Я остановился, прислушиваясь к излюбленной и ненавистной тишине. Что-то изменилось? Видимо, нет. Тронный зал встретил меня той самой тишиной, к которой я привык за тысячи лет.

– Танатос! – громко позвал я своего верного слугу и друга. – ТАНАТОС!

Мой голос прогремел и донесся до каждого уголка подземного мира, кроме покоев Персефоны. Через мгновенье передо мной стоял яростный, неистовый бог смерти, способный отрезанием локона волос отнять столь хрупкую жизнь.

– Ты звал меня, Гадес? – с жестокой улыбкой произнес Бог смерти, окинув взглядом тронный зал. – Чью жизнь мне прервать для тебя?

– Пока ничью. – задумчиво произнес я, присаживаясь на трон. Мои пальцы скользнули по холодному  подлокотнику. – Есть разговор.

– Я не вижу второго трона и твою супругу на нем. Где же наша Богиня Жизни? – дерзко заметил Танатос, проводя рукой по рукояти своего меча.

– Вот о ней я и хотел поговорить, – я смотрел задумчиво сквозь него, медленно и уверенно сопоставляя факты. – Скажи мне, мой смертоносный друг, как часто ты видел плачущую богиню?

– Я видел в своей жизни много слез. И слезы богини – просто вода, – усмехнулся Танатос. – Пыль в глаза смертным.

– Ты в чем-то прав. Только если эти слезы не рождены песком, попавшим в глаза, – осторожно заметил я, вспоминая каждый ее жест, каждый взгляд, каждое слово. – Хорошо. Можешь не отвечать. Еще один вопрос, друг мой. С каких это пор богини … Я даже не знаю, как тебе это сказать? Допустим, ты видел когда-нибудь, чтобы бог или богиня обнимали и гладили Цербера!

Танатос посмотрел на меня так, словно я шучу. Ха-ха, мне тоже смешно, аж разрывает.

– Я помню, как Геракл пытался украсть Цербера! Это считается объятиями? – задумался Танатос.

Да, я тоже помню. Мне кажется, этого я не забуду никогда. До сих пор перед глазами стоит Цербер, которого тащат к Элесфею. Зачем Элесфею понадобился мой пес, история умалчивает. А зачем Церберу понадобился Элесфей, нужно спросить у одной из морд. “Кто съел моего царя!!!” – орал самый умный из всех, учтенных мною, племянников, когда Цербер решил, что погуляли, и пора домой.  “О мой мускулистый друг. Тут всего лишь три варианта!”, – ответил я. Стране опять нужны герои, а брат рождает … идиотов. Хоть имена стали разнообразными. Странно, что после Тесея, Персея, Орея внезапно Геракл.

– Геракл просто выгулял собаку. Это не считается. По законам греческой трагедии покакать должен был Цербер, но обосрались все, кроме него. Я не об этом, – я поднял глаза на Танатоса, который терпеливо ждал. – У меня нет больше собаки. И это не Геракл. Сегодня мой пес вместо того, чтобы зарычать и броситься, подставил свое ухо, брюхо и хвост моей будущей жене.

В зале стояла тишина. Танатос продолжал молчать. Его удивление удвоилось, а на лице проступал тяжелый мыслительный процесс.

– Тебя пощадить или дальше? Скажи мне, мой бесстрашный друг, с каких пор богини краснеют, когда им целуют руку? – произнес я, вспоминая маленькую ладошку и красные щеки.

– Э-э-э… – выдал изумленный Танатос.

– Развивай мысль. Не щади меня, – усмехнулся я. – Ну! Я жду! Я в трепетном ожидании! Скажи мне имя хоть одной богини, которая не раздвигает ноги по первому зову.

– Афина! – обрадовался Танатос, торжественно глядя на меня.

– Ее мы не берем в расчет. Афина – это отдельная песня. Она у нас Богиня Одержания и Воздержания. Ну, Танатос, припоминай, кто из олимпийцев смущается при виде мужчины?

– Аполлон! – радостно выдал Танатос.

Я вот сейчас сижу и думаю, откуда берутся безмозглые родственники и куда бы их деть, чтобы подальше. Это не они меня сюда засунули – это я от них ушёл.

– Это, конечно, не тот вариант, который я хотел бы услышать. Но мы его учтем. Боги тоже умирают. Нечасто, правда, а жаль… Так вот, я сегодня видел богиню, которая краснеет от поцелуя, – произнес я.

– А что по этому поводу говорит Геката? – поинтересовался Бог Смерти. Его брови нахмурились. Ну-ну, только не надо делать такое лицо. Я все прекрасно знаю, мой влюбленный друг. Мне, собственно, все равно, что у вас там происходит.

– Я с ней еще не разговаривал. Придет время, и мы поговорим. А сейчас я задаю вопрос тебе, – я смотрел на него в упор. – Как ты думаешь, она точно дочь моего брата? Может, она полубогиня? Может, ее отцом был простой смертный? Тогда не сходится. У нее есть дар, я чувствую в ней частичку божественной силы. Более того, я видел свет, который она сотворила.

– Может, дело в том, что она выросла вдали от Олимпа? – предположил Танатос. – Мать воспитывала ее одна, пряча от всевидящего ока ревнивой Геры.

У меня невольно вырвался смешок.  После фразы Зевса: “Что-то у меня давно детей – героев не было…” земные женщины начинают в ужасе рыть землянки и прятаться. Некоторые сразу взывают ко мне, догадываясь, чем дело кончится.

– Возможно, ты и прав. Ее не коснулся разврат Олимпа, ее сердце может быть чисто от вечной лжи, самодовольства и гордыни. Но! Может, я и не знаком был с Персефоной, зато я знаю Деметру! Знаешь, друг мой печальный, я терпеть не могу богинь. Они делятся у меня на две категории. Те, которые поражают своей красотой и тупостью, стоит им открыть рот, и те, которые раздражают своей ложью, стоит им хоть слово сказать. Так вот, Деметра из последних, – я смотрел на Танатоса, который уже привык к тому, что отвечать не обязательно. – Слишком легко. Слишком все просто. Я хотел наказать Деметру за то, что она пришла к брату с просьбой разрушить мой единственный храм. Я сам сказал о том, что не прочь взять в жены ее единственную дочь в обмен на доспехи.

Танатос смотрел на меня и молчал. Он знает, что сейчас меня лучше не перебивать.

– Я был уверен уверен, что Деметра, когда узнает, что ее дочь отдали за доспех, будет в ярости. Но она согласилась. И это меня настораживает, – негромко произнес я, глядя в пустоту.

Внезапно раздался грохот. Землетрясение прокатилось по моему дворцу, с потолка начала сыпаться мраморная крошка, стены пошли трещинами,  обвалились двери, ведущие в тронный зал.

– Твой отец Кронос проснулся? – дернулся Танатос.

– Кто бы ни проснулся, сейчас я упокою, – я встал с трона и медленно пошел к выходу из зала. Колонны падали, слышались крики ужаса, рядом со мной обрушился кусок потолка, разлетаясь мраморной крошкой под ногами.

Души в панике разбегались. Бог сна пытался их успокоить.

– Гипнос, – окликнул его я, а он обернулся на зов, ища меня глазами. –  Ты что знаешь?

– Нет, – отмахнулся Гипнос, а под ногами тряслась земля.  – Где твоя жена? Она во дворце?

Погодите! Что-то у меня из головы вылетело. Никак не могу привыкнуть к мысли о том, что я женат.

Я медленно пошел в сторону ее покоев.

– Не боишься, что она погибнет? – Гипнос поймал несколько душ, которые орали громче всех. Геракл? А, нет, показалось.

– Ха-ха. Она – богиня, что ей будет? Но ради приличия могу сходить и проверить, – язвительно  произнес я, понимая, что умереть в царстве мертвых – это искусство. – Тук-тук, я пришел исполнить супружеский долг. Тебя спасать или сама выйдешь?

Она не ответила. Я смотрел на дверь, слыша, как за спиной падают глыбы мрамора. И снова тишина. Она в комнате, но … Странное чувство смутной тревоги всколыхнуло душу. Я даже не мог понять, откуда оно взялось. Неужели мою никогда не произнесенную вслух просьбу услышали? Не может такого быть…

Я молча выломал дверь, вошел в покои своей жены и  замер на месте. То, что я увидел, повергло в шок даже меня, Бога мертвых.

Глава пятая.

Дочь самого громовержца и великой богини Деметры сидела в углу и раскачивалась, обняв колени. Слёзы градом катились по  щекам, и от тихого всхлипывания плечи её немного подрагивали. Я ожидал увидеть все, но не богиню в полуобморочном состоянии!

– Персефона, – позвал я, медленно подходя к ней, а она невидящим взглядом смотрела перед собой. Трещины на потолке увеличивались,нужно было торопиться. – Персефона!

Она не отреагировала, тихо поскуливая и забиваясь в самый угол. Нет, я понимаю, что не Афина, но …