Настя выглядела расстроенной, и ее мама не знала, чем ей помочь. Если ребеночек расстроен, и ему три годика, можно взять его на ручки, или дать ему конфетку, или купить новую игрушку, а если ребеночку тридцать три? Какие есть варианты?

Зависит от категории мамы, конечно. Говорят, есть мамы, которые любят и уважают самих себя, смотрят на происходящее вокруг честно и без искажений, а поэтому и своего ребенка воспринимают взрослым и самостоятельным существом, и могут дать дельный совет, почти граничащий с волшебным пенделем, но в реальной жизни такие почти не встречаются…

Настина мама была человеком из серии: «Моя маленькая девочка, не переживай, ты у меня самая красивая, все будет хорошо, садись, съешь еще пирожное», даже если ее дочь пришла жаловаться на то, что у нее пятнадцать килограммов лишнего веса, прыщи и кариес от чрезмерного потребления сладкого и мучного.

В очередной свой приход к маме в гости, после обеда из трех блюд и десерта, Настя жаловалась на то, что вокруг нее совершенно нет подходящих мужчин, а она хочет выйти замуж. Вернее, нет достойных, финансово обеспеченных, свободных, зовущих замуж мужчин, на 100 процентов соответствующих ее критериям будущего мужа, но это же примерно одно и то же, правда?

Мама в этом вопросе была неподходящим советчиком, так как сама она замужем была пару лет, не больше. Выходила замуж она уже беременной, что, собственно, и стало причиной скоропостижной свадьбы, а рождение крикливого младенца Настеньки стало причиной скоропостижного развода, но отсутствие практики совершенно не лишает человека возможности порассуждать о теории. А в теории все женщины знают, каким должен быть муж и что он должен делать, даже если прожили всю свою жизнь без такового.

Настя рассеянно поглощала вторую порцию десерта, погрузившись в свои мысли, вполуха слушая маму, которая что-то говорила о родственниках, знакомых людях, незнакомых людях…

– Вот, а Маша, девочка с работы, помнишь, я тебе про нее рассказывала, она стала ходить в церковь, читать Библию, так ты знаешь, у нее так жизнь изменилась! Она с мужчиной хорошим познакомилась, у них свадьба скоро…

На слове «свадьба» фильтр, обычно включающийся в ушах дочерей и сыновей старше тридцати лет при разговоре с мамой на третьей минуте разговора, отключился и Настя переключила внимание с десерта на маму.

– 

Свадьба?

– 

Да, и они еще и венчаться хотят, в этой же церкви, уже и с батюшкой договорились…

В какой-то степени, это был запрещенный прием. Незамужние девушки, страстно мечтающие выйти замуж и искренне верящие, что это и есть самое главное достижение в их жизни, и разговоры о чужих свадьбах примеряют на себя, что уж тут говорить о венчании! Красивая церковь, прелестная невеста, роскошное белое платье, букеты белых роз, рукоплещущие гости – все, как в американском фильме со счастливым концом. Настя совершенно точно хотела именно так.

А надо, всего лишь, ходить в церковь! Как просто! И почему она раньше до этого не додумалась! Она с аппетитом доела десерт и даже кивала, дослушивая окончание рассказов мамы.

Для нее слово «правильность» было не просто словом. В детстве ей говорили, что нужно быть хорошей, потому что быть хорошей – правильно. Правильно есть кашу и слушаться маму. Правильно хорошо учиться, приносить в дневнике пятерки и радовать учителей. Правильно не спорить со взрослыми, не дружить с хулиганами, не прогуливать уроки и не иметь своего мнения. Или же иметь, но не высказывать. Правильно закончить школу с золотой медалью и поступить в институт, получить профессию и работать по специальности. Правильно варить борщ по рецепту, смотреть новости по телевизору, ходить на майские демонстрации и расти по карьерной лестнице.

На самом деле, нет ничего ужасного в том, чтобы быть «правильной». Спокойнее и надежнее, потому что если ты правильная, то и жизнь твоя складывается правильно. У нее были хорошие отношения с мамой, коллегами и телевизором, и только в одном ее «правильность» давала сбой. Продолжением фразы «закончить институт и найти работу» было «выйти замуж и создать семью», а вот этот пункт никак не хотел выполняться, несмотря на всю «правильность». И это расстраивало Настю, маму и даже телевизор, по которому никто не смотрел футбол.

К вопросу посещения храма Божьего Настя отнеслась со всей серьезностью. Нашла церковь неподалеку, узнала, в какие часы она открыта, прочитала правила посещения. Джинсы не надевать, голову покрыть, по телефону не разговаривать. В воскресенье утром она уже была там, в храме Божием, полная надежд и радостного предвкушения.

Ей казалось, что приход в церковь должен быть похож на приход в театр – тихо, помпезно и все дамы в вечерних платьях. Следить за происходящим на сцене необязательно, а коньяк в антракте однозначно улучшает игру актеров во втором акте. Самое важное же не это. Самое важное – это ощущение сопричастности к искусству, даже если ты ничего в нем не понимаешь.

Открыв тяжелую дверь церкви и замешкавшись на пороге, она наткнулась на осуждающий взгляд бабушки, сидящей на скамеечке возле входа. Растерянно оглянувшись на тех, кто зашел после нее, она увидела, что все они, войдя, осеняют себя крестным знамением. Она быстро перекрестилась, после чего бабушка потеряла к ней интерес, продолжая сверлить взглядом вновь входящих.

Церковь была полна людей. Половина женщин была в джинсах и без платков, люди разговаривали между собой и по телефону, пара детишек хулиганского вида почти устроили потасовку. Роскошные букеты возле икон слегка завяли, присесть было некуда, а из высоких окошек довольно ощутимо дуло.

Настя еще какое-то время осматривалась, пытаясь найти себе место поуютнее, в это время раздался шум, шаги, откуда-то из-под икон появились бородатые мужчины в расшитых одеждах и начали петь.

«Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй мя»….

Наcте пришло в голову, что бородатые крепкие мужчины вовсе не выглядели несчастными изможденными жертвами, которых нужно было помиловать, а не казнить, да и вопрос захотелось задать, почему они вообще просят о помиловании, а не идут, к примеру, работать на завод, но так как все присутствующие в церкви затянули тоже самое, Настя решила не умничать, а просто делать все то, что делали остальные – стоять смирно и повторять за поющими.

Прошло минут сорок. Она устала стоять, ей было холодно, некомфортно и скучно. Она пару раз оглядывалась назад, на входную дверь, но никто не уходил, да и бабушка возле дверей зыркала на нее весьма недобро. От скуки она разглядывала иконы с непонятными картинками и непропорциональными лицами, и смешные буковки на стенах, которые не могла прочитать. Когда все закончилось, и посетители храма, в едином порыве, ринулись к дверям, Насте пришлось задержаться, чтобы пропустить истинно верующих, тогда бабушка встала со скамеечки, откуда-то из боковой двери вынесла швабру и тряпку, и принялась мыть полы с таким остервенением, как будто сам диавол их запачкал.

Настя вышла на улицу с ощущением неловкости. Ей казалось, что посещение церкви сделает ее каким-то другим человеком, лучшей версией себя, но этого не случилось. Может, она что-то неправильно сделала? Она решила, что попробует еще раз через неделю, хотя прямой связи между посещением церкви и замужеством пока не видела.

Пока она шла к машине, позвонила мама.

– Чем занимаешься, доченька? – интонация мамы была, как обычно, наигранно-радостной.

– В церкви была, – немного растерянно ответила Настя.

– О, вот и хорошо, надо же культурно отдыхать, – интонация стала еще радостнее.

Если бы Настя сказала, что ходила в кукольный театр на утренний сеанс, реакция, скорей всего, была бы такой же. Хотя нет ничего плохого в позитивном настрое, надо признать.

Прошла неделя. Утро воскресенья было теплым и прозрачным, и Настя проснулась в хорошем настроении.

Чашечка кофе была уже наполовину пуста, когда раздался телефонный звонок.