— Наоми, — тихо прошептала Сольвейг, уже не сдерживая слез, и протянула руки к дочери. — Прошу, доченька, не нужно…
— Мама, — воскликнула Наоми, схватившись за голову. — Ты не знаешь, какого это видеть, как твой возлюбленный умирает…
— Я знаю, — тихо ответила Соль.
— … ты не видела это постоянно, ты не являлась причиной его смерти. и ты спасла его, а у меня. у меня всего один шанс.
— О чем ты? — не поняла Сольвейг.
— Каждый раз, когда Хиро умирал, я переносилась в прошлое и предотвращала убийство. Но во время последнего путешествия я услышала голос, который сказал, что у меня остался только один скачок…
— Наоми…
— А это значит, — не стала слушать принцесса. — Рано или поздно он умрет, а я этого не переживу…
— А как переживу твою смерть я?! — сорвалась на крик Сольвейг, отчаянно пытаясь достучаться до дочери. — Что делать мне, твоему брату и отцу? Разорвать сердце в клочья?
— А как же Хаос, который грозит всем погибелью?! Неужели для тебя дочь дороже всего мира?!
Сольвейг промолчала, и Наоми, воспользовавшись ее заминкой, схватила медальон и бросилась вниз на первый этаж. Надев украшение, она тотчас приняла облик Евы и ринулась к входной двери, как вдруг та неожиданно открылась, и в дом вошли Кастиэль, державший пакет с продуктами, Хиро и Лизандр.
От неожиданности Наоми замерла на месте, а Хиро, увидев ее, радостно сделал шаг навстречу и обнял девушку.
— Лизандр не разрешал мне навещать тебя, но сегодня он расщедрился и разрешил прийти…
— Ты куда-то собралась, Ева? — удивленно приподнял брови Лизандр, окинув девушку взглядом. — Ты вроде как в пижамном костюме сейчас, вряд ли так подобает выходить на улицу.
— Я... я… — Наоми не нашла слов и в смущении замолкла. Прижав Хиро к сердцу, она наконец-то почувствовала, как тепло растекается по венам, согревая замерзшее от горя сердце. Девушка хотела запомнить этот момент, ведь она понимала, что все равно скоро совершит задуманное.
— Я рад, что тебе уже лучше, Ева, — доброжелательно и искренне сказал мистер Бовари. — Мы принесли мороженое и мне как раз нужно положить его в холодильник, — улыбнулся Кастиэль. — Я чувствую, оно вот-вот растает.
— Отнеси в гостиную, давайте прям сейчас его съедим, — предложил Лизандр. — Мы же никуда не собираемся, — и он многозначительно посмотрел на Наоми. Девушка, коротко кивнув, так же стояла в объятиях Хиро, и пока никто из этих двоих не желал отпускать друг друга.
Кастиэль направился вперед на кухню, как вдруг, едва он зашел в гостиную, столкнулся с белокурой женщиной, которая спешила к входной двери. Не ожидая препятствия, Сольвейг совершенно случайно наткнулась на Кастиэля и очутилась в его руках. Королева, смутившись, подняла голову и узнала его. Кастиэль и Сольвейг стояли, завороженные, не в силах оторвать взгляд друг от друга. Будто бы окаменев от неожиданности, женщина замерла на месте, пытаясь совладать с бешеным стуком своего сердца и борясь с самой собой — казалось, внутри нее что-то оборвалось и рухнуло вниз, громко плача и стеная от невероятного горя и боли. Любовь, всеобъемлющая, всепоглощающая и всё уничтожающая на своем пути ворвалась в сердце этой женщины, проснулась, пробудилась и стала неумолимой и неостановимой. Все то, что Сольвейг пыталась забыть, возросло с новой силой, полностью поглотив собой всю сущность женщины, сделав ее такой невероятно ранимой, какой она никогда не была в своей жизни.
Что ты чувствуешь, когда видишь свою Настоящую Любовь? Любовь, до которой не вправе коснуться, которую потерял так давно и безвозвратно, любовь, которая при встрече пробуждается и ранит так, как ничто в этом мире не способно погубить и обессилить. Сольвейг, ощутив ком в горле, судорожно подняла руку к груди, в жалкой попытке восстановить дыхание, а затем попыталась унять сердце, грозящее разбиться о ребра. Нестерпимая боль вперемешку с бесконечной тоской и безграничной любовью переплелась в Сольвейг, и слезы, которые невозможно было сдержать, градом скатились по щекам, оставляя светящиеся мокрые дорожки. Сольвейг, закрыв глаза, беззвучно разрыдалась, абсолютно обессилев. Многолетняя выдержка и самоконтроль разбились вдребезги, Любовь, будто бы насмехаясь над тем, что ее пытались погасить, возросла и рассмеялась, сжав в свои безжалостные тиски несчастное сердце.
Кастиэль, так же замерев на месте, был не в силах отвести взгляд от женщины, которая совершенно неожиданно расплакалась перед ним, и ее боль, которую он ощутил всеми фибрами своей души, эхом отразилось в его собственной. Он смотрел на Сольвейг, не понимая, отчего же его собственное сердце так отчаянно сжалось, будто бы та же самая Любовь, что терзала Сольвейг, с той же неистовой силой поразила и Кастиэля. Затаив дыхание, он смотрел на серебровласую женщину, чувствуя, как задрожали его руки, а широко распахнутые глаза, которые были не в силах отвести взора, также наполнились слезами. Сольвейг плакала как маленькая девочка, отчаянно, безрассудно и глубоко искренне, и Кастиэль, испытывая невыносимую боль, медленно протянул руки и обнял ее. Его тело само двинулось вперед, основываясь на инстинктах, неподвластных никому в этом мире. Чуть наклонившись к женщине, он, ни разу не отведя от нее пронзительного взгляда, нежным движением смахнул слезы с красивого лица Сольвейг, не чувствуя, как сам плакал, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами. Серебровласая подняла на него полные боли и любви глаза, и мужчина вздрогнул, испугавшись, какую волну неизведанных до этого эмоций он ощутил, что всколыхнуло душу и заставило неистово биться сердце.
— Вам невероятно повезло, — прошептала Сольвейг, боясь, что миг встречи растает, словно дым. Она подняла руки и невероятно нежно, едва касаясь, дотронулась до щек Кастиэля.
— Вы ничего не помните. А я чувствую, что мое сердце вот-вот разорвется. Я бы хотела умереть прямо сейчас, ибо не в силах выдержать это. То, что пробудилось, уничтожит меня.
Кастиэль, не зная, что ответить, и не понимая, о чем говорит незнакомка, поддался порыву и судорожно обнял Сольвейг, чувствуя, как наконец-то жизнь зарождается в нем, как кровь способна разжигать кровь от искренних чувств, которые рождаются у единиц и даются немногим. Он зарылся носом в волосы Сольвейг, мечтая о том, чтобы на всю жизнь замереть так, держа в объятиях эту прекрасную, незнакомую, но в то же время такую родную женщину. В это мгновение пара почувствовала, будто находится одна на целом свете, все остальное рухнуло в пропасть и в мире существовали только лишь они.
Заклинание, дарованное самой талантливой волшебницей, растаяло, не выдержав натиска всепоглощающей Любви. Кастиэль все вспомнил, сжимая Сольвейг все сильнее, будто бы боялся, что он исчезнет, и знал, что так и будет. Он заплакал еще больше, не стыдясь своих слез, так как-то, что рождено любовью, не может быть постыдным. Боль, которая облегчалась слезами, позволила сохранить разум и не дала совершенно сойти с ума.
В этот момент Кастиэль и Сольвейг поняли, что такого испытания больше не выдержат. Это поняла и юная девушка, невольно ставшая свидетельницей встречи возлюбленных. Она поняла, что не в силах даже лицезреть Любовь такой силы, и поспешила отвернуться, так как она слепила ее. Наоми, заразившись болью, заплакала от жалости, не понимая, как можно разлучить такие любящие сердца. Возлюбленным ее матери был Кастиэль Бовари — и то, что его сын стал смыслом жизни Наоми, казалось таким правильным и естественным. Сам Хиро, узнав белокурую женщину, взял Еву за руку и, взглянув на Лизандра, изумленно спросил:
— Что здесь происходит? Как здесь оказалась Королева Соединенного измерения? И почему они с папой так обнимаются?
— Сейчас ты все узнаешь, — ответил Лизандр, и в его глазах мелькнул странный блеск.
— Наоми, ты должна сказать ему, — сказал Лизандр, когда все расселись вокруг круглого стола в гостиной. — Пришло время говорить правду.
— О чем? — переспросил Хиро, сложив руки на груди, и, усмехнувшись, взглянул на свою девушку. — О том, что Ева — это сбежавшая Принцесса Соединенного измерения?
