На содержание девочки за границей и оплату обучения, конечно, требуются немалые средства. Но вовсе не деньги стали причиной того, что Валерий Николаевич почти год работал на два фронта. Через неделю после отъезда дочери он начал регулярно получать по почте её фотографии. Ничего особенного в них не было: девочку снимали то на остановке общественного транспорта, то в кафе кампуса, то в коридорах университета. Но потом пошли фото с лекций, из комнаты общежития, из раздевалки спортзала. Кто-то наглядно демонстрировал мужчине, насколько уязвима его дочь и как легко до неё добраться. К концу сентября Валерий Николаевич так извёлся, что позвонил дочери и предложил вернуться в Россию, но девочка расплакалась: она уже втянулась в учёбу, завела друзей и даже влюбилась. Настаивать он не посмел.

Вот тогда-то ему и сделали предложение, от которого он побоялся отказаться. Он старался не проявлять инициативы и сделать минимальным тот вред, который приносили фирме его действия. Но после похищения Алисы понял, что эти люди переступают грань обычного промышленного шпионажа и вредительства, что способны не только запугивать фотографиями, но и реально действовать. Тогда он начал осторожно собирать доказательства. Максимовского уже заперли, но теперь с ним напрямую общался его партнёр и, судя по всему, вдохновитель идеи утопить успешного конкурента.

Когда на горизонте снова появился Дитрих Штайн, сделал очередной заказ и намекнул, что ему и в родной стране есть что построить, Валерий Николаевич понял, каким будет следующее его «задание». И нашёл единственный, по его мнению, способ не вредить ни мне, ни дочери. Он перевёл деньги университету за всё время обучения, положил крупную сумму на счёт Вари,, а остальное должно было ей достаться по наследству через полгода.

В сейфе обнаружился пакет с документами, две флешки с видео- и аудиоматериалами, те самые Варюшкины фотографии и распечатка телефонных разговоров с тайным «работодателем». Всего вместе достаточно, чтобы предъявить обвинение в промышленном шпионаже, шантаже, доведении человека до самоубийства. Конечно, не по всем статьям удастся что-то доказать, но теперь я намерен создать вокруг «Экожилстрой» такую шумиху, что больше они «выплыть» не смогут. Ваня Стадник не такой «белый и пушистый», как некоторым могло показаться, если дело касается бизнеса. Всё, локомотив под названием «Справедливое возмездие» на всех парах несётся с горы.

Глава 54

Павел Станиславович так и не подписал моё заявление об увольнении. Когда я в очередной раз вошла к нему с этим же вопросом, он усадил меня в кресло и долго внимательно рассматривал. Потом вздохнул и сказал:

- Алиса, я Вас понимаю, как никто. Вы пришли работать, и работали просто отлично. А оказались втянуты в роман с боссом и чужие разборки. Я чуть с ума не сошёл тогда в аэропорту, когда понял, что Вас похитили. Не буду скрывать, что на половину от волнения за Вас, и ещё на половину из страха за себя. Только представил, что сделает со мной Иван Антонович… Он же влюблён, как мальчишка.

- Павел Станиславович, какое это имеет отношение к моему заявлению? Я просто хочу уволиться и найти другую работу. Пожалуйста, подпишите заявление.

- Простите, я не могу. Я только второй заместитель. Да, я в курсе всех дел фирмы и могу руководить её текущей работой, но право увольнять и принимать имеют только два человека… имели.

- А если я начну прогуливать работу?

- Боюсь, в Вашем случае это не поможет, – снисходительно улыбнулся он.

- Да что у нас, крепостное право?! – возмутилась я. – Мне-то что делать?

- Ждать выздоровления большого босса.

- И когда он изволит выздороветь?

- Завтра снимают швы, и через недельку-другую, глядишь и явится.

Я чуть не взвыла от отчаяния. Не хочу ждать ни одного дня! Я уже настроилась на прощание с этим этапом в своей жизни. Ярким, прекрасным и таким горьким! Коротенькое резюме уже написано, осталось только щёлкнуть пару раз мышкой, и оно разлетится по всем мало-мальски значительным строительным организациям, в том числе и тем, которые ещё по осени приглашали к себе на работу.

У меня уже нет сил видеть ЕГО! Десять дней назад, когда мы сидели «в засаде», я чуть не совершила глупость, поверив, что у нас всё может наладиться. Он с такой нежностью обнимал меня за талию, так тяжело дышал в затылок, что мой мозг поплыл от этих ощущений, от привычного запаха любимого мужчины, который я узнала бы из тысячи. У меня в глазах помутилось при виде его окровавленной рубашки, и только оклик следователя привёл меня в себя и заставил действовать, хоть и толку от меня было мало. Пока из Вани извлекали пулю, к счастью, застрявшую в мягких тканях, не задев ни брюшной аорты, ни почки, пока он приходил в себя после наркоза, я не могла думать ни о чём, кроме его жизни. Но что потом? Зачем я здесь? Ведь он ничего мне не сказал, не предложил даже поговорить. Просто я случайно оказалась в офисе, когда там готовилась ловушка для «крота». И раз уж теперь жизни Стадника ничто не угрожает, то и мне здесь делать нечего. Зачем навязываться?

Павел Станиславович ещё раз извинился, что не может мне ничем помочь, и озвучил предложение:

- Раз уж Вам так тяжко здесь находиться, а новый проект брать нет смысла, то, возможно, согласитесь на небольшую командировку?

- С удовольствием уеду отсюда подальше, хоть на Дальний Восток, – проворчала я.

- На восток пока незачем, только на запад. Германия подойдёт?

- Германия? И что там нужно делать?

- Ваш приятель Штайн хочет перестроить и отреставрировать какую-то старинную виллу, своё последнее приобретение. Хотя это и жилое помещение, но больше похоже на культурный объект, а Вы у нас специализируетесь именно на них.

- Но я не знаю языка.

- Наши люди уже четыре месяца работают в Индии и прекрасно себя чувствуют.

Вот после этого разговора я и оказалась обладательницей визы и билета на поезд, который повезёт меня через Российскую, Белорусскую, Польскую границы, через всю Германию с востока на запад, в Дюссельдорф. Конечно, с пересадкой в Берлине. Но я сама настояла на поезде, ведь из самолёта вообще ничего не увидишь, а так – хоть кусочек. Когда ещё мне удастся заработать на заграничное путешествие!

Спешу попрощаться с Мариной, прежде чем дядя Слава отвезёт меня на самолёт в Москву, а оттуда…

Подхожу к приёмной и слышу разговор на повышенных тонах. Останавливаюсь в раздумье, чтобы выяснить, кто спорит, и решить, стоит ли заходить. Ого! Да это наша горячая парочка выясняет отношения! Когда-нибудь они обязательно поженятся… если не подерутся.

- Ты достал уже своим высокомерным видом и дебильными комментариями! – орёт на парня Марина. – Ты сам-то что умеешь, кроме как мышцами играть?!

- Да уж побольше, чем некоторые безмозглые курицы, – снисходительно-презрительно отвечает Женька.

Мне его видно: он стоит, прислонившись к стене около дивана для посетителей. Эх, Дорофеев! Вот ты удивишься, когда поймёшь, СКОЛЬКО у этой девочки мозгов!

- А что ты, такой умник, торчишь по полдня в приёмной босса, которого должен охранять?

- Тебя это не касается, куколка, – хмыкает парень.

- Ты мне мешаешь работать.

- Да кто тебе мешает?! Подумаешь, работа: хлопать глазками и лыбиться всем подряд!

- Не всем, – возражает Марина. – Тебе, например, под угрозой увольнения не стала бы улыбаться.

- Нахер мне сдались твои улыбки! – раздражается Женька. – Прибереги их для автора вот этого веника.

Ага! Вот в чём дело. Нашего мачо взбесил букет полевых цветов, который мы всем отделом сегодня подарили Тосе на день рождения, а она отнесла в приёмную на хранение Марине, потому что Денис расчихался: у него, оказывается, аллергия на цветы.

- А мне нра-авится, – мечтательно тянет Марина, прекрасно понимая, что дразнит зверя.

- Чему тут нравиться?! Трава какая-то понатыкана.

Слышал бы его Матвей, который ждал двадцать минут, пока ему соберут и упакуют этот букетик! А Женька не унимается, отлепляется от стены, выхватывает из вазы цветы и, усевшись на диван, начинает обрывать лепестки ромашки.