Отсюда можно было сделать только один вывод: бывший президент, перед лицом мировой общественности наглядно убедившийся в том, что "великие идеи", которым он посвятил всю свою жизнь, так и остались идеями, что пути реализации его несбыточных мечтаний так и не найдены. Как ни странно, против всяких ожиданий он отнюдь не полез в петлю и не превратился в пьяницу, валяющегося под деревенскими заборами...

Очевидно, тот сказочный героический мир без окон, без дверей сделал этого чудака, живущего в одиноком доме вдали от города, неуязвимым от любых смертей, ран и болезней...

...Перед его глазами всплыло лицо экс-президента...

На этом худом, изрезанном морщинами лице, более похожем на лицо камнетеса, чем ученого, застыло странное выражение страха.

...Помощник включил радио и приглушил звук.

- ...состоится встреча с семьями жертв трагедии. Прямую телевизионную трансляцию этой встречи вы можете увидеть примерно в двенадцать часов... спокойно проговорил диктор.

...Говорят, что и бывший спикер, как ни в чем ни бывало, чувствует себя отлично. По сообщениям, он все так же жеманно поглядывая из-за очков, сидит в светлом кабинете штаба своей партии, со спокойной уверенностью, выдержанно, размеренным голосом проводит совещания, пресс-конференции, одним словом, занят тихой борьбой. Борьба бывшего спикера это долгий и утомительный процесс, наподобие того, как вода камень точит... - подумав, зевнул он. Веки снова слезились. Клонило в сон...

...И спикер, как остальные члены бывшего правительства, вкусил сладость царской жизни. Про всей вероятности, вкусил ее больше и основательней прочих. К тому же, судя по всему, бывший спикер в отличие от остальных, хотел еще чего-то, большего.

...Это тайное желание ощущалось еще в то время, когда перепуганные члены бывшего правительства, не успевшие сбежать за границу, выходили по одному на трибуну и что-то лепетали с мертвенно бледными от страха лицами, а он с равнодушным видом сидел в зале среди остальных, а потом с тем же равнодушным видом вышел к трибуне и, бросая в зал ядовитые слова, вызывая переполох среди собравшихся, и в жеманной походкой покинул зал - во всем ощущалось, что жаждет он более серьезного, чем просто сладкая жизнь властителя.

Несмотря на легкое раздражение, сонливость не отпускала. Откуда, подумал он, - в них появилась эта самоуверенность?!. Эта совершенно неуместная привычка охватила чуть ли не всю страну.

Он вспомнил возбужденные, взволнованные лица семнадцати восемнадцатилетних журналистов, собравшихся вчера на пресс-конференцию...

Положение этих молодых людей тоже отчаянное. Вывести детей из этой эйфории, вызванной инъекцией "демократической анархии" или "анархистской демократии", которая изменила чуть ли не все их генетические показатели, становится одной из насущнейших проблем. Видно было, что эта неопытная молодежь нуждалась в первую очередь, в непознаваемой и недостижимой внутренней свободе, обычной свободе поступков, в самостоятельности больше, чем в какой-то национальной свободе и независимости.

...Он вспомнил, как дрогнуло его сердце, когда на вчерашней пресс-конференции к микрофону вышла студентка лет шестнадцати-семнадцати, поправляя одной рукой очки, а другой, с зажатым в ней блокнотом, пытаясь прикрыть глаза от яркого света прожекторов, постоянно облизывая пересохшие, потрескавшиеся губы, задала ему вопрос, совершенно не вязавшийся с ее щуплой фигурой:

- Кто вы, господин Генерал?..

Для этой маленькой девочки, судя по всему, важен был не столько его ответ, как возможность задать этот вопрос. Это наподобие того, как после длительного пребывания в тесноте вдруг оказываешься на открытом просторе и, утратив равновесие, становишься просто неуклюжим.

Видно, люди восприняли независимость страны, освобождение народа из-под власти другого государства как личную свободу. Точнее, "певцы свободы" именно так преподнесли народу понятие "свобода". Теперь же ему предстоит нечто, подобное попытке развернуть тяжелый грузовик на узкой дороге. Надо будет объяснить народу, что означает понятие "свобода", что освобождение от власти другого государства означает подчинение законам своего государства, и эти законы вовсе не мягче "чужих" и т.д. и т.п.

- Господин Генерал, на который час перенести встречу с послом?

Ему вспомнилось четырехугольное, похожее на старое радио, лицо посла.

- На четыре...

...Как же теперь объяснить людям, - думал он, - что "свобода", "независимость" - вообще понятия относительные?!. Какое государство сейчас можно назвать полностью независимым, какой народ можно считать совершенно свободным, если все страны и народы зависят друг от друга, по меньшей мере, в политическом и экономическом отношении?..

- Предупредили семьи погибших?..

- Так точно, господин Генерал.

- Сколько их всего?..

- Приблизительно тридцать семь.

- Опять приблизительно...

Помощник побледнел:

- Если точно, то тридцать шесть. Один человек...

... А если взять глубже, что же такое свобода?.. Странно, но до сих пор он почему-то как-то серьезно никогда не думал об этом. Не хватало времени или не было необходимости разбираться в этом так детально, как он любил разбираться во всем?..

А может быть, вся эта жизнь, эта спешка, крупные и мелкие, кажущиеся сложными программы, все эти взлеты и падения, опасные ночи и напряженные дни - все это, сам того не подозревая, и совершает он во имя этого нечто, именуемого свободой?!. Может быть, с детских лет он и делал то, что лепил свою свободу?!.

В окно было видно серое озеро, с выступившим по кромке берега толстым слоем отложений соли...

... Кортеж въехал в небольшой поселок, от пасмурного неба кажущийся еще серее и больше похожий на неоконченную стройку, чем на городок...

... Нажав кнопку, опустил окно, посмотрел на выстроившихся вдоль дороги, кричащих и приветственно машущих ему людей.

- Да здравствует!.. Слава!.. Слава!..

- ...и еще... утром звонил поэт... - сказал помощник, и не обращая внимания на кричащих снаружи людей, нажимал кнопки телефона, - ... просил вашего разрешения тоже присутствовать на встрече...