В детстве я очень боялся цыган. Мама постоянно пугала меня: не подходи близко к цыганам – они крадут детей и делают из них мыло. Я не хотел быть мылом, мне хотелось стать летчиком, и я держался от цыган как можно дальше. Но как-то раз…

Мне было лет семь или восемь. Мама послала меня в булочную за хлебом. Я возвращался домой со свежим батоном и откусывал от него, как вдруг услышал сзади себя:

– Мальчик, а мальчик!

Я обернулся и остолбенел, потому что увидел цыганку. На ней было длинное цветастое платье, пестрый платок, в ушах серьги, на шее бусы из крупных красных шариков. Я хотел закричать, но не смог.

– Мальчик, хочешь, угадаю, как тебя зовут?

Я от страха молчал.

– Тебя зовут Вова, так?

Я кивнул. Цыганка схватила меня за руку, а я стоял словно парализованный. Она раскрыла мою ладонь.

– У тебя хорошая линия судьбы. Тебя ждет счастье. Но… Остерегайся дамы черв. Иначе все будет очень плохо…

С годами этот случай постепенно забылся, я даже перестал думать о нем.

На берегу Балтийского моря есть один очень уютный литовский городок, где я каждое лето отдыхал с родителями на протяжении своего босоногого детства. В те славные времена не требовалось виз, а Литва еще не была заграницей. Там чистое море, и солнце не такое знойное как на юге, и гораздо меньше народу. Мы останавливались в частном секторе, у каких-то дальних родственников. Я обычно был предоставлен самому себе, родители за меня не беспокоились. Во-первых, в свои тринадцать лет я хорошо плавал, а во-вторых, голова у меня работала нормально, и ни в какие авантюры я не влезал. Да и вообще, время было спокойное, никому и в голову не приходило, что с подростками может что-то случиться. Обычно я находил себе приятеля, и целый день пропадал с ним на улице или на берегу моря.

В тот год моим приятелем был Юргис, местный мальчик, мой сверстник. Я звал его просто Юрка. Он хорошо говорил по-русски, а я немного мог объясняться по-литовски. Как-то раз он заговорщически подмигнул и сказал почему-то на ухо:

– Хочешь посмотреть кое-что интересное?

Я, конечно же, хотел. Юрка захватил из дому большой морской бинокль и повел меня к морю.

– На корабли будем смотреть?

На траверсе городка стояло на рейде много военных кораблей, и мы часто рассматривали их в бинокли.

– Не-а, – загадочно ответил Юрка. – Не на корабли.

– А на что?

– Скоро узнаешь.

Мы шли вдоль высокого глухого забора, за которым находился женский пляж. О таком направлении как нудизм в те времена мало кто знал, но в Прибалтике существовали отдельные женские пляжи, где тетки купались и загорали голышом.

Мы свернули в сосновый бор, который почти вплотную подступал к морскому берегу. Тут забор загибался и уходил к воде. Юрка подвел меня к корявой разлапистой сосне.

– Полезли. Это мой НП.

Мы забрались на дерево и сели на соседние ветки, которые росли выше забора. Пляж перед нами открылся как на ладони. Были видны фигурки женщин, также явно угадывалось, что они без купальников. Мое внимание сразу привлекла фигурка молодой женщины или девушки, которая загорала ближе всего к нам. Она лежала на спине, согнув одну ногу в колене, а другую закинув на нее. Глаза ее закрывали огромные темные очки. Длинные золотистые волосы ручьями струились вдоль ее тела. Небольшая грудь даже на таком расстоянии казалась очень упругой, потому что не растекалась по всему телу и не свисала по сторонам.

Юрка сидел на толстой ветке верхом, прислонившись спиной к стволу и, прильнув к биноклю, шарил им по всему пляжу. Свободную руку он запустил себе в штаны и шевелил ею, часто и напряженно дыша. Спустя несколько минут он вынул из штанов руку и протянул мне бинокль.

– На, теперь ты. Не урони, смотри! Отец мне голову оторвет!

Я припал к окулярам и начал сканировать по пляжу. В общем, как оказалось, ничего интересного. Старушки с дряблой морщинистой кожей, девочки лет трех, на которых и смотреть-то не интересно. Толстые тетки со свисающими жирами, отвисшими титьками и лохматыми мочалками между ног. Уж лучше бы купальники надели!

Наконец я поймал в объективы девушку, которой залюбовался вначале, и почувствовал приятный холодок в груди. Девушка была обворожительно красива! Она вытянула ножки, потянулась как кошка, и села, повернувшись ко мне спиной. К ней подошла девочка лет двенадцати, такая же стройная, такая же золотовласая, такая же голенькая и такая же обворожительно красивая, только поменьше. Сейчас бы я назвал ее куколкой Барби, но в те времена таких игрушек не было. Да и какая, к черту, Барби! Она в тысячу раз красивее! И я в нее сразу влюбился. Девочка повернулась спиной к старшей Златовласке, та присела на корточки и заплела младшенькой Златовласке косы. Покончив с этой процедурой, они надели платья прямо на голое тело, свернули свою подстилку и ушли.

Я вернул Юрке бинокль. Больше там смотреть было не на что.

– А завтра придем сюда? – спросил я его.

– Конечно.

Но на следующий день, ни этой женщины, ни девочки на пляже не оказалось. А в довершение всего, нас самих разглядела какая-то глазастая старуха и завопила по-литовски:

– Ай, бесстыдники! Езус Мария! А ну живо убирайтесь, а то милицию позову!

А потом испортилась погода, и вскоре мы уехали домой.

Весь год мне часто снился один и тот же сон. Будто бы мы с маленькой Златовлаской бегаем вдоль берега моря, а я никак не могу ее догнать. На этом сон прерывался. Но однажды, ближе к весне, я досмотрел этот сон до конца. Она остановилась, повернулась ко мне и сказала:

– Я тебя люблю!..

Следующим летом мы опять поехали отдыхать в тот же городок. Я хотел встретиться с Юргисом и забраться с ним и с биноклем на нашу сосну. Но когда я стал стучать в Юркину калитку, соседи сказали, что они все уехали куда-то на месяц. Я пошел к женскому пляжу, надеясь залезть на сосну и в одиночку понаблюдать, пусть даже без бинокля. Вдруг снова увижу своих Златовласок? Желание их увидеть было так велико, что меня не смущал прошлогодний инцидент, когда нас с Юргисом позорно изгнала старуха с нашего НП.

Но забора не было, и пляж просматривался насквозь. Там загорали и купались женщины, мужчины и дети – и все в плавках и в купальниках. Я спросил у какого-то дядьки по-литовски, чтобы вызвать больше доверия:

– Здесь раньше был женский пляж?

– Перевели, – ответил он. – В другое место. А что ты хотел?

Я пожал плечами. Дядька ехидно прищурился, погрозил пальцем и сказал по-русски:

– Ишь ты, плутишка!

Я покраснел и пошел дальше. Я брел через сосновый бор. Слева от меня шумело море, справа шумели сосны. Море слегка волновалось, волны выбрасывали на берег пену. Я шагал по песку вдоль кромки морской травы, выброшенной прибоем, и забрел довольно далеко в дюны на совсем безлюдный берег. Внезапно со стороны моря я услышал девичий голос:

– Эй, отвернись, не смотри на меня!

От неожиданности я наоборот повернулся и посмотрел. И остолбенел, меня словно ударило током. Среди пенистых гребешков волн к берегу шла младшая Златовласка. Волны то закрывали ее до плеч, по которым были разбросаны ее мокрые волосы, то обнажали по пояс, открывая маленькую, но прекрасную девичью грудку. Она прикрыла ее скрещенными руками и еще раз крикнула:

– Я кому сказала, отвернись!

Я стал оглядываться по сторонам, высматривая, кому она сказала.

– Тебе, тебе я говорю! Что головой крутишь?

– А можно я глаза закрою? – я прикрыл глаза ладонями, демонстрируя, как это будет выглядеть, оставляя щелочку между пальцев.

– Можно, – но девочка разгадала мою хитрость. – И отвернись.

Я отвернулся, а когда услышал шлепанье босых ног по песку, не удержался и повернулся снова. Моя Златовласка в это время шла спиной ко мне в сторону валуна, на котором лежало полотенце и ее платье. Она положила что-то на камень, не глядя на меня взяла полотенце, вытерла волосы. Потом девочка завязала узлом длинное полотенце над своей грудью, прикрыв хрупкое тельце почти до колен.