– Класс, открываем страницу пятьдесят два и давайте начнем, – говорит доктор Дигби. Джордж достает маленький скальпель и начинает счищать тонкие прозрачные слои лука.

– Так, думаю, сейчас мы должны тебе рассказать все разные способы использования вариантов, – говорит Беас. Она не делает попытки помочь Джорджу с экспериментом. Вместо этого протягивает руку в мою полуоткрытую сумку, достает оттуда буклет «Соблюдение правил использования вариантов», открывает его на одной из первых страничек и пробегает пальцем по списку. Там написано:

ВАРИАНТЫ ВОЗМЕЩЕНИЯ

Краска

Аромат

Зеркало

ВАРИАНТЫ УСИЛЕНИЯ

Угольки

Мерцание

Внутренний взор

Ночное зрение

Покрывало

– Понятия не имела, что их так много, – говорю, подтягивая к себе список, чтобы посмотреть внимательнее. – Я только видела эти, с Зеркалом. – Внезапно вспоминаю дождь и грозу в день, когда мы приехали, и неожиданно сухую одежду миссис Клиффтон. – И, наверное, те, что сохраняют предметы сухими.

– Да, это варианты Покрывала, – подтверждает Беас, рассеянно накручивая темные пряди челки на карандаш. – Они отталкивают воду. И мы используем Угольки, чтобы согреться, – поясняет она. – Рассыплешь немного над собой – и ты словно закутался в одеяло. Их можно использовать в школе, если ты Совершеннолетний. Но если пользуешься вариантами Аромата на уроке кулинарии, это считается жульничеством.

– Может, мне даже лучше не чувствовать запаха того, что готовлю, – говорю. Я стала готовить, когда мама заболела. Майлз и папа справились с первым приготовленным мною ужином, бормоча, какой он вкусный, хотя я сожгла курицу до углей.

– И мы должны рассказать тебе о самом запретном варианте для школы, – говорит Беас, – он называется Внутренний взор. Ты наносишь его на веки, и он в той или иной степени улучшает твою память, так что тебя могут исключить, если застукают, что пользуешься им на экзамене.

«Внутренний взор», – думаю я, вспоминая оговорку Уильяма.

– Учителя всегда проверяют наши веки перед тестами, – добавляет Беас.

Джордж кладет срез лука под микроскоп.

– Посмотри, – говорит он.

Я прикладываю глаз к окуляру.

– Что значит: варианты разделены на разные категории – Возмещение и Усиление? – спрашиваю. Я верчу ручки микроскопа, пока клетки лука не расплываются, а потом становятся четкими. Есть что-то успокаивающее в том, как упорядоченно они выстроились, все в аккуратном ряду.

– Варианты Возмещения действуют как замена Исчезновений, – объясняет Джордж. – Они для запаха, зеркал и некоторых замен цветов. Усиление объяснить несколько сложнее.

Я выпрямляюсь, оставляя микроскоп, и пододвигаю его обратно к Джорджу.

– Люди наткнулись на варианты Усиления в те годы, когда искали варианты Возмещения, например, способность видеть звезды или сны, – для этого у нас еще нет вариантов.

«Звезды, – думаю я, и мой желудок сжимается. – Их звезды исчезли».

– Но что варианты Усиления имеют общего с Исчезновениями? – спрашиваю.

Какое-то мимолетное выражение пробегает по лицу Джорджа.

– Нам не известно, – говорит он, хмурясь. – Мы не знаем, усиливают ли они то, что потом может исчезнуть, – и мы наткнулись сначала на лекарство – или это что-то другое. – Он снова смотрит в микроскоп. – С Усилением дело выглядит так, словно мы столкнулись с чем-то, еще не открытым. И фрагменты ничего не объяснят, пока не узнаем всю историю.

– Но посмотри на этот список, Джордж, – говорит Беас. Она перестает играть с челкой и выпрямляется. – Здесь даже не все варианты.

Она пододвигает список Джорджу, потом берет меня за локоть и поворачивает руку, чтобы изучить сердечко.

– Мило, – говорит она одобрительно, подбирает свою юбку и показывает кожу прямо над коленом, спрятанным под столом. – Моя татуировка меняется день ото дня, в зависимости от настроения.

Сердце воспаряет, когда узнаю написанное там предложение. Это фраза Элизабет Барретт Браунинг, нацарапанная петлистым почерком Беас: Как веселый путешественник, выбери дорогу вдоль живой изгороди и пой.

Беас опускает юбку, и она снова закрывает колено.

– И не думай, что я не вижу, как ты смотришь, Джордж.

Джордж смеется и качает головой, отмеряя жидкость в пробирке. Он наносит несколько капель на предметные стекла.

– Так дразняще, Беас.

– Болван, – говорит она, но улыбается и откидывает свой конский хвост на него, прежде чем вернуться к списку.

– Вариантов больше, чем в списке? – спрашиваю.

Джордж делает смесь из соленой воды.

– Несколько больше. Думаю, они слишком противозаконные, чтобы включать их сюда.

– «Противозаконные» – слишком сильное слово, – возражает Беас, приоткрывая карман юбки, чтобы показать фиолетовый мешочек внутри него. – Некоторые просто не любят их из-за того, что они могут привлечь излишне много внимания. Как Бури.

– Бури?

– Это полный отпад. Представь, каким был бы бег, если бы ты стала ветром, – говорит Джордж.

– Эти все еще остались с моего прошлого дня рождения, – говорит Беас, заталкивая мешочек обратно в складку юбки. – Я уже Совершеннолетняя, – объясняет она. – Вообще-то, я в классе Уильяма. – Она поджимает губы и рисует сову в шляпе на моем списке «Правил». – Давай просто скажем, что биология и я не совсем хорошо сработались в прошлый раз.

– Но в этом году все хорошо работает, не так ли? – бормочет Джордж себе под нос, но улыбается, выполняя часть эксперимента Беас.

– Я понимаю, почему им не нравятся Бури, – говорит Беас задумчиво, словно она не слышала Джорджа. Она добавляет молнии вокруг совы. – Но в действительности они по большей части безвредны, в отличие от более темных вариантов.

Когда она возвращает страницу, я вижу предупреждение, написанное внизу.

Все варианты, не указанные в этом списке, строго запрещены к использованию на школьной территории. Их использование приведет к серьезному наказанию и, возможно, к судебному разбирательству.

Темные варианты? Я размышляю. Есть варианты, которые могут навредить?

Доктор Дигби внезапно оказывается позади нас.

– Усердно работаете, я полагаю? – спрашивает он, но продолжает двигаться в ответ на приветствие Джорджа.

Джордж склоняется, чтобы добавить несколько капель соленой воды на предметные стекла.

– Вот так. Девчонки, взгляните.

– Нет необходимости, – говорит Беас, со скукой изучая страницу с нотами, которую вытащила из футляра от скрипки. – Я помню, как оно выглядело в прошлом году.

Джордж отодвигается, чтобы освободить мне место, и я склоняюсь, чтобы снова настроить окуляры. Моим глазам нужно мгновение, чтобы приспособиться. Гладкие, аккуратные ряды клеток остались. Но их внутренности, высушенные солью, скукожились и искривились.

«Это просто лук», – думаю, отодвигаясь. Но мне все равно неприятно, оттого что нечто знакомое может исказиться так, что я больше не узнаю его мгновенно.

Миссис Клиффтон ждет нас после школы. Она припарковала машину на соседней улочке, рядом с садом.

– Хорошо прошел день? – спрашивает она, когда мы забираемся в машину.

Оба, Майлз и я, что-то уклончиво бормочем.

– Ну, дома вас кое-что ждет. – Она поворачивает ключ зажигания.

Женевьева приготовила маленькие чайные сэндвичи, порезанные треугольничками, и печенье с большим количеством арахисового масла, посыпанное сахаром. Но есть кое-что еще лучше: письма. Письма от Кэсс и отца, а это значит, что они их отправили, как только мы уехали. Я разрываюсь между выбором, чье письмо хочу прочитать первым, но Майлз хватает папино, поэтому я открываю письмо от Кэсс. Оно написано крупным, плавным курсивом и пестрит вопросами о Стерлинге и Клиффтонах. Представляю, как она приходит домой после первого дня в школе без меня, забирается по шаткой лестнице в свое единственное место в доме: чердачный уголок, заваленный подушками и одеялами. Мы часто читали там, особенно дождливыми днями. Там было достаточно места, чтобы мы обе могли вытянуть ноги на полу, и наши ступни касались окна, а бесконечный запас леденцов всегда был спрятан под одной из досок пола.