Стужев…
Так странно снова произносить его фамилию…
Каждый шаг отдавался глухим ударом в ушах, а потоки воспоминаний, связанный с этими людьми, бил в голову, оглушая, дезориентируя. И только сейчас я поняла, что вовсе не хочу с ними встречаться, восстанавливать утерянные связи. Я ведь теперь урод. Меня ведь покалечила даже не моя война.
И только сейчас заметила, что столовая как-бы разделена на зоны. Там, где мы сидели, было место черни — самых низов, а вот братишка восседал «наверху».
Берцы мерно постукивали в такт моим шагам, Зефа перебрался из кармана на плечо, а я все чаще ловила на себе неодобрительные и унижающие взгляды.
Нашлись, блядь, цацы. Да они отлижут у меня быстрее, чем я отпущу голову! Гордость — это наше все.
Хороший понт дороже денег, как любил говорить Ваня…
Когда до моего эпичного появления осталось всего-то ничего, Стужев важно поднялся со стула, утаскивая девушку за собой и покинул столовую. Ну и ладно, в мои планы все равно не входило показываться ему так рано.
А вот стол братишки не обращал на меня ни малейшего внимания. Они спокойно пили сок и пиздели ни о чем.
Ровно до тех пор, пока я в наглую, очень громко скрипя стулом, не уселась перед ними так, что Росс был слева от меня, и вальяжно раскинула руки, что с гипсом было не очень удобно проворачивать.
Молчание. Гробовое. Во всей столовой.
Насладившись почти гробовой тишиной я насмешливо сказала:
— Че-т вы завыебывались. Вот рили, если бы за вами вошёл одинокий мрачный-брутальный красавчик с холодным и безразличным взглядом, и мои одногруппницы запищали бы: « О май гадбл, это же Эдвард Каллен!», я бы не особо то и удивилась, неа.
Кажется, у кого-то шок, ибо оба сидят с открытыми ртами.
Ростислав жадно всматривался мне в глаза, а потом посмотрел на бусинку в губе, которую я автоматически облизнула, и нервно сглотнул.
Такое ощущение, что по мне вообще не скучали! Обидно, блин.
Зефа перепрыгивает с плеча на стол и начинает вылизываться, а потом перепрыгивает прямо в руки к Але.
Ростик протягивает руку, тыкает пальцем в ногу, потом щипает себя, и, наконец, растерянно смотрит на Алю, которая очень спокойно смотрит на него и автоматически почесывает холку белюсика.
— Ебнулись? — неверяще и очень тихо спросил братишка.
— Коллективного сумасшествия не бывает, а я её тоже вижу. — И оба так сразу на меня посмотрели, что я в голос просто засмеялась, прижимая гипс к себе.
— Эу, а где же: «Ярочка, я так скучал?», — притворно возмутилась я. Даже не представляю, что он сейчас чувствует.
— Скажи мне, мразь рыжая, почему нам сообщили, что ты без вести пропала? — злобно спросил закипающий братишка. Ну да, им же давно очень опознавалку на меня прислали, мол так и так: нашли тело, точь-в-точь ваше чадо. Случайно получилось — отдел кадров что-то праздновал и напутал. Только я же письмо отправляла… Не дошло, видимо…
— Не кипятись, Электрочайник, так получилось. Пулевое на вылет. Без сознания три дня в поле. Вот меня и похоронили раньше времени, а потом моё тело нашли разведчики, которые территорию проверяли. Да и отдел кадров напортачил, вы вообще не должны были узнать об этом.
— Почему не написала, что живая? — заорал он, а потом, спохватившись, что разбираться при людях как-то не очень, схватил меня за руку и вывел из столовой. — Ты хоть представляешь, что мы пережили? — он, не смотря ни на что, крепко-крепко обнял меня, и уткнулся носом в шею, ероша волосы. — У мамы нервный срыв был, второй раз. Она даже к близнецам подходить боялась — вдруг что-то не так сделает, а они как раз болели.
— Что… с ними? — ком встал в горле. Я чуть не угробила из-за своей тупости родных братишку и сестренку… Я ужасна… А им всего-то нужна была одна единственная smsска о том, что я живая, что со мной все в порядке, а я, как последняя мразь, думала только о себе.
— Родились раньше срока на две недели, а так в общем и целом хорошо. Маленькие рыжие комочки. На нас вообще не похожи. Мама говорит, что даже в детстве мы были очень активные, а они спокойные, и спят хорошо, и проблем с ними нету. — По-доброму улыбнулся он, поднимая моё лицо за подбородок. — Ну, малышка, не реви. Все же хорошо. Сегодня сразу после лекций поедем домой. Все будут очень рады. Тем более, им уже почти пять лет, взрослые стали.
— Я думала, ты возненавидишь меня. — Всхлипнула я и полезла в карман за таблетками. Опомнилась только в тот момент, когда баночку отнял брат и принялся изучать состав.
— Опять, Романова? — сорвался он на озлобленный крик после продолжительного молчания. — Ты охуела снова на таблетки садиться? Ты, блядь, забыла, как мы тебя с них снимали? Так тогда хоть только антидепрессанты были! У тут, блядь, ещё и обезболивающее! Ты ебу дала? — к нам со спины подошла девушка брата. Аля на руках держала пригревшегося Зефу, а тот млел от почесываний девушки. — Еще, блядь, раз увижу, что принимаешь эту дрянь — не посмотрю, что сестра моя близнец, и выебу!
— Знаешь, что, Ростислав! — сложила руки на груди. Я тоже умею выебываться!
— Что? — усмехнулся он, копируя мою позу.
— А что ты мне, блядь, предлагаешь, а? Когда твой дружок сначала трахает, потом обзывает шлюхой и съебывает? А мне так проще справиться с собой. Зато когда ногу сломала не почувствовала почти. И когда три пули в руку выпустили тоже бодрячком осталась!
— Да это же убивает тебя, идитотка! — его, похоже, не особо интересовало, что на нас смотрят.
— А че ты мне, блядь, предлагаешь? Рыдать как сука над разбитым сердцем? Нет, я предпочитаю нажраться таблетками! Хотя бы какая-то польза!
— Да-а, — издевательски протянул он. — А тот передоз тебя ничему не научил?
— А может не передоз, а попытка самоубийства? — логично предложила я, складывая руки на груди.
— Суицид? Не, мать, ты не из этих. — Потом братишка глубоко вздохнул, успокаиваясь, и крепко-крепко обнял меня. — Ещё раз так сделаешь — реально выебу!
— Брат-изврат! — в притворном ужасе воскликнула я и сделала пару шагов от него.
— Латентная мазохистка. — Закатил глаза Ростислав.
— Эй, это не честно! Это не обзывательство, а правда! — возмутилась я.
— Не, у нормальных людей это обзывательство, так что засчитывается. — И самодовольно ухмыльнулся, а мне на это сказать было нечего, потому…
— С тебя еда! — и потопала обратно в столовую, тихо мурлыкая себе под нос.
Ростислав, зайдя в столовую и увидев, что я упорно выбираю еду, кивнул, разрешая набирать все, что я хочу.
А вот это просто мой Рай.
Набрав себе штук шесть булочек со сгущенкой и большую бутыль с соком, засела за их столик.
Я просто облизывалась на это хлебобулочное изделие, когда ко мне подсел братишка с Алей. Последняя, скептично оглядев гору сладостей, с сомнением спросила:
— А в тебя все это влезет?
— Когда кроме овсяной каши ниче не жрешь шесть лет, а вместо воды пьёшь незамерзайку, то вот такая вкуснятина просто просится быть съеденной! — и я с маниакальным блеском в глазах захавала булочку даже не прожевав толком, и тут же зажмурилась от удовольствия — я шесть лет ничего подобного не пробовала!
— Запей, — братик протянул мне стакан. — И рассказывай.
— Конкретизируй. — Попросила я, раскрывая третью по счёту обёртку.
— Что именно с тобой произошло? — Булочка с глухим шлепком упала на стол. Вот кто его просил портить мне аппетит в такой момент? Как вспомню все эти перекареженые от боли и ужаса лица, так аппетит пропал моментально.
— С самого начала? — брат кивнул и приготовился внимательно меня слушать. Я разительно посмотрела на Алю. Она мне, конечно, нравится, но выворачивать душу наизнанку перед ней я не буду. Намек был понят, потому девушка, легко чмокнув Росса в щеку, умчалась на лекцию.
— Расскажи, легче станет.
— А я не могу! — Воскликнула я, откусывая кусочек от булочки со сгущенкой. Ужас пережитого стал закрадываться в душу, образуя неприятный комок в горле, но я отогнала эти мысли и ответила на немой вопрос брата: — Пакт о неразглашении!
