- На митинги шли, в основном, недовольные всем на свете, а более всего - своей несчастной, безрадостной судьбой, - вздыхали старики, - гнев и озлобленность долгие годы откладывались, каменея в телах, в каждой мышце этих людей, и теперь, стискивая в кулаках, как булыжники, свою боль, они находили в этом отдушину.
- Здесь можно было найти кого угодно. Это в некотором роде напоминало народные торжества, всеобщее празднество. На Площади каждый демонстрировал, на что он способен. Молодые поэты читали с трибуны стихи, певцы - пели, философы рассуждали об отдельном народе или всем человечестве, синоптики сообщали прогноз погоды, полицейские рассказывали о подозрительных происшествиях в городе, врачи учили оказывать первую помощь, если с кем-то случится обморок, школьники, прогуливающие уроки, влезали на деревья, свисали с веток и с криками "Свобода!" швыряли в людей чем попало, а иногда и сами сваливались им на голову.
Сердце радовалось здесь даже в минуты массовой скорби и плача, даже когда поминали погибших.
За последнее время люди настолько привыкли собираться здесь, что если митинга не было, в их сердца закрадывалась смутная тревога. Они становились злыми, нервными, ругали государство, беспричинно ссорились, дома по вечерам строили разные планы и искали повод для очередного митинга, которые стали для них столь же насущной потребностью, как воздух вода.
Да и сколько можно было, стиснув зубы, работать в своих конторах, изо дня в день, перекладывая одни и те же бумажки, а по вечерам вяло жевать ужин, глядя пресные программы по телевизору?! Сколько можно было, изнывая под палящим солнцем или от пронизывающего ветра, часами простаивать на улицах, чтобы помахать рукой главам иностранных государств, неизвестно зачем приехавшим сюда. Сколько можно было со стороны наблюдать за тем, что происходит в городе, в стране, читать подстриженные на один лад газеты, напичканные разными законами и постановлениями?!.
Митинги положили конец этой однообразной жизни, от которой несло затхлостью болота. Здесь каждый почувствовал себя человеком, способным с чем-то не согласиться, за что-то бороться. Разве этого мало?.. На митингах народ ощутил свою силу. И ко всему, даже к семейным проблемам люди стали подходить с точки зрения общественной пользы. Народ вдруг пробудился ото сна. И это пробуждение всколыхнуло всю страну. Из городов и сел вознесся к небесам гул, подобный подземным толчкам.
Каждый по-своему вспоминал, как попал под влияние людей, шагающих с сияющими лицами и со знаменами в руках в первых рядах народного движения.
Одни утверждали, что этим людям удалось так быстро заслужить уважение и доверие народа, потому что, оказавшись на Площади, они смогли стряхнуть привычную для них личину солидной номенклатурной неприкосновенности, в первый раз заговорили с народом на простом человеческом языке.
Другие же говорили, что они играли на самых тонких струнах в душах людей. Использовали определенные, отработанные веками приемы для достижения власти; видно, людям нравилось ругать, освистывать на стотысячных митингах тех, кого они долгие годы тайно ненавидели - высокопоставленных чиновников, известных ученых, просто богатых людей. Этому горячему и страстному народу понравилось кричать хором, демонстрируя свое могущество, на что-то нападать, что-то захватывать, бить витрины и так далее.
- Это древняя черта, присущая многим народам, - говорили историки. Генетическая память народа, с древних времен воспитанного на зрелищах публичных казней и черпающего в подобных зрелищах своеобразную силу, безусловно не могла не привлечь его к этим массовым актам демонстрации собственного достоинства.
- Кто бы поверил, что в то время как бурная волна демократии всколыхнула почти все регионы бывшей империи, эти несостоявшиеся ученые с крестьянским сознанием, с трудом освоившие свою специальность, неожиданно для себя смогут всякими теориями подчинить себе бурные площади и создадут невиданное в истории, не влезающее в рамки никакого государственного устройства, политического режима "бандитское государство"! - говорили, поправляя очки на серьезных лицах некоторые интеллигенты.
- Сам Господь не разберется в их делах, - возмущались люди.
Да покарает их всевышний, как он уже покарал нас!.. Чего мы только за этот год не насмотрелись?! Хлеба, и того нас лишили. Что это были за времена, о Господи?!. Да уйдут те дни бесследно и никогда больше не вернутся. Из-за куска хлеба люди с ночи собирались всей улицей, бросали жребий, раздавали номера, задолго до рассвета толпами выходили на улицы, чтобы занять очередь в хлебных магазинах. Улицы напоминали дореволюционные рабочие поселки.
- А потом прошел слух, что новая власть где-то за границей купила много муки, и люди больше не будут мучиться без хлеба. Хлеб испекли, развезли по магазинам. Ну это был и хлеб! Только положишь в рот, а он тут же превращается в скользкий пластилин и липнет к челюсти. Потом выяснилось, что кто-то там, наверху, заключил за границей договор и закупил массу комбикорма, чтобы накормить людей.
- Что же дальше будет? - вздыхали люди. - Эти бессовестные уже и свиным кормом нас кормили.
Они планировали отдать здание Академии Наук под родильный дом, Союза писателей - иностранному посольству, театры - под биржи труда. Ликвидировав симфонический оркестр, они отправили хилых, плохо видящих музыкантов на фронт - сейчас, мол, не до симфоний. Кто из музыкантов погиб, кто вернулся контуженным. Министр культуры - бывший агроном-инженер - приказом отменил виолончель как инструмент. "Скрипка, тромбон, контрабас, будь они прокляты, еще на что-то похожи. Но кому нужна эта виолончель?! Какая-то большая скрипка, сунул между ног и играешь".
- Всего десять дней, как пришли, и вдруг слышим, рушится здание президентского дворца.
Здание и в самом деле рушилось. Словно черный всесжигающий, разрушительный смерч ворвался в это красивое пятнадцатиэтажное здание с дымчатыми окнами. По слухам, во дворце шла нешуточная война, стекла некоторых окон были выбиты летящими в пылу этой войны стульями. Позже стало известно, что таким образом лидеры партии "Свобода" делили должности.
