— Макс, надеюсь, я тебя не сильно отвлекаю?.. Отлично! Скажи, ты посылал запрос на Коула Холла, агента «Теты», в Гонконг?.. Да! Представь себе!.. Они ему гортанные связки вырезали! — от волнения акцент становился ещё грубее, чем обычно. Теперь Шай вспомнил, что видел тогда фотографию Коула, которую прикладывали к запросам, и это точно был он. Омега не понимал, почему так распереживался, но желание убить тех, кто причинил альфе боль, становилось с каждой секундой всё отчётливее.

Коул не понимал, что происходит. Точнее - догадывался, но не был уверен. В душе появилась крошечная надежда, что его искали и, возможно, согласятся обменять. Хотя кому нужен агент, который проторчал на вражеской территории два года и, вероятно, за это время, уже десять раз предал «Тету» и переметнулся? Но там были Гарсия и Саммерс с Тони, они не позволят Коулу сдохнуть здесь! Если и не обменяют, то, быть может, вызволят как-то иначе?

— Макс, ты меня знаешь! Я могу сделать бомбу из подручных материалов, забрать Холла и полететь домой. А ты потом присылай сюда, кого хочешь, разгребать завалы! — рассердился Шай в ответ на какие-то слова начальника. Он яростно сверкал чёрными глазами, раздувал ноздри и морщился. У омеги неожиданно заболел живот, как будто без этого мало проблем. Шеймт велел никого не убивать и завтра лететь домой. Он пообещал, что организует им билеты и документы для альфы. И ещё раз попросил никого не убивать. Шай, не попрощавшись, прервал связь, подкурив новую сигарету.

— С бомбой помочь? — нервно усмехнулся Коул. Он старался не думать о хорошем, чтобы потом не впасть в депрессию. Что если его не хотят обменивать? Что если его захотят пытать, чтобы выяснить подробности работы «Теты»?

— Я окажу тебе одну услугу, Коул. Но не за просто так, — Шай приблизился к альфе и, поддавшись странному порыву, запустил ему под одежду руку. Наслаждаясь, прикасаясь к твёрдому прессу, глубоко вдыхая его запах и представляя уже в мыслях пошлые картинки.

— Переспать с тобой? — выплюнул Холл, не сдержав раздражения. Он был уверен, что сейчас омега взбесится окончательно, но тот отреагировал иначе. Отдёрнул руку и отшагнул, глядя на альфу даже немного обиженно.

— Я предпочитаю, когда меня хотят, а не ненавидят, — буркнул он, отвернувшись. Шай не понимал, что происходит с ним. Почему он хочет переспать с этим альфой, как течная сучка. Ведь ни разу в жизни у него не появлялось настоящее желание, как сейчас. Не ясно было и почему его обижает пренебрежение Холла. Как будто он мог рассчитывать, что альфа с удовольствием ляжет с врагом в постель.

========== Часть 20 ==========

Шай

Омега злился на паршивую ситуацию, в которой чёртовы азиаты запороли отличный обмен и беспричинно покалечили альфу. На альфу - за то, что он был таким красивым и так соблазнительно пах, но ненавидел Шая. И, безусловно, на самого себя - за то, что так сильно хотел его, но не мог просто приказать раздеться, как сделал бы с любым другим. За то, что от Холла хотелось взаимности, как какому-то романтичному кретину. Он вернулся в комнату, уничтожающе глянув на Коула напоследок, и принялся собирать назад чемодан. И с какой это стати, этот говнюк всё распотрошил? Он быстро собирал рисунки в папку, лишь бы как бросал одежду, сворачивал наушники. Раздражённо щёлкнув пультом, он заткнул, наконец, уродливого бету-диктора, который бубнил о взрыве в Ванкувере. Альфа наблюдал за ним из балконных дверей. Он не понимал вспышки омеги. Что, по его мнению, должно было пойти иначе? Не думал же он, что Коул на радостях заласкает его до смерти? Хотя если вспомнить, как себя здесь ведут альфы, то поведение Холла можно считать скорее неадекватным, чем привычным для избалованных «дельтовцев». Непонятное чувство стыда щипало его где-то изнутри. С чего это ему стыдиться террориста? Но пару минут назад в глазах Шая мелькнула человечность, несвойственная здесь слабому полу.

— Пошли, — бросил ему Шай, когда закончил с чемоданом, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. Он старался идти быстро и не смотреть по сторонам, дабы случайно не свернуть чью-то шею. В груди клокотала ярость, он тихо шипел себе под нос и фыркал. Холл следовал за ним молча, наблюдая, как омега нервно сжимает и разжимает пальцы. Они пришли в крыло лабораторий, где Коул начал жалеть, что спугнул хорошо настроенного омегу. Как бы он не решил теперь отрезать ему причину неповиновения. Подобное здесь практикуют. Шай вошёл в одну из комнат, и альфа следом.

— Съебал отсюда, — грубо бросил омега врачу, которого так сильно ненавидел Холл, ибо тот на протяжении семи месяцев проводил эксперименты на альфе. Вкалывал ему препараты от которых менялось физическое, а иногда и психологическое состояние, измерял уровень болевого порога, каждый раз усиливая болевые ощущения, испытывал нервную систему, активируя в мозгу отдел, отвечающий за память и вызывая самые страшные призраки прошлого, многократно вводил активные вакцины, которые ломали генетику Коула, выстраивали ДНК в новые цепочки, всё больше отдаляя альфу от его природного генофонда. Врач перевёл взгляд с Шая на альфу и быстро шмыгнул за дверь. — Раздевайся до пояса, Холл, и ложись, лицом вниз, — приказал араб, кивнув на кушетку. Он не следил за действиями альфы, уверенный в том, что Коул подчинится. Пока Холл медленно, раздумывая над происходящим, снимал одежду, Шай вымыл руки и выбрал из дезинфектора необходимые инструменты. Он выложил их на столик и подкатил его к кушетке, на которую улёгся альфа. Больше всего сейчас хотелось его побить. А потом поцеловать.

«Какого хрена происходит со мной?» — думал омега, натягивая перчатки. Он увидел грубый шрам в области шестого и седьмого грудных позвонков и обколол это место анестезией.

— Это только притупляет боль, не снимает полностью. Постарайся не шевелиться, — предупредил он. Лёгким движением он сделал разрез скальпелем. Он проделывал такие операции сотню раз и мог бы обойтись без всех этих санитарных норм. Ни один альфа под его рукой ещё не умер. Но сейчас было страшно причинить вред именно Коулу.

«Он снимает с меня чип! Твоего же анатэ! — Коул боялся даже дышать от своей догадки. — Чёрт, за это можно было бы и переспать с ним!»

Холл не испытывал боли до тех пор, пока омега не прикоснулся к чему-то. Значит ли поступок омеги, что его действительно отпустят? Или это такое изощрённое издевательство? Может, когда они прибудут на другую точку, там вживят новый чип? Короткий импульс, как от мелкого разряда тока, прошёлся по всему телу. На протяжении всей операции его пробило током двенадцать раз, каждый раз сильнее предыдущего. От последнего альфа мучительно застонал сквозь зубы и зажмурился до цветных звёздочек.

— Тише-тише, уже всё, только зашью, — мягко сказал Шай, слегка проведя по затылку тыльной стороной ладони. Мягко?! Почему это он вообще говорит таким тоном? Это совершенно не свойственно Шаю, жалость не то чувство, которое он умеет изображать, а уж тем более испытывать. Металлический звук, когда Шай бросил ненужный чип в алюминиевый поддон, свидетельствовал, что Коул свободен. Омега быстро и аккуратно заштопал рану, обработал и заклеил специальным пластырем, который поможет шву не воспалиться и быстрее зажить. К тому же его нужно менять только раз в две недели.

— Можешь потихоньку вставать, — разрешил он, отошёл от кушетки и стал стягивать с рук резиновые перчатки, испачканные кровью альфы. Раньше такой вид понравился бы омеге, но сейчас он быстро смял перчатки и выкинул их в мусор. — Утром полетим в Оклахому, если удастся договориться, то уже завтра будешь свободен, — мысль о боли, которую испытывал Холл, рушила всё его самообладание, он начинал нервничать и дёргаться, как в редких приступах каприза и раздражения.

Коул встал и, немного размяв спину, прислушался к своим ощущениям. В том месте, где раньше был чип, пульсировала лёгкая, приятная боль. Без этой дряни в позвоночнике к альфе вернулась львиная доля уверенности в себе. Как будто устройство подавляло его волю на подсознательном уровне. Коул теперь в несколько секунд осознал, что слышит шаги за дверью, которые раздаются с первого до шестого этажа, голоса, и при желании может разобрать о чём разговор, сердцебиение Шая, частое, взволнованное. Запахи заполнили разум альфы, они переливались, играли, но не смешивались, один горел особенно ярко, требовательно, желанно. Холл сделал единственный широкий шаг в сторону Шая и, ухватив того за руку, притянул к себе, впиваясь в губы жадным поцелуем. Альфа хотел продемонстрировать всю свою благодарность за эту операцию и будущий обмен, что бы там ни было дальше. Он так давно не целовался ни с кем, что думал — разучился. Но, нет. Поцелуй сладкий, до горечи, злой и нежный одновременно, как ещё можно целовать врага, который стал сейчас ближе друга, ближе любимого, пусть только на время. Изголодавшееся без секса тело требовало капитуляции мозга, требовало разрядки. Под кожей разливались волны возбуждения.