Виктор узнал, что в ДК их завода функционирует студия рисунка и живописи, показал педагогам свои работы, и его приняли. Оказалось, что изостудия одна из лучших в Москве, и он был счастлив, что может учиться мастерству художника, хоть и по вечерам.
Его трудолюбию могли позавидовать самые способные и прилежные, и вскоре Виктор стал одним из лучших. Однажды один из студийцев рассказал, что на Мосфильме открываются курсы художников-декораторов, и предложил Виктору поехать на студию, попробовать поступить, хотя и сомневался в успехе.
Курсы были престижные, о них узнали многие в Москве. Но Виктор не привык отступать, и вот мы с ним сидим в сквере напротив Мосфильма, отдыхаем после занятий. Месяц учебы пролетел незаметно, как говорится, день за днем, неделя прочь.
– До сих пор, как услышу имя Таня, сразу в душе все переворачивается, а перед глазами та жуткая картина на озере, – Виктор захрустел могучими пальцами рук, снимая напряжение, и отвернулся в сторону.
– И что, больше ни с одной девушкой не дружил?
Он отрицательно покачал головой.
Я был впечатлен рассказом от души. Не часто с тобой делятся сокровенным. – Подожди меня здесь, я мигом.
И не успел Виктор возразить, как я скрылся в дверях винного магазина, напротив нас. Купил пару бутылок портвейна, колбасы с хлебом, и вот он я, снова возле лавки с Виктором.
Две бутылки красного мы осушили быстро, теперь уже вдвоем сбегали в магазин, купили еще портвейна. Языки у нас развязались, беседа потекла непринужденно и громче обычного, привлекая внимание прохожих.
– Знаешь, Вить, клин клином вышибают. Найди себе девушку, женись, и жизнь наладится, это я тебе говорю, твой друг.
– Пробовал, не получается.
– Плохо пробовал, надо повторить. А вдруг случится чудо, и ты снова полюбишь?! Хотя, вряд ли, ты же однолюб, я вижу…
Языки у нас стали заплетаться, и тут неподалеку от сквера с лавкой возле винного магазина, где проходил наш невинный диспут, остановилась милицейская машина. Из нее вышли два милиционера, и направились в нашу сторону, никуда не сворачивая.
– Нарушаем? Предъявите документы.
– Прямо напротив места работы расположились, распиваете спиртные напитки, гражданам мешаете отдыхать, – кивнули они на открытые окна в доме рядом, и мы поняли, откуда вызвали наряд милиции.
– Придется проехать с нами.
Машина быстро домчала нас до отделения милиции. Часа два мы просидели смирно в предбаннике, выписали нам штраф за мелкие нарушения общественного порядка, и отпустили с миром.
Не чуя под собою ног, мы мчались по дороге, подальше от злосчастного отделения милиции. И только, когда сели в троллейбус, вздохнули с облегчением, и долго еще смеялись, вспоминая.
– Все, с пьянством покончено навсегда, – схохмил я, но Виктор на полном серьезе закивал головой в знак согласия, такое с ним приключилось впервые, как и со мной, впрочем…
За время учебы на курсах, а это целый год, мы побывали в лучших музеях-усадьбах Москвы и Подмосковья.
Писали этюды с натуры, делали эскизы интерьеров и экстерьеров, иногда устраивали сабантуи на природе; привозили с собой вино, закуски, выпивали, рассуждали об искусстве, о своих пристрастиях, любимых художниках. Василь Василич тоже участвовал в диспутах, выпивал с нами, ведь он был настоящий художник, и этим все сказано.
Делали совместные фото, которые впоследствии заняли место в моих альбомах, и на стенах кабинета. Прошли годы, а на фотографиях мы так и остались молодые, бесшабашные разгильдяи, весельчаки и мечтатели.
Нам платили стипендию в размере шестидесяти рублей в месяц, так как учились мы с отрывом от производства. Такая моя зарплата очень не нравилась жене с тещей, и они не упускали случая ехидно критиковать жалкого неудачника, лодыря и бездельника в придачу.
Летом пришло спасение. Всех нас распределили по кинокартинам, как стажеров, и мы разъехались по командировкам на съемки, кто куда. И только осенью снова встретились в нашей учебной мастерской, чтобы обменяться впечатлениями о работе в съемочных группах.
Экзамены прошли успешно.
Так началась работа декораторов, окончивших курсы художников-декораторов 1972 года выпуска.
Как и все остальные, Виктор тоже уехал в командировку.
Со временем фильмы, на которых мне посчастливилось работать, пошли один за другим, а это разные города и села, люди вокруг, съемочные группы и актеры, сам увлекательнейший процесс подготовки и проведения съемок захватил меня на долгие годы.
Виктор же как-то не прижился в съемочных группах, ему мешала скромность и нерешительность, неумение постоять за себя, отстоять свое мнение, излишняя деликатность и даже обидчивость, когда тебя обзывают недотепой, например. Это в лучшем случае.
И вскоре он перешел на работу в живописный цех. Там было спокойнее, где все зависело от твоих способностей и умения, как художника-живописца. Он писал фоны за окнами декораций в павильонах, позже перешел в цех росписи тканей, где приобщился расписывать ткани, гобелены с орденами, портретами для исторических фильмов.
Когда я работал в Москве, мы с ним встречались иногда. То у меня были наряд-заказы в живописный цех, то заглядывал к нему просто так, по-дружески. Тогда мы обедали вместе в столовой ОДТС, или же после работы выпивали по стаканчику вина в яблоневом саду Мосфильма, рассевшись на лавочке возле пруда. На улице больше не рисковали, памятуя о том, как нас тогда замели в милицию.
– Да уж, зато здесь нас никто не заметет, – отвечал я, оглядывая высокие ели, прудик, на берегу которого мы сидели, ряды яблонь, уходящие вглубь сада. А за оградой в это время сновали люди и машины.
– Нас на студии осталось всего несколько человек, остальные разбежались кто-куда после курсов, – с сожалением констатировал этот прискорбный факт Виктор, нахмурившись вдруг.
– Это точно. Я недавно Генку Лебедева повстречал, он водителем троллейбуса работает, говорит, по 250 рэ огребает, ведь у него семья, дети есть просят. На наши 90 рэ не особо разгуляешься. Мне вон жена весь хребет перепилила за это, – пожаловался я другу. – Ты вот когда женишься? Еще лет десять, и останешься бобылем, никто замуж не возьмет дедушку Витю.
Мы развеселились, представив себе этот казус, допили бутылку вина и встали, разминаясь. Затем двинулись неспешно к проходной.
Иногда мы встречались с одногруппниками на киностудии, куда их тянуло, несмотря ни на что. Как-то собрались в сквере, что между первым и вторым корпусами. Виктор Корман, Юра Фомичев, Генка Лебедев, Володя Лобанов, Леша Песков, мы с Виктором подошли. Все были в приподнятом настроении. Еще бы, целый год вместе учились, такое не забывается.
Корман снова вспомнил вдруг, глядя на Суднева:
– Виктор, в переводе с латинского языка означает – победитель! – и крепко приобнял того по-приятельски. – Как ты тут, герой, небось всех девчонок обрюхатил?
Одногруппники засмеялись шутке острого на язык Кормана, хлопая по могучим плечам засмущавшегося агнеца Виктора.
– Да он не по этой части.
– Все мы не по этой…
– Может, на пленэр вместе махнем? – однажды предложил я другу, он обрадовался. – А что, давай. Я знаю в Подмосковье такие лесные опушки, перелески с озерцами, ахнешь.
И вот в ближайшие выходные мы встретились рано утром на Киевском вокзале. По площади из динамика разносилась шуточная песня «На недельку до второго я уеду в Комарово…» в исполнении Игоря Скляра. Нам стало сразу веселее, и не только нам, народу вокруг было полно.
Сели в электричку, и поехали на пленэр, взволнованные и полные радужных предчувствий от встречи с желанной природой. Ехали в тесноте, да не в обиде. Они, то есть предчувствия, нас не обманули.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».