- Вот и красота, - сказал Вихор, когда работа была завершена, - Теперь о деле. Чтоб вы знали, ухокрыл тварь не очень сообразительная, да и зрение у них так себе. Но вот слух и нюх - не нашим чета. Потому мы можем, накрывшись ветками, спокойно сидеть прямо у ухов под носом, и никто нас не заметит. Но вести себя при этом следует как можно тише, молчком. А ещё - чеснок и горох не жрать, и прямо сейчас вымыться, чтоб потищем не воняло. Всё понятно? Есть какие вопросы?
- А что надо делать, когда будем у нор?
- Вот. Правильный вопрос, мне нравится. Прежде всего - лежать и смотреть. Посмотрим, кто там есть, как летают, где едят-пьют… Выбрать верно добычу - уже пол дела. Бывает, ухи собираются всем стадом куда-нибудь на охоту, а в норах оставляют только молодняк, старьё да нескольких взрослых. Те к утру так улетаются, кормя остальных, что хоть бери их голыми руками. А вот если вся взрослая стая дома - уже сложнее. Тогда надо выслеживать самого невнимательного и валить его, пока другие не видят.
- Так чем его, дубинкой?
- Ножом надёжнее. И помним, что на земле уха бьют только со спины. Причём бить надо так, чтобы он сразу лёг и больше уж не зачирикал: в затылок или под левую лопатку.
- А если он развернулся, что тогда?
- Ну, что тогда… Тогда у тебя неприятности, - и Вихор провёл ладонью по шрамам на щеке.
- А если из лука, как птицу?
- Тоже можно. Но с ножом надёжнее. От стрелы ух, бывает, и уворачивается. Потом, надо понимать, что стрела должна быть одна, и сразу насмерть, потому как раненный ух - штука страшная, да ещё на его вопли всё стадо слетится. Нам же того не надо, в нашем деле главное - чтобы никто ничего не заметил.
Около полудня Вихор привёл плот в густые камыши у острова Майвин. Противоположный, ярый берег Ночь-реки был отсюда виден, как на ладони. На обрывистой стене виднелось десятка полтора ухокрыльих нор, но возле них было тихо и пусто. Впрочем, оно и не удивительно: для ночных летунов приближалось время самого глубокого сна.
- Ну вот, - объяснил Вихор молодым охотникам, - Теперь мы на месте, можно ложиться спать.
- Как спать? - удивился Скорок, - Нормальные люди ведь по ночам спят.
- А мы с вами теперь ненормальные. Нам теперь несколько дней по ухокрыльему обычаю жить. Так что…
Вихор, как ни в чём не бывало, улёгся на куче соломы, закрыл глаза и беззвучно заснул. Похоже, он обладал счастливой способностью засыпать в любой удобный миг. Камыши шуршали мягко и успокоительно, вода чуть качала плот, и Око пригревало так ласково… Скорок и Ясь в полной тишине маялись от безделья: следили за пустым, спящим берегом, считали снующих в воде рыбок, нашли по карманам горсть мелких камешков и сыграли в засевку, потом начали позёвывать и клевать носами… Наконец, как-то незаметно дрёма сморила и их.
Вечерняя прохлада заползла под одежду, Око Маэля на небе сменилось Луной, а покой и тишина - пронзительными воплями. “Охота… Вихор… Ухокрылы!” - вспомнил Ясь и окончательно проснулся. Обрыв кишмя кишел ухокрылами! Их было десятка три, не меньше. Все они лазили по стене вокруг нор, толкались, хлопали крыльями и оглушительно орали. Очень крупный чёрный ух залез на бровку и что-то прокричал сородичам. На некоторое время у обрыва даже стало потише, но вскоре ухи снова разом загомонили, задвигались, начали перелетать с места на место. Потом почти вся стая вдруг поднялась в воздух и с пронзительными криками полетела прочь, к верховьям реки.
- На охоту пошли, - едва слышно, одними губами шепнул Вихор.
Тем временем совсем рядом раздались шаги. Вихор приложил палец к губам и замер, казалось, даже дышать перестал. Скорок и Ясь тоже поспешили прикинуться безмолвными тенями, и вскоре увидели весьма странную процессию. Сперва из кустов вылез довольно большой чёрный ухокрыл. Он прошёл так близко от них, что казалось, протяни руку - и коснёшься его бока, покрытого бархатистой шерстью. На миг ух повернулся к скрадке - большие уши его чутко шевелились над головой, ловя ночные шорохи, глаза отсвечивали яркой зеленью, из-под верхней губы торчали острые кончики клыков. Ясю стало жутковато от такого соседства, однако взгляд уха лишь скользнул по укрытию, так и не проникнув внутрь. Сам ух едва ли достал бы макушкой до подбородка любому из охотников, но его крылья, сложенные за спиной, были просто огромны. Одно оказалось повреждено, потому-то ухокрыл и топал по земле неуклюжими мелкими шажочками вместо того, чтобы взмыть в ночное небо. Следом за ним шли три ухи. Они были совсем не похожи на человеческих женщин, плоскогрудые, щуплые и невзрачные. Ясь сперва принял их за подростков, но потом увидел, что две из них несут на загривках покрытых мягким серым пухом малышей. Третья на ходу кормила младенца, придерживая его у груди согнутым в запястье крылом. За второе её крыло придерживался старичок, костлявый, седой и, судя по всему, почти ослепший от ветхости. Последним шёл ещё один раненый. Этот плёлся с большим трудом, волоча по земле крылья и оставляя за собой кровавый след. На боку у него зияла глубокая рана.
Пешие ухокрылы направлялись к обрыву. Они выбрались из камышей, и теперь им предстояло как-то переправиться через широкую полосу чистой воды. Ухи с детьми всё-таки поднялись в воздух и тяжело полетели над самой речной поверхностью. Старика чёрный посадил себе на загривок и полез вместе с ним в воду. На острове остался только раненый. Он прилёг и замер неподвижно. “Этому самому не переправиться, - подумал Ясь, - Неужто тут и помрёт?” Однако чёрный вскоре вернулся. Чуть отдышавшись, он взвалил товарища на спину и снова побрёл через реку.
- Ай да ухокрылы, не бросили своего, - тихонечко шепнул Скорок, - Вот только чего они ему рану не перевязали? Да и этому, с крылом, поди, больно, хоть он и держится молодцом. Пальцы-то поломанные хоть бы к ветке какой прикрутили…
- Не умеют они. Дикие, - отозвался Вихор, - Да и то надо сказать: на них что может зажить, само заживёт, а чему не судьба, ты хоть облечись - ничего не выйдет.
Между тем на другой стороне реки жизнь шла своим чередом. Переплыв глубокое место, чёрный вылез из воды, положил свою ношу у подножия яра, а сам полез на стену и принялся копать себе нору. Тем же были заняты и пришедшие с ним ухи: пока две из них копали, третья следила за малышнёй.
Ухокрылья нора строится нелегко. Сперва ух цепляется за стену когтями на крыльях, а копает ногами. И только потом, когда в стене образуется небольшая ниша, строитель может залезть в неё и копать крыльями, постепенно углубляясь в стену.
Два крупных уха из местных, бурый и серебряный, тем временем притащили откуда-то целого козлёнка и уселись с ним на бровке, но сами не спешили есть. К ним слетелась стайка подростков, ещё не до конца сбросивших серый детский пушок. Взрослые начали раздавать им мясо. Каждый, получив свой кусок, отлетал в сторонку и принимался за еду. Один хитрец, быстро проглотив свою порцию, сунулся было за второй, но бурый ух вместо мяса выдал ему лёгкий подзатыльник и отогнал прочь.
Ещё два взрослых ухокрыла то и дело подлетали к норам со всякой мелкой добычей. Это была парочка чёрной масти: широкоплечий ух с яркой, блестящей шкурой и маленькая, худосочная уха со светлым завиточком между глаз. Вот из-за этой самой ухи поднялся потом в ухокрыльей деревне настоящий сыр бор.
Вроде, ничем-то она не была примечательна: такая же тощая, нескладная и ушастая, как другие. И всё же каждый взрослый ух норовил покрутиться возле неё, а тот чёрный, что летал с ней, и вовсе из шкуры вон лез, лишь бы в его сторону глядела. Уха же, словно неверная милка, и его от себя не гнала, и с другими запросто похаживала. Один раз вовсе скандал получился. Вздумал за ней поувиваться серебряный ух, но тут вдруг из норы вылезла другая уха, с виду непраздная, и подняла визг да хай на всю реку, а потом кинулась охаживать серебряного по щекам! Скорок глянул на них и зашептал:
