– О, Сан Саныч, ты ко мне?

– Да, дорогой мой друг, к тебе!

– Слушай, я сейчас спешу на самолёт. Давай как-нибудь, потом встретимся, просто сейчас реально некогда.

– Пётр Сергеевич, боюсь, что отложить наш с тобой разговор, который должен состояться прямо сейчас, я не могу. Это будет огромной ошибкой и для тебя, и для меня.

– Ну, хорошо, у меня есть лишних десять минут, но не больше.

– Я надеюсь, что мне их вполне хватит… Ты лучше присядь, а то услышанное может тебя не много, не мало шокировать.

–Ну, хорошо, но только я тебя умоляю побыстрее, – быстро и нервно промолвил Пётр Сергеевич.

– Двадцать лет и один день назад, я подписал бумаги о неразглашении информации.

– Что, какой ещё информации? – изумлённо спросил Волков.

– До этого, на протяжении нескольких недель, а может даже и нескольких месяцев. Я уже не помню, захаживал ко мне полковник КГБ. Звали его Храмцов Никита Александрович, а приходил он ко мне по твою душу…

Далее Александр Александрович рассказал, всё то, что происходило чуть более двадцати лет назад. Он пытался вспомнить каждый момент, каждого слова, каждого диалога, и каждого указания, который давал ему Храмцов.

– Мной интересовалось КГБ, они даже не интересовались, а пытались меня убить? – удивленно, и напугано спросил Пётр Сергеевич.

– Они не пытались тебя убить, они пытались сделать так, чтобы дело не дошло до твоей ликвидации, ведь они действительно считали тебя опасным для общества. Но это совсем не главное, что я хочу тебе рассказать.

– Хм… А что может быть главнее этого?

– Друг мой, разве ты не опаздываешь на самолёт?

– Да какой уже самолёт, поеду как-нибудь в другой раз. Что-то мне стало нехорошо…

– Что, сердце прихватило?.. Тебе нужно прилечь, давай я вызову неотложку, – растерянно проговорил Сан Саныч.

– Нет, уже отпустило, просто такая информация, которую достаточно сложно переварить… Так что там главнее этого, что ты мне хотел ещё сказать?

– Ну во-первых, за тобой на протяжении всех этих двадцати лет следили.

– Что? – изумлённо спросил Пётр Сергеевич.

– Я это знаю, потому что при подписи бумаг о неразглашении, это было там написано. Пётр пойми, тебя считали опасным из-за твоего ума. Ты пытался создать машину времени, потом создал экстракт вечности и много чего ещё. Ты действительно гений современности!

– Меня хотели убить, а потом ещё и следили за мной целых двадцать лет из-за того, что я гений?

– Нет, Пётр Сергеевич, я опять же повторюсь. Тебя никто не хотел убивать, тебя хотели просто оградить от негативных последствий, а потом следили из-за того, чтобы ты опять не влип в какую-нибудь историю.

– Да какую ещё историю, ты о чём?

– Ну а вдруг ты опять загоришься идеей создать нечто. А вдруг это нечто окажется неким оружием? Вдруг это нечто уничтожит всё вокруг?

– Сан Саныч, ты, что такое говоришь? – ещё более удивлённо спросил Волков.

– Да, нет, я просто рассуждаю, так же, как рассуждал Храмцов. Он видишь ли промыл мне мозги по поводу тебя.

– Ах, промыл мозги, и ты решил предать собственного друга?

– Нет, просто там были обстоятельства, которые заставили меня…

– Какие ещё обстоятельства? Почему ты не рассказал об этом раньше?

– Я же сказал, что подписал бумаги. Я ждал целых двадцать лет, чтобы непременно рассказать тебе это. Да ты хоть понимаешь, что мне угрожали, угрожали моей семье?

– Тебе угрожали? – совершенно удивлённо спросил Волков.

– Да, представь себе, мне говорили, что как минимум отрежут язык. Это, по-твоему, не угроза?

–Мда, дела…. Ты меня просто убил своим рассказом. А что теперь за мной не следят?

– Я думаю, что нет! Ты ведь эти двадцать лет, прожил как, нормальный среднестатистический человек. И поэтому ты им сейчас совершенно не интересен, к тому же СССР давно распался, власть не раз поменялась, да и КГБ уже давно нет.

– Хорошо, это я как-нибудь переживу… Рассказывай лучше, что у тебя там во вторых?

– Ты уверен, что хочешь это услышать? – неуверенно спросил Сан Саныч.

– Ну да, хочу. Ту же ради этого сюда и пришёл. А что, там что-то очень серьёзное и важное для меня?

– Для тебя, да…

– Ну, тогда, я в предвкушении, – грустно и неохотно ответил Волков.

– Дело в том, что… Нет, я пожалуй не так начал, будет лучше вот так…

– Как? – спросил Пётр Сергеевич.

– Ты помнишь Алексина Андрея Андреевича?

– Ну, да, конечно, ты сам приставил его ко мне. Мы проработали с ним несколько месяцев, а потом я его выгнал… Он меня подвёл немножко…

– Дело в том, что когда твои сёстры, Алевтина и Зинаида, уехали навсегда в Санкт-Петербург, ранее Ленинград, вместе с твоим сыном, от которого ты отказался, они сразу же поменяли ему имя, фамилию и отчество.

– Так, подожди, а причём тут мои сёстры и сын? Зачем ты начал о них говорить?

– Тот самый Андрей Андреевич был твоим сыном, которого звали при рождении Волков Богдан Петрович.

– Что, этого не может быть…

– Может, это совершенная правда! Полковник Храмцов доказал мне это, а потом, как я пообщался с Андреем, я сразу же понял, что он был прав. Видимо КГБ специально прислали к нам Алексина, что бы…

– Что бы, что? – злостно спросил Волков.

– Что бы вы вместе доделали-таки лариус, и что бы тебе потом отказала комиссия.

–Что, я тебя сейчас правильно понял? Так получается, ты знал, что Алексин мой сын, и не сказал мне этого, и к тому же ты знал, что мне так и не дадут Нобелевскую премию за лариус? Да ты хоть знаешь, как я обошёлся со своим сыном, тогда, двадцать лет назад?.. Я обвинил его во всех смертных грехах, и чуть ли не вышвырнул из столицы с позором. Ты понимаешь, что ты наделал?.. Я бы мог иметь сына, мне был дан второй шанс, который я просто на просто просадил из-за тебя… Если бы не ты, то всё бы сейчас было бы по-другому.

– Я ни в чём не виноват, друг мой. Я лишь делал то, что мне говорили, боясь за то, что пострадает моя семья.

– Да плевать мне на твою семью, из-за тебя я уже, во второй раз лишился своей. И ты мне больше не друг, я не желаю больше с тобой разговаривать. Пошёл вон от сюда. Вон там дверь, – злостно, со слезами на глазах, ответил Пётр Сергеевич.

– Ну как знаешь, я лично выговорился, моя совесть теперь чиста, и мне даже стало легче. Прощай, Волков Пётр Сергеевич, ты был хорошим другом.

Сан Саныч с грустью на лице покинул квартиру Петра Сергеевича, и больше никогда в неё не возвращался. Волков продолжал сидеть на том самом стуле, на который его посадил Ковалёв, ещё несколько часов. Он прокручивал у себя в голове, всё, что ему только что сообщил уже бывший друг. За эти несколько часов, он понял, что прожил неправильную жизнь, жизнь никчемного человека. «Но ведь всё ещё можно было исправить» – подумал Волков, и ближайшем же рейсом на самолёт, отправился в Санкт-Петербург. Пётр Сергеевич располагал достаточно крупным авторитетом, благодаря которому, он мог поднять свои многочисленные связи, и узнать всё, что ему было необходимо, этим он и воспользовался, когда приехал в пункт назначения. Но информация, которая ему была предоставлена от так называемых связей, окончательно расстроила, уже совсем не молодого Пётра Сергеевича.

Дело в том, что после того, как сёстры Алевтина и Зинаида забрали маленького Богдашу в Ленинград, они действительно поменяли ему полное имя, и придумали для него легенду об его родителях, мол, они разбились в автокатастрофе. Более того, сёстры поменяли и себе фамилию, они договорились, что больше никогда не будут произносить вслух свою настоящую фамилию. Но через шесть лет Алевтина познакомилась с известным врачом того времени, и уехала с ним за границу. А Зинаида, так и осталась опекать маленького Андрея, пока ему не исполнилось двадцать пять лет. Зинаида умерла от рака лёгких, и Андрей Алексин остался совершенно один. Но вскоре он сам решил отправиться в Москву по программе обмена кадрами. Там он и встретил Петра Сергеевича. После обратного отъезда в Ленинград, Андрей Андреевич сильно разочаровался в себе. Слова, высказанные Волковым, сильно отразились на будущей судьбе Алексина. Он наотрез отказался быть учёным, ведь его кумир сказал ему в лицо, об его никчёмности. Андрей Андреевич с того момента решил посвятить свою жизнь военному делу, но через двенадцать лет погиб в горячей точке.