Да, мой бывший друг помог ей, защитил, спрятал. Да, пострадал. Но я ему лучшего адвоката нанял, обвинение против него не поддержал, оплачиваю его лечение. Мало? Могу ещё денег дать. Могу ВСЁ отдать, но только не Синичку! Хватит с меня друзей, которые западают на моих невест! Ну и что, что пока не невеста?! Будет. И женой будет. И детей нарожаем целый выводок! Пошли все нахер! Никого не подпущу! Моя!!!

Пока дядя Слава доехал до моего дома, я тропинку протоптал возле подъезда, шагая туда-сюда, как маятник. Больница через три улицы, а мне показалось – на краю света.

Пухов ждал меня уже с белым халатом. И как догадался, что я сюда приеду? Но он следователь, и взгляд у него хитрожопый – он всё понимает. А вот в палату меня не пустил! Сказал, что они там не одни, а с санитаркой и охранником. Потом вышла санитарка с довольной физиономией и сообщила радостную, б.., новость, что пациент за пять дней, сука, первый раз поел! Ему что, не давали что ли? Ага! Надо, чтоб его обязательно кормила с ложечки МОЯ женщина?!

Отворачиваюсь, чтоб не пугать Пухова своей зверской рожей, и в это время Алиса выходит из палаты. Надо ж, какие мы удивлённые!

- Вань, а ты что тут делаешь?

А я, б.., Красная Шапочка! Принёс больной бабушке корзинку пирожков и горшочек масла!

- Да нет, Алис, это я у ТЕБЯ должен спросить: что ТЫ тут делаешь?!

- Женьку навещаю, – отвечает как ни в чём не бывало.

Если бы у двери палаты не стоял человек в форме, я бы вошёл и добил этого ублюдка! И мне плевать, что он теперь такой весь из себя герой. Поворачиваюсь к следователю и вижу, что тот с трудом сдерживает усмешку. А мне нихера не смешно! Хватаю эту пигалицу сердобольную за запястье и тащу за собой по больничному коридору. Она еле поспевает за моим шагом, но, если понадобится, я её опять через плечо поволоку и больше от себя не отпущу ни на шаг. Запру в квартире, нет, в спальне. Сам буду кормить и мыть. И к родителям сам возить буду!

Цепляюсь сознанием за слово «мыть» и сразу же представляю, как провожу влажной губкой по телу Алисы: по шее, по плечам, рукам, животу и… Замедляю шаг, потому что идти становится трудно, и дышать тоже. И сотрясение мозга здесь ни при чём. У меня вообще нет мозга, когда дело касается Синички! Мы уже почти дошли до лифта, но я резко разворачиваюсь и тяну её обратно, к лестнице. В стационарном корпусе девять этажей, мы на восьмом – вряд ли кто-то здесь ею пользуется. Поднимаюсь до девятого, потом ещё на один пролёт, к чердаку. Он, конечно, заперт, но это неважно. Припечатываю её к стенке и, как голодный, набрасываюсь на её губы.

Мы занимались любовью сегодня утром, каких-то четыре часа назад, но у меня ощущение, что я потерял её, долго искал и, наконец, нашёл. Сначала она возмущается, пытается оттолкнуть меня. Не угадала! Буду трахать, пока в её мыслях из других мужиков останутся только отец и брат. Потом ещё сына добавим. Как только она перестаёт сопротивляться и начинает отвечать на мои поцелуи, хватаюсь за пряжку ремня и расстёгиваю свои джинсы, потом – её. Стягиваю с себя свитер и футболку, бросаю на пол рядом с её сумкой, и Алиса тут же впивается пальцами в мои плечи.

- Вань, не надо здесь, – шепчет, оглядываясь на лестницу.

- Надо, – возражаю я и начинаю расстёгивать её блузку. Ох, б…, на ней лифчик с застёжкой спереди! Как кстати! Расправляюсь с ней двумя пальцами и беру в руки своё сокровище. Как я жил без неё?! Как мог не ощущать её тепло, не вдыхать её аромата? Как мог хотеть других женщин, когда есть она?!

Запускаю обе ладони под ткань джинсов, сжимаю мою любимую попку и притягиваю к себе, чтобы почувствовала, насколько она мне небезразлична. Алиса тихонько охает, и тут же… звонит мой телефон. Он вибрирует в заднем кармане, оглушительной мелодией выдаёт наше укрытие. Я хочу его убить! Но на экране высвечивается номер следователя Пухова, и я не могу это игнорировать. Чертыхнувшись, принимаю звонок.

- Эй, людоед, ты там ещё не съел её? – смеётся Иван Палыч.

- Только собирался, подсолить оставалось, – в тон ему отвечаю я, с досадой наблюдая, как Алиса быстренько приводит в порядок свою одежду.

- Тебе надо повидаться с Дорофеевым: что-то вроде очной ставки. Но неофициально.

- А это обязательно?

- Желательно.

Пухов настаивает, и я уступаю, но у меня нет никакого желания видеться с кем-то из своего прошлого. Я узнал цену их дружбе, их любви. Именно ЦЕНУ, потому что они позволили себе оценивать самые светлые человеческие чувства. Оценивать бесценное, безусловное.

Но я уже спустил пар, хоть и не довёл начатое до конца, и теперь, нехотя застегнув джинсы и ремень, прижимаю к себе мою Синичку, провожу рукой по её волосам, целую в макушку. Она гладит мою спину, успокаивая, вселяя мир в мою взмутнённую последними событиями голову. Я не знаю, что сказать, но это и не требуется: она сама всё понимает и не злится на мою дурь. Только эта девочка может взорвать мои эмоции, она же, единственная, может их успокоить.

Мы молча спускаемся обратно на восьмой этаж, проходим по коридору, взявшись за руки, и Алиса садится на диванчик напротив знакомой палаты, всем своим видом показывая готовность ждать. Мне остаётся только подчиниться обстоятельствам и войти в эту грёбаную дверь.

Глава 44

Если бы я знала хоть какие-нибудь молитвы, мантры, заклинания, то прямо сейчас обрушила бы их все на эту закрытую дверь. Что там происходит? О чём они говорят? Иван Палыч, конечно, не позволит им сцепиться, да Женька и не в том состоянии, чтобы доказывать свою правоту физически. И Ваня не тронет человека, который не сможет за себя постоять. Но в выражениях стесняться уж точно не будет. Я рассчитывала, что у меня будет в запасе ещё несколько дней, чтобы убедить Ваню поговорить со своим другом детства. В конце концов, тогда, восемь лет назад, он молчал из-за сестры, а сейчас в похищении не участвовал, в покушении тоже. А то, что охранял меня, так обращался со мной хорошо и, собрав необходимую информацию, поспешил расстроить планы похитителей.

Но мой упрямец ничего слышать не желает: помогает Женьке, чем может, но общаться с ним – ни в какую. Стоит только завести разговор на эту тему, сразу становится похожим на грозовую тучу.

Минут через пятнадцать из палаты выходит следователь. На мой вопросительный взгляд отвечает:

- Пускай поговорят.

Я продолжаю сидеть как на иголках, и Пухов, не выдержав вида моего мандража, берёт мою руку и потихоньку сжимает. Мне от этого должно стать легче. Но не становится, потому что, как в глупых сериалах, именно в этот момент из двери палаты показывается мой Отелло. Сверкающими глазами останавливается на моей ладони, утонувшей в широченной лапе Ивана Павловича. Я делаю шаг ему навстречу, хочу спросить, как прошёл разговор, но Ваня как-то странно шарахается от меня.

- Вань, всё нормально? Как вы поговорили?

- Поговорили, – ледяным тоном отвечает он и, резко повернувшись, чуть ли не бегом рвёт с места по коридору.

- Ваня! – я пытаюсь его догнать, у самого лифта хватаю за руку. – Что случилось? Я тут с ума схожу от волнения.

Дверь лифта открывается, и он заходит в кабину. Я иду следом, но он выставляет передо мной руку, как шлагбаум.

- У тебя всегда найдётся, кому утешить, – и нажимает кнопку.

Дверь закрывается перед моим носом.

- Что это было? – спрашивает за моей спиной Пухов.

- Ревнует, – безжизненным голосом отвечаю я.

- К кому? Ко мне? – поражается следователь.

- А почему бы и нет? – горько усмехаюсь. – Вы, пусть и постарше него лет на двадцать, но вполне себе ничего. И хотя бы адекватный.

- Знаете, Алиса, по-моему, вашему Стаднику надо не у травматолога лечиться, а у психиатра.

- Ему это скажите.

Из последующего разговора с Женькой мы ничего нового не узнали. С Иваном, по его словам, они разговаривали спокойно, без нервов и обвинений. Стадник даже поблагодарил его за всё, что он сделал для меня. Тогда в чём дело? Неужели и вправду его сорвало из-за невинного жеста следователя? Абсурд!