Разговор лился рекой до глубокой ночи, когда Бильбо осмелился на робкий вопрос или скорее — намек о том, не знают ли они хоть что-нибудь о жизни Торина. Гости переглянулись, не сумели скрыть легкой улыбки. Но — некоторое время молчали, вопрошая друг друга взглядами о чем-то. Хоббиту хотелось уже кричать — да скажите же хоть слово о нем!

Они были там. Они и сюда попали — благодаря своему воздушному путешествию. Но они ничего не станут рассказывать — ибо им поручено сообщить, что через три дня и за Бильбо пребудет огромная птица. Его ждут, и он сам все увидит собственными глазами.

- Да скажите же — как он? С ним все хорошо?

- Не волнуйся, друг мой. У них все хорошо. Архидриада правда избавила его от всех последствий той ужасной битвы. Но будь готов к тому, что Торин еще более изменился. А может — как раз мы всю жизнь знали его — не настоящего, а теперь душа его вернулась к своему естеству?

Бесконечно тянувшиеся три дня завершились так и неоконченными в суматохе мыслей сборами. Впрочем, гномы утешали товарища в том, что ему и не понадобится никаких особых вещей. Две огромные птицы ждали их — как и сказано было — в ближайшем лесочке. Там они и расстались. А потом был полет.

Орел приземлился в бесснежных предгорьях, не изобилующих растительностью. Было очень холодно и не спокойно. Но подняв глаза, Бильбо, наконец, увидел своего дорогого друга. Внешне Торин почти не изменился — разве что стал румянее и чуть массивнее на вид. Поразило то, что на этом холоде он был одет в одну рубашку. Для друга же заботливо принес теплую одежду из шкур. Глаза его искрились — чистотой и светом. Он улыбался, но какая-то частичка его вездесущей внутренней грусти так и осталась в глазах. Говорить было трудно. Оказавшись в объятиях крепких — и правда полностью исцеленных рук — хоббит заплакал.

Путь в горы занял около трех часов. Даже в летнее время кругом лежал снег, от блеска которого глаза с непривычки щурились и слезились. Супруги жили отнюдь не в пещере Фиа. Умелые руки гнома возвели рядом с ней бревенчатый дом, теперь уже обжитый и обставленный. Рядом виднелись еще несколько построек. Внутри жилища было необыкновенно тепло и уютно, а на красивой меховой подстилке рядом с детской кроваткой возлежала Мирра.

Они долго сидели у очага и говорили — обо всем. Непривычно приятно было замечать, с каким вниманием и теплом некогда суровый и вздорный гном следит за сном своего маленького сына — то и дело оборачиваясь, прислушиваясь, нежно вглядываясь в прелестное детское личико. Рядом в няньках была верная сестра-тигрица, но у Мирры были и свои котята — пока еще маленькие и тоже забавно спящие возле теплой и сильной матери.

Торин рассказывал о том, как они навещали Кили и Фили после возвращения Флавии. Младший из братьев первым стал отцом девочки, названной Исидой. Старшие уже даже изрядно переживали о том, что для них счастье обретения детей затягивается.

Фиа показала ему неведомые южные страны, где все было не так, как в привычном Средиземье. Там было очень тепло и даже жарко, росли другие растения, водились другие животные. Там тоже были тигры — только не белые, а рыжие с черными полосами. И там были истинно суровые хищники, в чем-то превосходящие даже тигров — лютые, но очень красивые. Ему приближаться было запрещено, и гном лишь со стороны с содроганием сердца наблюдал, как его супруга вошла в центр их стаи, долго вела беседу с вожаком, не желающим подчиняться ее воле. Но — победила даже столь страшную и царственную тварь, в итоге склонившую перед ней свою косматую голову и прекратившую страшно рычать и огрызаться. Он теперь знал, что такое море, и как прекрасно проводить время на его берегу. Но признавался, что душою всегда рвется сюда — на вершины снежных гор, где все милое, родное, привычное и где когда-то между ним и Фиа все только начиналось.

Хозяйка не объявилась ни днем, ни ближе к вечеру, и Бильбо спросил Торина — где же Фиа, и почему он тут один с сыном?

Гном улыбнулся, вновь выдав глазами глубокую внутреннюю грусть.

- Бильбо, я теперь никогда не один. Мирра и ее семья — это и наша семья тоже. А Фиа… Она ведь владычица огромного мира, и она должна отлучаться. По чести сказать, ее путешествия и мне-то не всегда под силу. И уж тем более мы не можем брать с собою Дурина. Когда сын станет взрослее, мы чаще будем везде сопровождать друг друга. Пока же это никак. Да и она ведь не может сюда вернуться, не навестив Зеленый Лес.

Хоббит понял намек — и по интонации гнома, и по выражению его глаз.

- Дочка? ..

- Пойми, она не может смириться с запретами Фреи. Носится по закоулкам леса — лишь бы хоть краем глаза увидеть ее, подбросить ей что-то от себя… Она страдает. И лишь схлестнувшись с сестрой, уходит прочь.

- Ты даже не знаешь, как выглядит твоя дочь?

Гном достал деревянную шкатулку и вынул небольшой медальончик, раскрыл его, несколько минут глядел на портрет в медальоне с невыразимой грустью. Потом протянул Бильбо. С рисунка, как живые, смотрели пронзительно голубые глаза маленькой девочки — чистой и прекрасной, как та природа, в которой ей предстояло жить и нераздельно властвовать. Флора…

- Откуда у тебя это? Кто нарисовал ее?

Бильбо было невдомек, что еще во времена всех их совместных приключений Фрея поняла, что король Лихолесья владеет редкой, почти что невиданной для мира разумных магией, которая не понятно как досталась ему, но была очень родственной той, что знала сама верховная архидриада. Когда ее любимая сестра была спасена после битвы с драконом, Фрея приблизила к себе Трандуила и даже позволяла растить вместе с ней малышку-Флору. Транди бывал с ними настолько часто, насколько только мог себе позволить. Но винить в этом Фиа или саму Фрею Торин не мог. Она преследовала цель — познать первородную эльфийскую магию и вложить ее в девочку наравне со своей собственной. Разбитое сердце лихолесского красавца таяло при виде очаровательной маленькой принцессы. И он готов был на все — отдать каждую крупицу своих сил и знаний, ждать долгие годы, защищать дочь Фиа как родную, а потом — никто не ведал того, что будет потом. Пока еще сердечные раны кровоточили, запретная любовь будоражила разум. Но — годы лечат! И Флора была частицей Фиа. Время летит для эльфов по-другому. И, быть может, однажды оба они поймут, что нет для каждого пары лучше? ..

Фрея доживала свои последние десятилетия. Она исполняла последнее свое предназначение и предначертание в этой истории — вырастить наследницу. И изначально чувствовала, что божественная малышка проживет свою жизнь очень счастливой — изначально в гармонии и любви. Она всегда будет молодой и прекрасной, не меняясь даже при исходе силы. Она проживет много дольше, нежели сама Фрея. И ее нынешний воспитатель и защитник всегда будет рядом с ней. Он единственный из всех эльфов не покинет этого мира ради ухода в Валинор, он откажется от вечности — ради любви. И когда настанет время уйти — они с Флорой растворятся в чистом мире цветов, деревьев и растений, став их частью, продолжая жить в них и дарить любовь всем, кто несет цветы своим любимым…

Покамест никто не мог знать этого. И хоббит закономерно спросил друга: отчего же, переживая такое горе и несчастье, они с супругой не заведут другую дочь?

- Всякий раз перед рождением детей она будет становиться опасной для этого мира, и нам придется жить порознь.

Бильбо понял, что даже спустя два года они все также относятся друг к другу — как тогда, когда вынужденно урывали от жизни редкие мгновения ценою смертельно опасных испытаний.

- Каково это — жить с волшебницей?

Торин задумался. Возможно, даже не знал, что сказать.

- Пойми, она редко использует свою магию. Она просто женщина. Когда все хорошо, она живет как все: охотится, готовит еду, играет с барсами, тигрятами, учит своим искусствам сына…

- Но она мечтает о дочери.

Глубокий вздох был тому ответом.

- Да. Она никогда не будет любить Дурина как Флору. Но дочку опять могут забрать. Их магия передается только девочкам. Она боится. И она пока даже не верит, что кто-то сможет заменить ту, которой ее лишили. Вспомни! Это ее цена счастья! Мне тоже предстоит расстаться с сыном.