. Узнала, кто был её донором и нашла эту девочку. Эта была дочь той женщины, которая почти год провела в приюте. Едва увидев её, миссис Мэй сразу поняла, что любит эту девочку. Любит точно также, как своих родных детей…
— О, Господи… — это всё, что я смог произнести в ответ. Сердце вновь забилось, как сумасшедшее. Оно словно что-то кричало.
— Девочка также приняла миссис Мэй, что-то почувствовав к ней. А потом китаянка удочерила девочку… Поняла, что просто не сможет жить без неё. Эта девочка в буквальном смысле стала для неё дочерью.
— Ты разговаривала с этой… миссис Мэй?
— Да, — немного помолчав, ответила Клэр, — эта женщина также искала ответ на свои вопросы. Вот только обращалась она вовсе не к науке, Мэтью. Миссис Мэй общалась с шаманами. И они дали ей ответ на интересовавшие её вопросы…
— Какой? — в эту минуту мне не удалось скрыть охватившего меня волнения, — Что они ей сказали?
— Шаманы из Азии и Южной Америки объясняют этот феномен родством душ между двумя людьми. После внезапной гибели одного из этих людей, его душа не уходит, а каким-то образом хочет вновь воссоединиться со своей половинкой. Пусть даже в другом теле, с другими воспоминаниями. Через сердце она передаёт его новому обладателю самое главное — любовь к тому, с кем она хочет воссоединиться. А также самые яркие воспоминания об этом человеке.
— Но… Это невозможно! — резко вскочив со своего места, я серьёзно посмотрел на Клэр. Как могла моя жена, будучи профессором в университете, человеком, который всегда верил лишь научным фактам, говорить такую ерунду? Неужели, Клэр на самом деле поверила в подобное?!
Клэр молчала, явно не желая развязывать спор. У меня также не было желания продолжать разговор, хотелось побыть одному, подумать. Слова Клэр казались полным бредом, но при этом мне в них крылось объяснение, разгадка всему, что происходило в моей жизни. Родство душ… Девушка, чьё сердце билось в моей груди, не смогла оставить любимого, её по-прежнему тянуло к нему, и потому таким образом — через моё тело, моё новое сердце, она пыталась как-то связаться с ним. Но что мог сделать я для этих несчастных возлюбленных? Найти этого парня? Рассказать ему всё? Я горько усмехнулся, понимая всю бесперспективность возникшей идеи. Мексиканец любил свою девушку, чьё имя начиналось на букву А… И я не мог, просто не имел права даже приближаться к этому парню. Лучше всё забыть, пока не стало слишком поздно. Пока я ещё могу вернуть свою жизнь. Вернуть Клэр. Вернуть самого себя.
На другой день я пригласил Джеймса и Монику. Как в старые добрые времена, когда брат с невесткой довольно часто приезжали к нам на уик-энд, желая провести выходные в семейном кругу. Клэр удивило моё решение, но вместе с тем супруга была рада, что я стал возвращаться к нормальной жизни. Джеймс и Моника также обрадовались возрождению почти забытых традиций, и уже через несколько дней все вчетвером мы сидели в нашем саду, попивая безалкогольные напитки и обсуждая всевозможные новости и события.
Я был счастлив, понимая, что моя прежняя жизнь всё же возвращалась, а мысли о мексиканце и его погибшей девушке отходили на второй план, растворяясь в прошлом. Лёжа в гамаке и потягивая фруктовый коктейль, я внимательно слушал Джеймса, который с воодушевлением пересказывал мне детали контракта с новым инвестором.
— Ты отлично справляешься, брат, — поспешил заметить я, с интересом выслушав его рассказ, — а кто ещё заинтересовался новым проектом, помимо техасского нефтяного магната? Ты же говорил, что был ещё кто-то…
— Второй из Майами, Мэтт. Занимается отельным бизнесом. Его имя — Андрес Салинас, он американец кубинского происхождения и…
Дальше я уже почти не слышал того, что рассказывал мне брат. Андрес! Имя, начинавшееся на А. Что-то больно кольнуло изнутри, после чего мне стало трудно дышать. Всё происходившее потом я помнил словно в тумане. Испуганные лица Клэр, Джеймса и его супруги… Доктор Дженкинс, который что-то спрашивал у меня, суетился, вводил какое-то лекарство. А затем долгожданная тишина, в которой я, наконец, смог увидеть мексиканца. Его звали Андрес. Сомнений на этот счёт у меня больше не оставалось.
