Движение песка у ног, слабое и неестественное.

Тяжелый ботинок опустился на что-то упругое, шевелящееся. Юрий так стремительно опустил автомат, что тот с глухим стуком уткнулся во что-то полупрозрачное, припорошенное оранжевыми песчинками.

Из под которых на Гарина смотрели затуманенные, но живые глаза.

Рхеец лежал на спине, забившись под капсулу. Его засыпало песком почти полностью, и он даже не предпринимал попыток вылезти наружу. Причина обнаружилась быстро – ему в бок вошел осколок обшивки, войдя глубоко под ребра. Ткань скафандра в месте пробоя затвердела, обволакивая изогнутый кусок стали и сохраняя герметичность, но сам костюм не был приспособлен к нахождению в атмосфере Лилии Восемь, не держал давление и, скорее всего, пропускал местную радиацию.

У рхейца не было оружия, он не был похож на солдата ни телосложением, ни амуницией. Скорее всего, специалист из обслуги сбитого фрегата.

Быстрый осмотр подтвердил предположение – полуживой противник был безоружен, одет в легкий скафандр, предназначенный для краткосрочных выходов в открытый космос, на голове у него был прозрачный пузырь-шлем из спасательного комплекта капсулы. На плече, на тонком оранжевом леере, болтался продолговатый маяк, мигающий алой лампой. Когда Юрий протянул ладонь, намереваясь раздавить или сорвать испускающий сигналы о помощи аппарат, рхеец слабо шевельнулся и безвольные, тонкие пальцы легли на запястье Гарина в тщетной попытке остановить. Но это был жест отчаяния – Гарин без труда довел задуманное до конца, стащив с леера маяк и раздавив его в кулаке.

Рхеец уронил руку и закрыл глаза.

Оставался еще маяк в самой капсуле, но Юрий рассчитывал справиться с этой проблемой посредством плазменной гранаты, все равно никто не услышит сквозь рокот и свист бури хлопок взрыва.

Он привычным движением снял с пояса граненую «банку» гранаты, положил большой палец на выступающий капсюль.

Перевел взгляд на неподвижную фигуру рхейца, зарастающую песчаным сугробом.

Судя по лицу, совсем молодой. Впрочем, в отношении Содружества с их пересадкой сознания этот факт вообще ничего не значил, в голове парня мог сидеть совсем другой человек, переживший собственное тело лет на сто. И, фактически, смерть для него была бы сущим избавлением, сознание просто перепишется в тело нового добровольца.

Юрий плохо понимал, как работает этот главный козырь Рхеи, позволяющий бесконечное число раз воскрешать своих павших воинов в новых телах, но, как ни странно, эта технология играла и на руку Империи. Она снимала с солдат моральную дилемму перед нажатием на спусковой крючок, позволяла не испытывать угрызения совести и прочие тяготы сомнений. Ведь легче убивать, когда нет никакого убийства. Все равно, что стрелять в управляемых тренировочным процессором синтов.

Это пока не выработается необходимая ненависть. Или равнодушие.

У Юрия не было ненависти к рхейцам. Ему нечего было защищать от чужого вторжения, кроме собственной памяти. Он сражался за Империю как за наследницу той Земли, с которой когда-то вылетел корабль поколений «Пилигрим-2», его малая Родина. Это было для него принципиально, но далеко от тех сильных чувств, которые можно было бы назвать ненавистью.

Равнодушным он тоже не успел стать, как не стремился. Он научился стрелять первым, бить без предупреждения и ломать под себя чужую волю. Но вот так, походя, убить беспомощное существо, пусть и врага, до этого он пока еще не докатился. Возможно, скоро, но не сегодня.

– Акт милосердия, – с раздражением на себя вздохнул Юрий. – Глупый акт никому ненужного милосердия.

Он вернулся к капсуле, опустился на колено возле неподвижного тела. Несильно, но требовательно толкнул в плечо.

Веки дрогнули и рхеец открыл глаза. Юрию показалось, что он уловил во взгляде удивление.

– Ты будешь умирать долго, – через внешние динамики сказал Гарин, глядя в темные, совсем человеческие глаза. – Но все равно умрешь. На своих не надейся, им еще долго будет не до тебя.

Юрию было плевать, понимал его рхеец или нет. Скорее всего, понимал, на лингво говорили почти все расы в обитаемом космосе.

Гарин поднял обессиленную руку спеца Содружества, чтобы тот мог ее видеть, вложил в ладонь гранату. Сжал своими пальцами его пальцы. Когда отпустил, то граната осталась в кулаке раненого.

– Сам решишь, когда уйти, – сказал Юрий, вставая и пятясь назад. – Легкая смерть.

Рхеец опустил руку с гранатой на свою грудь, долго и странно смотрел вслед удаляющемуся контрактору.

Юрий оказался прав – звук взрыва остался незамечен, лишь вспышка за песчаной пеленой, яркая и быстрая.

Через пару километров модулятор радостно сообщил, что обнаружил пеленг сигнальной мачты рейтар. Гарин свернул по направлению луча и перешел на бег, оставляя за собой право никому не рассказывать о проявленной слабости.

Белоснежная санитарная «каракатица» с красным крестом на стреловидной спине легко преодолела силовой барьер и аккуратно положила на песок ящики, оставленные Гариным у капсулы. После чего, сложив широкие щупальца под животом, развернулась в воздухе и устремилась прочь, оставляя позади пыльный шлейф. Юрий проводил летающего робота взглядом, помог Глебовичу подключить очередной генератор. Через несколько минут над их головой раскрылся широкий силовой веер, потрескивая и вибрируя под порывами ветра.

Со стороны фронта раскатисто взревело, переросло в монотонный гул – звуки сражения тонули в плотном пологе бури. Там, на плато Рандеву, имперские десантники вгрызались в оборонительные укрепления рхейцев, выросшие вокруг громадного промышленного комплекса. Штурм проходил нервно, не по плану. Чертова буря глушила аппаратуру и влияла на электронные мозги роботов. Судя по сводкам, из-за непогоды некоторые челноки сели в стороне от заданных точек, с еще одним вовсе отсутствовала связь. Хорошо, хоть бойцы оперативного вмешательства сработали как надо, вовремя уничтожив системы противовоздушной обороны рхейцев.

На внутреннем экране шлема мигнула красным пиктограмма Ярвиса. Мигнула и тут же вновь залилась спокойным зеленым цветом, как и имена других членов группы. Со стороны позиции Рэнта запоздало долетел характерный лязгающий клекот рельсового пулемета. Следом ожил наушник, раздался смущенный голос контрактора:

– Отбой тревоги. Померещилось… Проклятый песок…

Ярвис и Одучи прикрывали периметр с разных сторон, оседлав вышки пулеметных турелей. Несмотря на то, что у них в распоряжении были довольно мощные сканеры местности, рейтары то и дело открывали огонь по всему подозрительному, не полагаясь на показания техники. Юрий не возражал, лишь предостерег:

– Не сбейте наших «каракатиц». И не забывайте о докладах.

– Усек, – ответил Ярвис.

– Одучи услышал, – отозвался урсулит.

Пока Юрий и Тихомир завершали монтаж периметра, затягивая защитным полем последние пробелы в силовой полусфере, «каракатицы» несколько раз возвращались с передовой, бережно транспортируя раненых и мертвых десантников. Таковых было немного, но помимо лагеря лейтенанта Си Илата действовало еще два санитарных пункта, как дела обстояли там, Гарин не знал.

В какой-то момент забарахлила связь и Тихомир ушел ремонтировать антенну. Когда Гарин завершил свою работу, Глебович все еще пыхтел над раскрытым корпусом отрядного коммутатора. Во время спуска с орбиты тяжелый «монолит» устройства выскользнул из креплений и метался по капсуле, чудом не расплющив Тихомира.

– Что-то критичное? – осведомился Гарин.

Погруженный в работу Глебович раздраженно замычал, ответил, словно выплюнул:

– Жить будет.

И добавил:

– Укатали сивку крутые горки.

Фразу Юрий не понял, но от товарища отстал. Тот и так хорошо потрудился – в тактическом режиме Гарин видел сеть сигнальных ловушек вокруг лагеря, напрямую связанную с замаскированными автоматическими турелями.

В наушнике щелкнуло, в уши ворвался напряженный шепот Одегарда: