Так что Дин позволил себе впиться пальцами в ладони и сконцентрировался на этом ощущении. Когда он наконец разжал кулаки, пальцы болели, зато сознание было куда более ясным.
Дин бы остался в комнате, разрываясь между гневом и чувством вины и пытаясь не утонуть в ненависти к себе, но у него была одна обязанность, о которой он просто не мог забыть.
Сэму всё еще нужно было есть. Да, конечно, он мог без труда питаться армейским пайком, но Дин не мог заставить себя вынудить брата питаться консервами, пока в том не было острой необходимости. К тому же, Винчестер, наверное, должен был извиниться. Несмотря на чрезмерно интенсивную реакцию, ангел все же не был неправ. Дин поступил безрассудно и даже не потрудился подумать о возможном исходе. Кас, конечно, преувеличивал — вероятность серьезной аллергической реакции на лекарство от аллергии стремительно приближалась к нулю — но Дин всё равно не должен был пытаться подсыпать Сэму снотворное. Охотник мог принять это.
Чего он не мог принять, так это тот факт, что его парень не мог даже смотреть на него.
Чувствуя, что опять падает в эту чертову кроличью нору, Дин снова сжал кулаки и заставил себя дышать настолько медленно и глубоко, насколько это вообще было возможно.
Почувствовав, что снова может себя контролировать, охотник спрыгнул с кровати и разделся. Ему срочно нужно было вымыться и побриться. К тому же, горячая вода могла помочь Винчестеру прийти в себя и разобраться, что же делать дальше.
***
Но вода не помогла.
Какая-то маленькая часть Дина надеялась, что когда он вернется в комнату, Кас уже будет ждать его, готовый сесть и поговорить о произошедшем, взять Дина за руку и сказать, что да, всё плохо, но это не конец света. Не конец их отношений.
Да, ладно, возможно, это было нелепо. Не то чтобы они были обычными партнерами, которые могли просто расстаться. Где-то глубоко внутри Дин знал, что будет с Касом до самой смерти (и, судя по всему, даже после неё, потому что окончательно умереть у Винчестера вряд ли получится).
Но между тем, что Дин знал где-то глубоко внутри, и тем, что шептала ему его неуверенность в себе, была существенная разница. Сейчас? Сейчас Дин был уязвим и беззащитен, и неуверенность уже ждала его за углом, готовая наброситься и проглотить.
Так что когда Дин открыл дверь и увидел, что в спальне пусто, ему пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы сжать кулаки и справиться с подступающей паникой.
Неуверенность и ненависть неохотно отступили, но явно не собирались сдаваться, и Дин понял, что, если так будет продолжаться, в один прекрасный день он просто проиграет.
Зайдя в комнату — там было пусто; не так, как обычно, когда Кас сидел в библиотеке или занимался своими делами, а намного сильнее — Дин подошел к комоду, чтобы одеться. И кто мог винить его за то, что он достал те штаны и ту футболку, которые чаще всего брал поносить Кас?
Умывшись, одевшись и заставив себя растянуть губы в улыбке, Дин пошел на кухню. Сэм проснется где-то через час и явно захочет есть, и, возможно… Нет. Нет, Дин не позволил себе даже не думать о том, что Кас мог ждать его на кухне или в библиотеке. Он не смог бы справиться с разочарованием, которое постигло его, когда он увидел пустую комнату, еще раз.
Стараясь не слушать шестое чувство, подсказывающее, что Дин не сможет ничего исправить, охотник принялся готовить брату завтрак.
***
Следующие двадцать четыре часа показались Дину самыми долгими из всех, когда-либо проведенных в стенах бункера.
И самыми одинокими.
Cэм с готовностью принял извинения Дина, сказал, что ему «не о чем волноваться», и очень тактично уточнил, как Дин себя чувствует. Он явно был счастлив оторваться от исследований и провести время с братом, просто разговаривая ни о чем или смотря фильмы. На самом деле, Сэм, словно что-то чувствуя, старался не оставлять Дина одного и всегда появлялся поблизости в те моменты, когда внутренний голос говорил охотнику, что Кас еще не вернулся потому, что вообще не собирается возвращаться, что ангел будет прятаться, пока не растает снег, а потом просто уйдет.
Сэм вел себя прекрасно… Но постоянно сканировал Дина взглядом, пытаясь понять, что происходит.
Он не спрашивал, где Кас или что произошло между ним и Дином. Он не вынуждал Дина заговорить об этом и не давил на него, и Дин был благодарен. Словно на время вернулся старый — настоящий — Сэм.
Если бы над головой Дина не клубились грозовые тучи, а на плечах не лежала бы многотонная гранитная глыба, день бы вполне удался.
Но Дин уже был на пределе.
Несмотря на то, что Сэм постоянно находился рядом, Дин чувствовал себя ужасно, душераздирающе одиноко. Проблема была в том, что охотнику не нужна была компания. Он не хотел, чтобы кто-то говорил с ним, подбадривающе похлопывал по плечу или смеялся над его дурацкими шутками. Он хотел слышать именно тот низкий голос, чувствовать на плече именно ту твердую теплую ладонь и ловить именно тот озадаченный взгляд, который Кас бросал на охотника в те секунды, когда не понимал шутку.
Но это было невозможно.
***
Беспокойство Дина росло в геометрической прогрессии, и в середине дня, спустя 36 часов после того, как Кас ушел, Дин сорвался.
Дин с Сэмом сидели в библиотеке, неспешно пили виски и в 8000 раз смотрели «Крепкий орешек», когда слова без разрешения сорвались с губ Винчестера:
— Что, если он не вернется?
Сэм, казалось, вовсе не удивился:
— Он вернется, Дин.
— Откуда ты знаешь? Ты не слышал… Ты не видел.
— Так расскажи мне, — это была не команда, а предложение друга, брата и возможно даже нет-Дин-всё-же-не-думал-об-этом психолога. Возможно, Дину помогло именно то, что Сэм явно ждал этого, но был терпелив и не давил на брата.
Возможно, свою роль сыграло отчаяние.
Так или иначе, Дин рассказал Сэму всё, начиная с того момента, как он проснулся с дикой головной болью, и кончая той секундой, когда за Касом захлопнулась дверь.
Пару раз его голос сорвался, но Сэм, да благословят его боги, притворился, что ничего не заметил.
После того, как Дин закончил, Сэм долго молчал, не поднимая взгляда от стакана с виски. Наконец, когда Дин уже решил, что брат попросту заснул, тот заговорил:
— Ты уже знаешь, что двигало Касом: он был в ужасе. Ты его чертовски напугал, Дин. Когда он не смог исцелить тебя… ну, это было по меньшей мере неприятно. Он — ангел. Ему около миллиарда лет, и вряд ли он много раз чего-то боялся. И он уж точно никогда раньше не боялся кого-то потерять. Страх для него — нечто новое, и он не очень хорошо справляется.
Дин покачал головой и сжал кулаки. Он повторял этот ритуал столько раз, что пальцы уже болели от любого движения, а ладони были испещрены красноватыми полумесяцами.
— Но… Я в порядке. В полном. Я здесь, и я знаю, что он в ярости, но я не могу ничего исправить, если он даже не позволит мне… если я не смогу… — Дин сбился, прокашлялся и попытался сморгнуть подступающие слезы.
— Мне кажется, его напугало не только то, что он мог потерять тебя, — задумчиво сказал Сэм, и Дин удивленно посмотрел на брата, — Судя по тому, что ты мне рассказал, он испугался самого себя. Думаю… Ему было очень тяжело контролировать себя, и когда ты прикоснулся к нему, он практически сорвался. Я знаю, ты думаешь, что он наказывает тебя, но ты не прав. Не совсем. Он скорее наказывает себя за то, что почти потерял контроль. Он… Слушай, то, что он сделал — это в корне неправильно.
— То, что он ушел? Да, я…
— Нет. Не это. Когда вы разговаривали… Он заставил тебя замолчать, да?
— Ну… Да, он злился…
— Именно. Он был в ярости. Вы были не в середине сессии, но он всё равно сказал тебе заткнуться, позволил тебе лишь кивать и качать головой. Это не… Так не должно быть, Дин.
— Да нет же, Кас не виноват, я просто не должен был…
— Возможно. Однако это не отменяет того факта, что Кас заставил тебя подчиниться, когда вы пытались обсудить важные проблемы, которые могли бы серьезно повлиять на ваши отношения. Нет, послушай, — Сэм поднял руку, заметив, что Дин уже готов вмешаться и начать защищать Каса, — Я знаю, что сейчас ты даже слышать об этом не хочешь, и это нормально, но когда-нибудь вам всё же придется обсудить случившееся, так что я хочу, чтобы ты понял: с объективной точки зрения, то, что сделал Кас — это неправильно. Это не должно повториться.
