На следующий вечер Анжелика опоздала ровно на двадцать минут.

Она не сказала ни слова, садясь в машину. Она просто сидела и смотрела на него.

- Ну, я сказал ей, - наконец произнес Билл.

Глаза Анжелики просияли.

- Что она ответила?

- Ничего особенного.

Глаза Анжелики с жадным блеском пожирали его.

- Но ведь что-то она сказала. Она плакала?

Билл посмотрел на нее.

- Конечно, нет, - сказал он. - Джилл никогда не плачет. Она не верит слезам.

- Ну, так что же она сказала? - с нетерпением спросила Анжелика.

- Ничего, говорю тебе, - сказал Билл. - Она сказала: "О'кей", что она знала, что меня что-то беспокоит. А потом сказала, чтобы я шел домой. - Он включил передачу. - Я не хочу больше говорить о Джилл.

Он поехал в Олений Парк и остановил машину в самом темном месте.

- Ты ничего не забыл? - холодно спросила Анжелика, когда он потянулся к ней.

- Что?

- Я никогда не говорила, что буду твоей девушкой.

- Но ты будешь, - резко сказал Билл и грубо притянул ее к себе. - Ты будешь. - Он начал ее целовать. - Скажи это, Анжелика, скажи сейчас.

И вдруг она перестала сопротивляться, перестала действовать холодно и безразлично.

- Да, - сказала она в его губы. - Да, да, да.

Наступила зима, которая в этом году принесла не только холод, лед и снег, но такую бедность, которой город никогда не знал.

Северо-восточная Мануфактура умерла. Казалось, что великан покатился и умер, и агония его длилась целую неделю. Однажды, когда фабрика работала как обычно, сын старого Лоренса Арчибальда, Лоренс-младший, собрал всех рабочих и объявил им, что через семь дней Мануфактура временно закроется.

- Что значит временно? - хотели знать рабочие.

- Да. Сколько это временно?

- О, всего неделя или две, - сказал Лоренс Арчибальд младший, и рабочие поверили ему, как всегда верили его отцу.

Главы домов Арчибальдов, Этвудов и Истменов представляли отцов города, которых рабочие наделяли добродетелями справедливости и правды. "Владельцы" позаботятся о наших детях. Ничего не может случиться, если ты работаешь на Мануфактуру.

Но одна-две недели Лоренса Арчибальда младшего обернулись тремя, четырьмя, а затем шестью и в конце концов двумя месяцами, в то время как на город давила зима.

В Ливингстоне уже знали о "Депрессии". Она немного коснулась их, нанося удары здесь и там. Стало не хватать вещей, работа шла вяло, деньги приходилось растягивать, но на самом деле беспокоиться было не о чем. Мануфактура заботится обо всем; а теперь Мануфактура перестала существовать.

Бедным плохо быть в любое время, но быть бедным зимой в Нью-Гэмпшире - это выше человеческих возможностей. Но люди все-таки держались. Отдел социального обеспечения существовал всегда и находился в здании ратуши, но большинство жителей и не подозревали о его существовании. А теперь вдруг он стал точкой, где сфокусировалась их жизнь, потому что без него не было ни еды, ни одежды, ни топлива и нечем было заплатить доктору или дантисту. Гордость стала самой дорогостоящей вещью в мире, потому что лишь немногие могли себе позволить иметь ее.

Но были люди, лично которых Депрессия почти не коснулась. Например, Фредерик Эндикотт, у которого была надежная работа в Компании по энергетике и освещению, или Моника Бержерон, которая не зависела от фабрики. Их дети не питались едой и не носили одежды, выдаваемой на пособие. На самом деле, той зимой Анжелику Бержерон и Билла Эндикотта мало что интересовало помимо их двоих.

Время шло, и Билл Эндикотт худел и становился более нервным. Его мать считала, что он слишком много занимается.

- Ты должен немного отдохнуть, Билл, - сказала она. - В конце концов, тебе не надо проводить в библиотеке каждый вечер. И ты должен больше спать по уик-эндам. Каждую пятницу и субботу тебя нет до часа или двух ночи. Честно говоря, я не знаю, о чем ты можешь говорить с товарищами столько времени.

Билл не отвечал матери. Его отец молчал, но было бы ошибкой считать, что Фредерик Эндикотт не догадывается о происходящем. Фред Эндикотт никогда не был глупцом. Он-то знал, на что Билл тратит свое время. Он заходил пару раз в библиотеку, когда предполагалось, что Билл занимается, но Билла там не было видно.

За кого же сын принимал его? Прежде всего каждый вечер Биллу нужна была машина, и старина Фред Эндикотт чертовски хорошо знал, для чего она ему нужна. Для того чтобы забрать свою канадскую девчонку и спать с ней, потому что, можно поспорить, больше ему негде было с ней спать. Билл ни разу не просил разрешения привести Анжелику в дом, и потому эта бедная Паула считала, что он перестал с ней видеться. Да, вот такая была женщина Паула Эндикотт. Она была леди, а леди не может даже подумать, что ее собственный сын развлекается в машине с канадской девчонкой.

Так оно и есть, думал Фредерик Эндикотт. В конце концов, то, о чем Паула не знает, ее и не расстраивает. Мальчик, мальчик. Судя по тому как он выглядит, он должен получать сполна по ночам. Он стал худым, как щенок, и раздражительным, как кошка. Плохо, что ребенок такой замкнутый. Фред Эндикотт поспорил бы на что угодно, что его мальчик рассказал бы ему кучу вещей, если бы захотел. Очень плохо, что он не может привести ее домой. Сколько времени прошло с тех пор, как Фредерик Эндикотт сам получал большое удовольствие от вида свеженьких французских ножек.

Дом Билла не был единственным местом, закрытым этой зимой для него и Анжелики. Мало-помалу он начал осознавать, что все его товарищи перестали приглашать его на вечеринки. А если и приглашали, то всегда говорили:

- Проходи один, Билл. У нас и так слишком много девочек.

- Почему мы никуда не ходим, кроме кино? - спрашивала Анжелика. - Бен Рассел устраивал дома вечеринку в прошлую пятницу. Как могло случиться, что тебя не пригласили? Я думала, что вы с ним большие друзья.

- Если мы с Беном вместе играем в футбол, это не означает, что он должен приглашать меня на все свои вечеринки, - защищаясь, сказал Билл. - И кому нужна эта глупая детская вечеринка?

- Мне, - ответила Анжелика. - Линда Бейкер, Джейн и Марта, и другие ребята были приглашены. Я хочу знать, почему тебя не пригласили.