Обычно немногословная мама сейчас тараторила так, что слова не вставить, но Арина все-таки вставила, просто из спортивного интереса. Спросила: так она что, круглосуточно там дежурила? И по ночам?

Не знаю, мы засыпали еще до полуночи, как набегавшиеся дети, очень уж сладко там спалось, – ответила мама и как-то внезапно погасла. Повторила: это был самый лучший наш отпуск, вот сейчас начала тебе рассказывать и поняла, что не могу объяснить, почему. Но до сих пор скучаю по этому дому, цветным витражам в подъезде, оранжевым шторам на наших окнах, из-за которых даже пасмурный день кажется теплым и солнечным, саду с глицинией, всей этой безумной компании, а больше всего – по самой себе, легкомысленной и веселой, какой я в те дни была. Всего десять дней мы там прожили, а кажется, много лет; нет, не кажется, вспоминается. Ну как бы «вспоминается», на самом деле я понимаю, что просто мечтаю и фантазирую. Но все равно иногда почти верю своим фантазиям, потому что верить очень приятно. Странная все-таки штука человеческая голова. А папа как-то проговорился, что тот рижский дом ему часто снится, я тогда так и села, ты же знаешь своего папу, я была уверена, ему вообще никогда ничего не снится, он в жизни на такие темы со мной не говорил.

Но почему тогда вы с папой каждый год туда в отпуск не ездите? – удивилась Арина. – Сколько вы там уже не были? Одиннадцать лет?! Ну ничего себе, вы даете. Я бы точно постоянно моталась, если бы меня так проняло. Мама беспомощно пожала плечами: так мы бы и ездили, но в том доме с садом больше не сдаются квартиры, а поехать в Ригу и поселиться где-нибудь в другом месте, это теперь будет совсем не то. Мы иногда проверяем на трех разных сайтах, но нет, никогда, ничего. Наверное, Агата устала морочиться с туристами и пустила во все квартиры постоянных жильцов.

От: nekto

vnezapno

Кому: Tomas_no_More

Томка, я внезапно (на самом деле нет, но «внезапно» звучит гораздо круче, чем «по работе») оказался в Мюнхене, и сразу (ладно, на третий день) вспомнил, как ты рассказывал, что несколько лет тут прожил, про смешной желтый дом на Янштрассе с тайным садом и суровую китаянку на входе; в общем, я решил сходить посмотреть на это чудо своими глазами, благо живу буквально в двадцати минутах ходьбы оттуда. Короче, дорогой друг, я там был.

Хорошая новость: твой дом на месте. Оказывается, ты его не сочинил! Точно такой, как ты его описывал, совершенно нелепый на фоне аккуратных соседних домов и на их же фоне необъяснимо, нелогично, по-дурацки прекрасный, как ты и рассказывал. В общем, вторая хорошая новость: мне нравится твой желтый дом.

Плохая новость: внутрь я не попал. Что обидно. Я заранее заготовил убедительную речь о друге, который тут жил, несколько раз позвонил, но мне не открыли. Видимо твою любимую китайскую консьержку уволили, и теперь жильцы открывают подъезд своими ключами – разумный эконом-вариант. Ну или я такой уникальный счастливчик, что в честь моего прихода консьержка отлучилась в уборную и упала там в обморок. Например. Зная свою специфическую удачу, совершенно не удивлюсь.

А теперь смешная новость: я решил послать тебе фотографию дома, чтобы причинить немыслимые страдания (зачеркнуто) альтернативно порадовать. И тут внезапно заглючил айфон. После очередной попытки сфотографировать твой распрекрасный дом я чуть не выбросил его в ближайшую урну, но пожадничал и, забегая вперед, правильно сделал, он очухался и снова нормально фотографирует. Но желтый дом на Янштрассе остался в моем архиве позорным мутным пятном. Доказательства в файле, три штуки. Пойду пить с коллегами какое-то легендарное монастырское пиво, а ты сиди и завидуй. В смысле любуйся моими шедеврами. Жизнь несправедлива, зато она жизнь.

От: Tomas_no_More

Ответ: vnezapno

Кому: nekto

Спасибо. Крутое пятно. Кстати, бледная клякса в центре, похожая на дырку в сыре, судя по расположению, мое бывшее окно.

Мы с мамой почти полтора года жили в Кракове, – отвернувшись к окну, говорит Себастьян, – на улице моего тезки, Святого Себастьяна, это между Старым городом и Казимежем, отличный район. И дом был отличный, желтый, как канарейка, очень смешной, я имею в виду, такая эклектика не всякому авангардисту в бреду примерещится: помесь сурового конструктивизма с расслабленным средиземноморским стилем, а сверху мансардная черепичная крыша, подходящая ему, как раввину кокошник. Понимаю, звучит не очень, но почему-то в сумме дом был очень хорош. В подъезде внезапно модерновые кованые перила и цветные оконные витражи, в квартирах – неожиданно, несоразмерно огромные балконы; мама, конечно, сразу развела там целый сад, а я потом его поливал, потому что она забывала, но я был не против, мне даже понравилось возиться с растениями. Работы на пять минут в день, а результат впечатляет, каждое утро что-нибудь новенькое цветет. Но наш балкон не шел ни в какое сравнение с садом за домом, вернее, во внутреннем дворе, вот там был всем садам сад! С улицы туда нельзя было попасть, только через подъезд, где по очереди дежурили хозяйка дома Агата и консьержка Агнесса, похожая на китаянку, очень красивая, но не как настоящая женщина, а как картинка, я даже боялся случайно к ней прикоснуться, вдруг нечаянно продырявлю бумагу, на которой она нарисована, и что тогда? В общем, чужих в сад не пускали, зато всем жильцам можно было сидеть там дни напролет; я и сидел с какой-нибудь книжкой под красивой странной сосной. Ну то есть как – странной, под самой обычной пинией. Просто тогда увидел ее в первый раз, мы на юг почему-то никогда не ездили, в Италию я уже вполне взрослым попал.

Это было отличное время, может быть, вообще самое лучшее в моей жизни, – говорит Себастьян; за окном нет ничего интересного, только темнота и огни, но он все равно туда смотрит так упорно и сосредоточенно, словно за кем-то следит. – Мама тогда только что развелась с отцом; понимаю, звучит не особенно жизнерадостно, но мы с ним друг друга едва терпели, поэтому я был рад. И маму он к тому времени своими выходками уже так достал, что она расцвела в разлуке. С деньгами у нас сразу стало не очень: деньги в семье были отцовские, вернее, его покойных родителей. Но мне было плевать. Мне даже нравилось, что я больше не богатый – не такой, как отец, мне тогда было важно чувствовать себя во всем не таким, как он. И в конце концов, именно из-за нехватки денег мы переехали в Краков, красивый город, где можно отлично прожить на гроши, и поселились в самом лучшем в мире доме с прекрасным садом: его хозяйка пани Агата была то ли теткой, то ли кузиной одной из маминых подружек и очень дешево сдала нам тесную трехкомнатную квартиру с огромным балконом. Из-за балкона и сада за домом эта квартира казалась мне лучше любого дворца.

Мама тогда зарабатывала гаданием, – говорит Себастьян. – Понимаю, звучит не очень, это занятие считается шарлатанством; наверное, в большинстве случаев так и есть, но у мамы настоящий талант, то, что называют призванием. Она никогда не ошибается, как скажет, так все и будет, поэтому, кстати, никогда не гадает близким, боится что-то плохое о нас узнать. Так ни разу мне и не погадала, а ведь как я ее просил. Зато всегда охотно гадала своим подружкам и их знакомым, и знакомым знакомых, всем. Пока мы жили с отцом, брала за гадание символическую плату, мелкие монетки, потому что по каким-то эзотерическим правилам нельзя совсем бесплатно гадать. А после развода решила просить за гадание настоящие деньги, тридцать евро или злотых по курсу. Я был уверен, ничего не получится, откуда в Кракове возьмутся желающие узнать свое будущее, да еще и на немецком языке, но дело, как ни странно, пошло неплохо, старые клиентки и их протеже переводили деньги на банковский счет и звонили маме по телефону, а она раскладывала им карты с телефонной трубкой в руках. А потом и местные подтянулись – когда я выучил польский и наловчился переводить. Это было очень смешно: пани Агата почему-то не одобряла гостей, поэтому мама принимала клиентов в кофейне, а я сидел при ней переводчиком в специально купленном строгом костюме, чувствовал себя кем-то вроде говорящего попугая, но мне даже нравилось. Как будто играю в спектакле, или снимаюсь в кино.