— Сколько тебе лет, Тесей?

— Двадцать шесть, а что?

— А то, что в таком возрасте уже пора бы научиться разбираться в женщинах.

— Плохая идея пытаться поддеть человека, от чьей волшебной палочки прикуриваешь.

Они сидят на деревянном крыльце одиноко стоящей в поле фермы. Точнее, на её остатках. Устремлённые в небо обломанные подпорки, развороченные, изрешечённые пулями стены, сквозь гниющий пол прорастает бурьян. Они словно устроились у полуистлевшего тела гигантского зверя.

Ветер нанёс в оставленные снарядами воронки и покинутые окопы свежей почвы, и теперь юная поросль покрывала истерзанную шрапнелью и политую кровью землю.

Персиваль усмехается, делая глубокую затяжку и выдыхая через нос терпкий сизый дым.

— А ты бы лучше меня слушал. Я дело говорю. Тебе нужна не барышня-люблю-не-могу-с-первого-взгляда, а спокойная, которая уважать тебя будет. Другая просто не выдержит.

Тесей отнимает ото рта сигарету. За сегодняшний день это десятая. Лучше, чем на прошлой неделе, когда он выкуривал по две пачки, даже не утруждаясь выходить на улицу, боясь пропустить сообщение из главного штаба. Никто из боевых товарищей, впрочем, возражений не имел. В их сокрытом магией штабе у осаждённого Ипра не курил только старый Улисс, и то только потому, что был совой.

— Лучше взгляни на Брукс. Отличная же девка, хоть лодыжки и тощие, как по мне.

— Ты же знаешь моё правило, Перси. Никаких романов с сослуживцами.

Проклятый янки смеётся хриплым смехом, давясь сигаретным дымом.

— Это ты зря, Тесей, — он утирает губы тыльной стороной ладони, — вот вернёшься в свою промозглую Англию, зароешься в бумаги в этом вашем подземелье, света белого видеть не будешь, не то что девок. Они хоть красивые, ваши англичанки или все такие же тощие, как Брукс?

— Уж посимпатичней ваших дамочек с рыбьими глазами.

Персиваль снова смеётся, будто услышал что-то забавное, будто был пьян, хотя Тесей точно знал, что это неправда. Разве что четвертинка весёлой ирландской крови вдруг взыграла в его друге.

— Но ты подумай о моих словах, — со вздохом говорит янки, туша сигарету о чёрный от копоти и неведомо как устоявший дверной косяк. — Брукс правда славная.

Тесей лишь неразборчиво хмыкает, отправляя метким щелчком бычок в заполненную цветущей водой воронку.

Они аппарируют. Каждый в свой отряд, к своим товарищам, к картам, схемам, донесениям, тяжелому табачному дыму и дешёвому доступному алкоголю.

Тесей ещё не знает, что через неделю они уже не смогут обсудить тощие лодыжки Брукс, потому что она будет мертва. Весёлая, полная жизни Брукс, притащившая буквально вчера две маггловские колоды карт, чтобы играть в баккару. Она, и неунывающий любитель жареных подсолнечных семечек Олдридж, и Барни «Да у меня диапазон четыре октавы!» Бродвей, чью настоящую фамилию мало кто знал, и словно выточенный из лиственницы капитан Фоули, зелёные глаза которого всегда смотрели с несвойственной командирам теплотой на своих подчинённых.

Они не будут являться единственному выжившему в драконьем пламени и хлорном угаре Тесею, пока он будет лежать без сознания в госпитале. Они напомнят о себе только спустя десять лет, когда уже герой войны будет лежать, хрипя, в луже собственной крови на паркетном полу своей же квартиры, пока бледный от страха младший брат дрожащими руками будет пытаться залечить оставленные опасным зверем раны.

***

Когда он приходит в себя в палате переполненного госпиталя, он чувствует боль и не видит ничего. В первое мгновение это пугает, и он сипло вскрикивает, но тёплая ладонь ложится на лоб и успокаивающий хриплый голос говорит:

— Всё хорошо, тебе обожгло глаза, но ты поправишься. Поправишься.

— Было бы грустно не увидеть снова твои дурацкие усы, Перси, — выдавливает из себя неуместную попытку пошутить и проваливается в сон Тесей.

На следующий день с глаз снимают повязку, и он видит проклятого янки, курящего прямо в палате под неодобрительными, но принимающими взглядами сестёр милосердия. Тесей не удивился бы, узнав, что Персиваль наложил на бедняжек Империус, но дело было скорее в чертовском обаянии, доставшемся тому от деда-ирландца.

— Отдан приказ перевезти тебя в тыл, — вместо доброго утра говорит тот. Тесей замечает, что усы сбриты. И хорошо. Они были дурацкие.

— Командованию резко понадобилось освободить койки? — горько усмехается он.

— Нет, просто всех наших отзывают. Отступаем.

— Что? Почему?

Персиваль неопределённо поводит плечами.

— Всех драконов переловили, полагаю. Точно знаю только, что когда встанешь на ноги, мы пойдём в бар и напьёмся самого дешёвого и крепкого виски, что найдём.

— Я проставляюсь.

Персиваль зря надеялся, что выздоровление наступит скоро. Драконье пламя оставляет страшные ожоги, но Тесею повезло. «Даже лицо не задело, остался красавчиком», — говорит янки в каждый свой визит. В один из них он притаскивает замызганную бутыль янтарного скотча, и они пьют прямо из горла по очереди, даже не подумав трансфигурировать себе по стакану. Если чему война и научила обоих, так это не всесильности магии.

Ещё через неделю Тесей убедит штаб в своём полном выздоровлении и желании снова отправиться на фронт. Он просится на Восточный, его отправляют на Западный. «Мы знаем о вашем брате, мистер Скамандер. Ваш разум нужен нам холодным».

***

— Я слышал про Сомму, — как обычно, не здороваясь, с порога начинает Персиваль, подсаживаясь за столик на веранде открытого кафе, кидая на соседний стул плащ. — Ты герой.

— Мне просто повезло, — хмыкает Тесей, отпивая из кружки какое-то подобие кофе.

Они сидят в безлюдном кафе на одной из узких улочек Шартра и смотрят на подпирающие небо шпили собора. Война была так сладостно далеко и невыносимо близко. Каждая газета, каждое проходящее мимо лицо, даже бледная официантка в сером платье, даже она пахла порохом.

— Теперь-то уже всё, не погеройствуешь… — Персиваль стряхивает пепел на белое блюдце. — Чем займёшься по возвращению? Уже решил, блондинка это будет или рыжая? Я вот соскучился по рыжим.

— У тебя даже в тылу только и разговоров, что о девках, — усмехается Тесей, щёлкая зажигалкой.

— Тебе не нравятся рыжие? — с суеверным ужасом и театральным придыханием спрашивает Персиваль. — Я всё понял! Это снова блондинка! Когда же ты поймёшь, что в блондинках нет того темперамента…

— Меня ждёт семья, Перси, — вскинув ладонь, прерывает этот грозящий стать бесконечным монолог о прелестях огневласых дев Тесей. — Ньютон тоже возвращается. Мне нужно о них позаботиться.

Янки опускает взгляд на поднимающийся от пепла сизый дым. Тесей понимает, о чём думает друг. Когда паром с англичанами отчалит от Кале, тот останется один, смотрящий на серую воду Ла-Манша, ждущий, когда Президент последует примеру британских собратьев и отзовёт уцелевших с войны. Затянувшейся, выпивающей кровь как неразборчивый и вечно голодный вампир.

«Слишком много волшебной крови мы пролили за магглов», — нехорошо шепчутся в штабе.

Конечно, они будут писать друг другу. Без надежды снова увидеться, понимая, что даже обещать встретиться в отпуске или командировке бессмысленно, ведь ни у того, ни у другого отдыха не будет в ближайшие годы. Вернувшийся с войны героем Тесей станет правой рукой директора Отдела обеспечения магического правопорядка. Та же судьба ждёт Персиваля.

— Надеюсь, твой брат хоть в женщинах разбирается лучше тебя, — улыбается янки, не собираясь съезжать с излюбленной темы.

— Насколько я помню его вкусы, он любит брюнеток.

— Ну что вы находите в этих ледышках, чёртовы бриташки.

Президент даёт указание возвращаться американцам на следующий же день. Поэтому всё отмеренное время до отплытия друзья проводят, дегустируя ассортимент шартрских баров. Из двух их выгоняют за пьяный дебош, ещё из одного — за драку с невесть откуда взявшимися русскими. Тесей в жизни никогда не будет столько пить, как и Персиваль, отошедший от похмелья, приходит к выводу порвать с четвертинкой своей ирландской крови.