Я знаю наверняка — книгу по ее силе никогда не заменят ни телевизор, ни Интернет, ни любая другая суперсовременная информационная система, потому что в книге есть душа, есть разум, наделенный чувствами. Голая и сжатая информация навязывается не только для ускорения, но и для упрощения, а по сути — для оглупления.

И все же я родился в самой читающей стране мира.

Когда наступит конец света, главное останется в храмах и библиотеках.

Современные технологии могут сжать информацию, но никогда не смогут сжать мысль.

Только умирая, люди становятся живыми или мертвыми.

Приходилось встречать мертвых живых.

Очень боюсь вместо настоящего животворящего вдохновения просто набить руку и выдавать на-гора.

Когда уходила ты, я терял все…

Когда уходил я, ты поняла, что теряешь больше, чем сможешь приобрести.

У нас одна дорога на этом свете, как бы это тебя не раздражало. Свернуть, конечно, можно, но это будет уже не твоя дорога.

Нести не свой крест тоже можно, но…

Симон Киренеянин нес крест Господа! Но это было в прямом смысле!

Многие говорят, что моя любовь к тебе ненормальна, в том смысле, что до безумия сильна. Да ты и сама так считаешь… Вот и дожил наш мир, что нормальная — настоящая любовь считается теперь чем-то неприемлемо-запредельным. Ну что ж, я всегда мыслю и чувствую запредельно.

Если я когда-нибудь удостоюсь того, чтобы обо мне вспомнили, я хочу, чтобы о тебе рядом со мной вспомнили только хорошее, поэтому я сейчас пишу: радость и боль моей любви — твои.

Любовь и добро не имеют причины.

Если есть причина — значит, есть выгода.

Выгода и любовь, выгода и добро — понятия взаимоисключающие.

Лето из жаркого и липкого превратилось в склизкую серятину.

А небо только изредка выглядывает в проблески туч: как вы там — не совсем еще отсырели, еще не по пояс в грязи?

Люди плачут. Это понятно. Но почему плачет небо?

Может, это катарсис за всех тех, кому слезы неизвестны и непонятны?

После смерти у каждого из нас есть свой объем в земле. Я хочу, чтобы у меня был свой объем в небе.

Хотя бы после смерти…

Сейчас у меня есть все небо. Туда не только проще смотреть, там и жить легче.

Небожителям не требуется гражданства и прописки.

Но: я русский небожитель.

Я родился в самой читающей стране мира. И, пожалуй, в самой пишущей.

Часто думаю о том, что большинство супругов в моей стране живут невенчаными, т. е. обладают только документами из загса. Значит — перед Богом их брака нет.

То, чего нет, Бог не защищает…

Спорю с другом-учителем и его ученицей.

Она:

— Декабристы были честные и лучшие люди страны. Они боролись за свободу и против царизма.

Он согласно кивает и ставит пять.

— Ты сам так считаешь? — спрашиваю я его.

— Нет. Но так нужно объяснять им.

— Как же так? Это же постоянно увеличивающаяся ложь! То же самое она скажет своим детям!

— У нас же плюрализм мнений…

— Ты же знаешь — кто его придумал! Давай разберемся проще: между Богом и сатаной ты кого выбираешь?!

— Бога!.. — брови испуганно вскинулись.

— А царь — это кто?

— Помазанник Божий!..

Нет, все равно не будет он рассказывать им про сатанинские масонские ложи. Во-первых, сложно, во-вторых, опасно…

В-третьих, с точки зрения чиновников от образования, он прав…

А с точки зрения истины и совести?

Вовсе не обязательно уподобляться им и звать Русь к топору. Но знать о творцах братоубийственных войн в своем Отечестве они (школьники) должны.

Сегодня линия моей жизни прошла где-то в стороне от меня…

Я смотрел на нее из своего кокона, валяющегося где-то на обочине, и ничего не мог с этим поделать.

Мне ничего не хотелось с этим делать.

В это время мою жизнь брали, что-то с ней делали, что-то ей обещали, пытались ее расшевелить, но не знали, что меня нет рядом.

Душа моя находилась в полном несоответствии с происходящим.

Так было и вчера… И позавчера… Возможно, так будет завтра.

И только мысли напоминали мне самому, что я еще существую.

Иногда мне кажется, что в этом мире мне нечего делать, а усталость, порождающая отчаяние, сильнее предназначения. Невольно подумаешь и содрогнешься от собственного кощунственного умствования: сегодня кто-то родился, что будут делать эти кто-то здесь, если здесь нечего делать мне? А посмотреть повнимательнее — и можно найти еще около 500 миллионов таких же «бездельников», а то и больше.

Интересна ли та игра, итог которой заранее известен и, несмотря ни на какие вариации, неизменим?

Знание истины не всегда дает состояние покоя, а лишь состояние уверенности, покоящееся на этом знании.

Истина, хотя и константа, но требует постоянной работы над собой. Иначе душа и разум превращаются в аморфную глыбу льда.

Я носил в себе этот айсберг. Но стоило Богу милостиво коснуться моей души, он стремительно таял и покидал меня слезами.

Главное — не разучиться чувствовать! Чувствовать глубоко и честно. В противном случае человек становится автоматом для выполнения основных жизненных функций.

И ему еще кажется, что у него есть своя индивидуальность.

Пожалуй, есть. Она выражается в разнотональной подаче звуковых сигналов, габаритности, в отборе той или иной струи конъюнктурной информации и проч. чисто технических отличиях.

Архимеду понадобился рычаг, Ленину — винтовка Мосина и пулемет «максим», Богу — Слово…

Мною пользуются.

В этом есть свои положительные стороны: ибо, следуя логике, я был бы человеком бесполезным.

Я пользуюсь кем-то!

Как отвратительно звучит слово «пользуюсь» в этом случае!

Хочется прикрыть его как наготу хоть каким-то сглаживающим пошлость звучания эпитетом.

ЛЕНА. А вот к этому я ничего уже не могу добавить.

Это не соседняя Вселенная, это Вселенная внутри меня.

Корпускула — частица света. Лена — то же самое.

Лена — всякая. Лена — любимая. Лена — единственная.

Это не признания, это просто горит.

Мы это иногда тушили и чуть не задохнулись от дыма.

Это постоянно пытаются потушить другие.