Возможно, Дин не очень-то разрядил ситуацию, но… да ладно, что еще тут можно было ответить!
— Я тебя не заставлял, — невозмутимо сказал Сэм.
— Может быть, не напрямую, но всё равно в произошедшем виноват ты. Либо мой младший брат следит за мной, когда я занимаюсь сексом, либо я просто перестаю трахаться? Мне что-то не нравятся оба варианта.
— Чем скорее вы сможете признать, что у вас есть проблемы, и позволите мне помочь вам, тем скорее мы с этим покончим. Я знаю, что тебе трудно, Дин, — Сэм произнес это с такой искренностью, что Дин задумался, заставит ли Лося замолчать пинок в голень, повторяющийся несколько раз подряд, — и понимаю, что испытывать сложности в самых важных отношениях тяжело даже для людей, которые не боятся говорить о своих чувствах.
— Я без каких-либо проблем говорю о своих чувствах, — отрезал Дин, игнорируя скептическое выражение лица брата, — Или, по крайней мере, намного лучше, чем раньше. То, что я не обсуждаю это с тобой, не значит, что я не говорю об этом вообще. Самое главное и то, что ты почему-то старательно не замечаешь — это то, что даже если бы у нас с Касом действительно были проблемы, которые ты себе выдумал, это всё равно было бы не твоим делом, черт возьми, Сэм!
— Абсолютно согласен, — с улыбкой сказал Сэм, и Дин, слишком агрессивно загружавший белье в машину для сушки, изумленно посмотрел на брата, — именно поэтому у меня подготовлен список секс-терапевтов. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, так что пока мы заперты, нам придется…
— Я ухожу.
— Ты не сможешь решить проблемы, просто игнорируя их, Дин.
— Я. Ухожу. И даже не думай идти следом. Чтобы вернуться в спальню, мне нужно пройти мимо оружейной, а идея выстрелить тебе прямо в лицо сейчас кажется слишком заманчивой.
Произошло нечто невероятное: Сэм на самом деле послушался и остался на месте. Дин ушел в тир, где засадил по меньшей мере двадцать пуль прямо в сердце человекообразной мишени с наспех нарисованными коричневыми волосами. К сожалению, это не помогло.
К обеду Дин переделал всё, что только можно было, и когда дрожжи, которые он использовал для первой партии хлеба, почему-то не поднялись, вынуждая охотника начать всё сначала, тот уже был на грани.
Когда Винчестер оставил всякие попытки занять себя чем-то полезным и, пытаясь не пересекаться с Касом, ушел в спальню, Netflix по какой-то причине просто отказался загружаться. Это переполнило чашу терпения Дина. Плюнув на всё, он стянул штаны и плюхнулся на кровать (естественно, на живот). В конце концов Винчестер уснул.
Как назло, ему снился секс с Касом. Примерно в пятидесяти разных местах и позах.
И Сэм прерывал их каждый чертов раз.
***
Остаток дня прошел ненамного лучше. После ужина, состоящего из сэндвичей с арахисовым маслом и желе (да, Дин всё-таки смог испечь чертов хлеб), Винчестер не выдержал и сорвался на Касе, который просто задал очередной безобидный вопрос о футболках с логотипами музыкальных групп.
Когда Дин закончил, то обнаружил, что ангел пребывал в легком шоке: приоткрыв рот, он потрясенно смотрел на Винчестера. То, что Кас не разозлился и не дал Дину повода поорать, выбесило охотника еще больше. В итоге он, громко топая, вылетел из библиотеки, чтобы «подышать свежим воздухом», хотя ни о каком мало-мальски свежем воздухе и речи быть не могло, раз уж Винчестеры были заперты в бункере.
Обычно охотник пошел бы в гараж, чтобы посидеть в Импале или еще раз отполировать её капот, но сейчас его ягодицы и бедра, чувствующие себя еще хуже, чем утром, явно не одобрили бы такого решения. Вместо этого Дин, чувствуя себя ворчливым Квазимодо, похромал в сторону спортивного зала, где пробыл столько, что все остальные части тела начали болеть точно так же, как задница.
Дин заставил себя подняться и принять душ. Он не смог нормально отрегулировать воду, потому что горячие струи еще больше раздражали воспаленную кожу. Дин по собственному опыту знал, что теплая вода поможет ему завтра, а сейчас больше пользы принес бы лед, но не собирался прикладывать к заднице пакет замороженных овощей, раз уж и так отказался от исцеления. В общем, теплый душ настроения не улучшил, но хотя бы смыл покрывавший кожу липкий пот. Дин даже умудрился не столкнуться с Сэмом.
Вернувшись в комнату с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и влажными волосами, Дин обнаружил, что его халат, явно недавно выстиранный и высушенный, висел на своем месте. Охотник с трудом подавил возникшее было чувство благодарности и еще сильнее нахмурился, надевая принесенную Касом одежду. Ткань казалась мягче, чем обычно, и пахла так, словно ангел вылил на неё целую бутылку смягчителя. Тот факт, что Кас наверняка сделал всё возможное, чтобы любимый халат Дина не раздражал воспаленную кожу охотника, заставил Винчестера приложить еще больше усилий, чтобы продолжить злиться на ангела (особенно если учесть, что Дин и сам понимал, что злиться ему на самом деле не на что).
К тому времени, как Дин заметил, что на стоящей на прикроватной тумбочке бутылке с соком лежит сложенная записка, он отчаянно пытался перестать чувствовать себя тем еще мудаком из-за того, как обращался с Касом. Маленькая мультяшная пчелка, нарисованная на листке бумаги, не спасла положение. Дин не понимал, на что злится: на себя или на то, что Кас заставил его чувствовать себя виноватым. Развернув записку, охотник прочел простую фразу, написанную таким знакомым почерком: «Выпей сок, надень халат и приходи ко мне в комнату».
Да, у Каса была своя комната. Конечно, она практически всегда пустовала, потому что Кас фактически не спал, а всё свободное время проводил с Дином, но Винчестеры чувствовали, что ангелу физически необходимо пространство, которое принадлежало бы только ему. Касу нужно было ощущать, что бункер — это его дом, так что собственная комната была как нельзя более кстати.
Сначала Дин подумал о том, чтобы проигнорировать эти инструкции, оставить сок нетронутым, молча посылая ангела в пешее путешествие по различным интимным местам, и уйти дуться в одну из неиспользуемых комнат, где его было бы особенно сложно найти. В конце концов рациональная часть сознания Дина победила, и он всё же выпил сок.
Неохотно.
Дин заметил, что Кас не скупится на бутылки с соком, и, подумав об этом, без труда сложил два и два.
Кас думал, что Дин проходит через саб-дроп.
Осознав это, Винчестер тут же почувствовал себя первоклассным мудаком. Если бы он был настолько проницательным, как пытался доказать Сэму, то давно бы понял, как его беспричинная раздражительность связана с недавней интенсивной сессией. Вместо этого Дин просто отвратительно повел себя с Сэмом (пусть даже это было вполне обоснованно) и сорвался на Каса. Черт, он настолько обиделся на весь белый свет, что даже умудрился заработать синяк, пиная стену!
Допив сок и выбросив бутылку, Дин понял, что именно вызвало этот саб-дроп. В прошлый раз его оглушила одна мысль о том, что Кас не хотел прикасаться к нему, не хотел быть с ним. В этот раз ангел открыто заявил, что не будет трогать Дина, пока тот не придет в норму. Несмотря на то, что Винчестер понимал, почему Кас принял такое решение, он услышал вовсе не «я хочу, чтобы ты обдумал всё в спокойной обстановке, без очередной сессии», а «я тебя терпеть не могу».
Ладно, возможно, ненависть к себе иногда всё же пускала корни в разуме Дина. Особенно когда он был уязвим, то есть в первые двадцать четыре часа после сцены, тем более такой интенсивной. Если учесть то, что Сэм смог полностью испортить жизненно важный вывод из сессии, совершенно неудивительно, что Дин слонялся по бункеру, закатывая истерики, словно шестилетний ребенок.
Разрываясь между отвратительным чувством вины за своё поведение и раздражением на Каса, который не смог заранее предвидеть, какие последствия может иметь его решение не касаться Дина сразу после сессии, Винчестер всё же перестал тормозить, запахнул чертов халат и направился к ангелу.
Идти было недалеко — по понятным причинам, комната Каса располагалась намного ближе, чем спальня Сэма — но Дин все равно шел неоправданно медленно. Он не особо жаждал ни извиняться, ни объяснять, почему сердился, хотя знал, что должен сделать и то, и другое.