Столы можно поставить в ряд, или просто заставить ими помещение. Если их поставить в ряд или просто выставить в помещении – и толку от них не будет, и превышать один другого не особо сможет. Это есть формация коммунистическая.

А вот можно взять и поставить все столы – один на другой. Так, чтобы самый прочный и широкий стол стоял на земле, а все прочие столы – на сём столе в зависимости от их размеров. Это есть формация диктаторская, или лидерская, или монархическая.

Можно поставить несколько – к примеру десять столов на землю, а на них выставить девять столов поменьше, а на столы поменьше – выставить ещё 8 поменьше – и так до одного стола. Это есть формация демократическая.

Всё, конечно, хорошо, но люди – это люди, а не столы и не стулья. И так именно надо смотреть на людей. Человек сложнее и проще. Жизнь людей состоит из людей. Верба не понимал, ослеплённый желчностью. Но я понимаю.

Грязной посуды накопилась целая гора. Грязь каким-то неподдающимся объяснению образом объединила все эти приборы в скользкую субстанцию. Брезгливо как-то даже прикасаться к этому. Вонь и бесформенные остатки пищи, некогда бывшие чем-то весьма съедобным, склеили завтрак, обед и ужин Вербы в это творение кухонного интерьера. Надо было привести всё в порядок. Мыл по ощущениям много часов. Убивая смерть губкой, он ликовал и слушал музыку с приятным женским голосом. Из шума воды доносились отдельные слова. Посуда, наверное, тоже пела.

Не так бывает у Вертлюры. Он ведь педант. Посуду моет сразу. Каждую тарелку, ложку, вилку, даже кружку, чуть только доест. Мытьё посуды не отвлекает его от дум. Тучных и серьёзных дум о ненасущном. Он вдохновлён своей «несловесной теорией». Вот и Вербу он тоже заразил. «Несловеса, неслова, несловечки», – Вертлюре нужно играть со словом, так он ищет суть.

Вертлюра – человек безвозрастной. У него живой взгляд, но от недосыпания зелёные глаза вправлены в лососёвого цвета веки. На лице приятная щетина, не отталкивает, скорее благородная, частая, что придаёт Вертлюре благообразный вид. Стрижётся он не часто, так что блондинистые волосы обычно достигают середины позвоночника. Ходит всегда ровно и прямо, по-армейски вытянув все позвонки в упругую, но крепкую пружину. Походка его размашиста. Каждый шаг его отмеряет расстояние приблизительно в метр. Вертлюра высок и гордится своей слаженной фигурой.

Справедливости ради, стоит отметить, что и Вертлюра, и Верба были людьми приятной наружности. Но Верба в отличие от своего приятеля сильно сутулился, смотрел больше в землю, словно в поисках загробного мира. На лице его сидели блёклые карие глаза, никак не акцентирующие его внешний облик. Наиболее же примечательной чертой его лица был его большой, с надутыми губами рот. Во рту у него часто пересыхало, и губы тоже зачастую были сухими и обветренными, из-за чего он поминутно проводил слюнявым языком по ним, чтобы хоть как-то увлажнить.

Вертлюра появился, когда ему было шестнадцать – семнадцать лет. Потом ему исполнилось двадцать два, но порой он походил на пятилетнего сорванца. Однако чаще всего он находился в промежутке от тридцати шести до восьмидесяти трёх лет, и так ему было наиболее комфортно. Такие метаморфозы свойственны людям мыслящим, что аннулирует какую-либо необходимость в излишних рассуждениях.

Сейчас Вертлюра опять за работой. Он сконцентрирован на размышлении о структуре некоторых слов, дабы приподнять завесу над осознанием мира неслов.

«Нечаянно – не/ чая/ но, ни /Чайна, ни/ чай/ на: того 3 вариации;

Незабудка – не / «забудка», не/ за/ будка, (ещё можно – не/ за/ б/ утка, но слишком притянуто за уши), и того 2 вариации;

Филин – фи/лин (какой-то китаец), фил/ ин – 2 вариации…

Стоит ли это всё относить к формам неслов? – вопрос поставлен. Но выходит не то и не так. Даже эти вариации, хоть и хаотичны, что нельзя не учитывать в определении неслов, но всё же остаются словами. Эти слова в свою очередь дают ряд значений, но он скорее абсурден, а «неслова» по своей природе явно обладают смыслом, более того, зачастую являются воплотителями человеческих поступков.

Неслова различны, но действуют как единое бесконечное. Это я уже осознал, не потому ли так часто чувствую то ли в груди, то ли в голове вязкую, тягучую тревогу. Вряд ли, я на правильном пути. Бесконечное единение «неслов» я осознал ещё в тот миг, беседуя с назойливым реалистом, который утверждал, что все мы – физические существа, и дальше физической оболочки эта жизнь никуда не продвинется. Так и станемся прахом.

В то время я же утверждал, что есть Бог и иной мир, хотя этот мир не описан никакой определённой религией, потому что все они имеют общее, но их целью скорее является преумножение числа последователей. Но главное я осознал, что его слова беспочвенны, и даже вульгарны, поскольку, соприкоснувшись голой ногой с деревянным полом, я ощутил импульс, прошедший насквозь меня и повисший в воздухе. Этот импульс, некий ток, объединял меня, пол, спёртый воздух в помещении, моих собеседников, да и всё сущее в единой системе, или лучше сказать, в едином порыве, устремлении. Эдакое «магическое мышление» по Выготскому.

Хоть мы беседовали на конкретную тему, прибегали к противоречащей аргументации, и скорее говорили на разных языках, по крайнее мере со стороны складывалось именно такое впечатление, но в тот момент я осознал, что этим «богом» являются «неслова», организующие наш словесный мир. Слишком мудрёно, но по факту явление элементарное. Теперь стоит только дать убедительное толкование этому «явлению». Итак, к «несловам» можно отнести и слова, и материю, и мир нематериальный, и всё сразу вместе и порознь и … и. Запутался. Сложно же даются мне эти рассуждения. Мытарства прям какие-то.»

Так думает Вертлюра сейчас, когда Верба у себя дома намывает посуду.

Верба с Вертлюрой познакомились относительно недавно. Обычно Верба не придавал значения рассуждениям Вертлюры, поскольку считал их вздорными. Слишком размытыми были его формулировки, да и сам предмет рассуждений никак не соприкасался с его внутренним миром. Однако же тема «неслов» заинтересовала Вербу. Послушав своего приятеля-теоретика, Верба взял на заметку некоторую терминологию, а также начал применять эту идею в своих рассуждениях. Вербу заинтересовал вопрос деятельности. Верба частенько просматривал статейки с незатейливыми названиями, такие как «Путь к успеху», «Богатство за 10 минут», и прочую писанину для чайников в том же духе. В рассуждениях же Вертлюры Верба нашёл некую свежесть и сложность, граничащую с сумбуром, что было для него самого чем-то родным. Верба был человеком беспорядочным и любопытным. Но в данный момент он мыл посуду.

Вертлюра вновь посмотрел в свой блокнот, пробежал глазами по только что написанному тексту, и почувствовал, как далеко это всё от того, что хотелось бы увидеть. Он принялся за новые подсчёты, веря, что, возможно, на этот раз он придёт к какому-нибудь стоящему знаменателю. Теперь он предполагал, что математический подход может в не меньшей мере отворить дверь в неизведанный мир «неслов», сколь и лингвистические операции и изрядная доля осмысления. Математика давалась с трудом, хоть и являла почву для размышлений, причём они рождались, скорее, не из результатов математических расчётов, но больше от созерцания самих цифр и символов. 20202220002…Двоичные системы! Возможно, экраны тоже пользуются «несловами», потому что, как ещё объяснить столь великое разнообразие всего, что там происходит.

Будь люди поумней, мы бы давно вышли в новое измерение, пока же им хватило смекалки лишь на создание экранов. Заперли «неслова» в коробках. Живут в коробках, поэтому считают, что и прекрасный мир должен быть заточён. Нет, человечество ещё безумно молодо…

……………………………………………………………НАОБОРОТ……………………………………………………………………

В действительности могло быть всякое.

Я же, Якоб, посуду мою регулярно, но не сразу. В градации посудомойщиков я где-то между Вербой и Вертлюрой. До такой степени долго не мыть посуду, чтобы на ней появлялась плесень – со мной такого не случается. Но и намывать посуду каждый раз после приёма пищи у меня не получается. Я нормальный человек, поэтому мою посуду, как многие жители планеты Земля – не сразу, но и не откладывая на другой день. Только лишь иногда.