- Клянусь Господом, я не знаю, что я сделал плохого, - всегда говорил Реми, потеряв работу. Единственное, спел песенку и, может быть, станцевал джиггу. Вот и все.
Старшие братья и сестра Реми всегда смеялись над его доказательствами, но Симона де Монтиньи никогда не смеялась. Особенно после того, как Реми стукнуло двадцать один.
- Послушай, Реми, - наконец, сказала Симона. - Куда это годится, что твои братья и сестры и я должны нести за тебя твое бремя забот? Ты надеешься, что мы будем всегда тебя кормить, при том, что ты ничего не делаешь?
- О ма, я не виноват с этой последней работой. Клянусь тебе, все, что я сделал,..
- Хватит, - отвечала Симона, - сейчас тяжелые времена для всех нас и без того, чтобы терпеть твои глупости. Тебе пора стать мужчиной.
- Но у меня нет работы, - возразил Реми. - Я ничего не могу с этим поделать. Клянусь тебе...
- Ты сильный здоровый мужчина, - прервала его Симона. - Ты можешь поступить в армию.
- В армию!? - в ужасе завопил Реми.
- Да, - повторила Симона. - В армию.
Так Реми ушел в армию. Это не приносило большого дохода, ну и ладно. Его хорошо кормили три раза в день, и ему не надо было заботиться об одежде или крыше над головой. Ему даже предоставили отпуск, чтобы он мог присутствовать на свадьбе старшего брата. Для Реми это была неплохая жизнь и, если с его отъездом в доме де Монтиньи не стало слышно смеха - ну что же, времена были тяжелыми и у кого хватало времени, чтобы смеяться? Уж конечно, не у Симоны де Монтиньи.
Реми выглядит как Пишетт, думала Симона, но во всем остальном он очень походил на отца. Слава Богу, что другим это не досталось.
Они действительно были совсем другими. Правда, Этьен был внешне очень похож на отца, а Кристоф унаследовал его рост и стройность, но на этом сходство кончалось. Что касается девочек - Жозефины, Шарлотты и Сесиль, они во всем походили на Пишетт. Невысокие, коренастые и склонные к полноте. Хлеб, картошка и макароны были дешевыми и сытными, и они этим пользовались во всю. Симона де Монтиньи никогда не обольщалась, что у нее самая красивая семья в мире, но она воспитала в своих детях скромность, чувство собственного достоинства, любовь к труду и они всегда держались вместе.
Осебенно Этьен и Кристоф, думала она, наблюдая за сыновьями, подходившими к ней с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Они хорошие мальчики, могут подурачиться, но всегда в меру, не забывая своего места и не в ущерб работе. Нет, это никогда.
- Выпей шампанского, ма, - сказал Кристоф.
- Mon madit fou* **Сумасшедший мой (фр.)** , - сказала Симона. Клянусь, Кристоф, если ты сегодня напьешься, я не буду кормить тебя целую неделю.
- Слыхал, Тьен, - спросил Кристоф. - И дня не прошло, как ты ушел из дома, а уже мне одному приходится выносить ее плохой характер.
Этьен поднял бокал.
- Будем здоровы, ма.
- Будем здоровы, ма, - сказал Кристоф. - Ма, если ты напьешься сегодня, я не буду кормить тебя целую неделю. Как ты считаешь?
Они стояли тесным кружком, получая удовольствие от общения друг с другом.
Они так близки, Кристоф и Этьен, думала Симона. У них разница в одиннадцать месяцев, но они похожи на близнецов. Если один соврет - другой поклянется в этом.
- За твое большое счастье, Тьен, - сказала Симона и подняла бокал.
- Она идет, - воскликнула одна из подружек невесты. - Наконец Анжелика идет.
Этьен не сводил глаз с матери.
- Спасибо, ма, - сказал он и поднял свой бакал, чтобы чокнуться с ней.
- Скорей, Этьен. Тебя ждет невеста.
- Ма?
Глаза Симоны были скрыты бокалом.
- Скорей, Тьен.
- Ма?
- Ради Бога, - сказал Кристоф и слегка подтолкнул брата. - Иди.
Этьен и Анжелика де Монтиньи выходили под градом риса и розовых лепестков - последнее было расценено всеми присутствующими как пустая трата денег - и под звуки нанятого оркестра, игравшего "La valse de la Mariee"* **"Вальс новобрачной"** .
Хорошо, думала Симона де Монтиньи. Все в порядке.
- Ма? - сказал Кристоф.
- Что?
- Ма, как ты думаешь...
- Ради Бога, Кристоф, - сказала Симона. - Найди своих сестер и брата. Нам пора домой.
Все они собрались вокруг нее, все.
- Ма? - сказала Жозефина.
- Что?
- Ничего.
- Ма, - сказала Шарлотта.
- Ма, - сказал Реми.
- Боже мой, - воскликнула Симона. - Кого я родила? Стадо овец, которые только и могут сказать ма, ма, ма. Пошли. Нам пора домой.
Глава четвертая
Воротник белой крахмальной рубашки Этьена де Монтиньи был таким тугим, что ему казалось, будто его шея охвачена кольцом огня, и каждый раз, когда он поворачивал голову, ему становилось еще хуже. Но как можно вести машину не двигаясь. С машиной тоже было не все в порядке.
- Неужели ты не мог найти ничего получше? - спросила Анжелика, увидев ее.
Это был зеленый "Форд родстер" двухлетней давности. Он принадлежал хозяину Этьена, Джеку Энджелу, который дал ему напрокат на время медового месяца после многочисленных просьб со стороны Этьена и сообщив предварительно огромное количество сведений по поводу предосторожностей и уходу во время вождения.
- Послушай, - ответил Этьен. - Мне повезло, что я вообще достал машину. Чего ты ждала? Что это будет "Паккард лимузин"?
- Да, - сказала Анжелика и отвернулась к окну.
- Боже мой, - с горечью ответил Этьен, стараясь просунуть палец за край воротничка. - Странные у тебя идеи.
Это было правдой. Например, это сумасшедшее желание провести в Бостоне весь медовый месяц, хотя они могли поехать прямо на квартиру, которую сняли, и через месяц закончить с устройством. Целый месяц аренды просто на ветер, думал Этьен, только потому, что так хочет Анжелика. Ну ладно. Это ее свадьба и ее медовый месяц, и пусть она теперь убедится, какой у него хороший характер, потому что все должно пойти по-другому, когда они вернутся в Ливингстон. Анжелике только семнадцать лет и, как бы он ее ни любил, ей придется научиться ответственности, которую несет замужняя женщина.
- Почему ты заставила всех ждать во время приема?
- Да? - спокойно сказала Анжелика. - Ты имеешь в виду ждать меня Этьен?
- Ты чертовски права, я именно это имел в виду, - ответил он. - Не очень-то красиво выглядит, когда женщина заставляет мужа болтаться просто так.