С тех пор прошёл практически год, и жизнь будто стала тихой рутиной, не предвещая никакой беды. Каждый день Мадара смотрел на ночное небо, то ли опасаясь, то ли дожидаясь кровавой луны, но та всё не окрашивалась, оставаясь привычно серебристой. Мать его ребёнка с тех пор так и не появлялась, и Мадара задумывался, было ли это хорошим знаком или же затишьем перед бурей?
В тот день, когда в прошлый раз окрашивалась луна в кровавый цвет, Мадара думал, что мог потерять свою деревню. Битва между кланами принесла сильные разрушения, и они отстраивали все разрушенные дома и здания на протяжении нескольких месяцев, закончив строительство лишь недавно. Клан Кибико был наполовину уничтожен именно Мадарой, в то время как вторую половину уместили в тюрьму, где они не способны были использовать чакру. Предводителя клана Мадара лично с Хаширамой допрашивали на протяжении целой ночи, погружая того в цукуёми. Со временем Кибико признался, что питал глубокую ненависть к клану Хьюга, поэтому они решили подставить их, сделав так, будто именно Хьюга начали нападать на остальные кланы. Тем временем, пока развивалась битва, глава клана Кибико хотел выкрасть глаза у Мадары, но ему помешал Хаширама. Тогда ему и пришлось взять под контроль Тобираму, а в конечном итоге, его план провалился, когда к нему сам лично пришёл Мадара и победил.
Мужчина и предположить не мог, что ради желания обладать его шаринганом, глава Кибико мог так запросто пожертвовать своим кланом. Под весь этот шум он хотел напасть на Мадару, когда тот совершенно не мог этого ожидать, но его план был так плох, что не удивительно, что в конечном итоге он провалился. Учиха сомневался, что Кибико был столь сильным, что мог бы выкрасть его глаза, даже имея план получше.
С того дня жизнь в деревне наладилась и обходилась без каких-либо происшествий. Но как бы мирно они все не жили, Мадара чувствовал, что это был не конец. Что-то надвигалось на них, и в скором времени спокойным дням придёт конец.
— Ма-ма, — по слогам произнёс тихий голос.
Мадара почувствовал, как по его телу стали карабкаться, залазя не только руками, но и маленькими ножками. Острая детская коленка со всей силы упёрлась Мадаре в живот, и он выпустил затруднительный вздох, когда всё тело переместилось на эту самую коленку, смещая своим весом его органы.
— Папа, — спокойно поправил Мадара, прикрывая свои глаза рукой от солнца.
Детское тельце неумело продолжало карабкаться по нему, и затем он увидел, как над его лицом склонилась его подросшая дочь. Её тёмные глубокие глаза с интересом смотрели в его глаза, пытаясь что-то там рассмотреть. На мгновение между тоненьких бровей залегла морщинка, когда Мизуки нахмурилась, а затем её детская ручка схватила Мадару за нос и с силой сжала его. Учиха почувствовал, как ему перекрыли доступ к кислороду, но вместо того, чтобы убрать руку своей дочери, он открыл рот и глубоко задышал. Маленькая Мизуки не растерялась от этого хода и положила свою вторую руку на рот мужчине.
Конечно же, это не помешало Мадаре дышать, и, видя, как тот всё равно раскрывает рот и дышит сквозь раскрытые маленькие детские пальчики, Мизуки ещё больше нахмурилась и напряжённо вытянула губы в трубочку. Она хлопнула своей рукой по его рту, пытаясь тем самым вновь попытаться перекрыть своему отцу воздух, но и на сей раз у неё это не получилось.
— Мама! — капризно выкрикнула Мизуки, убирая свои руки с лица своего спокойного отца.
— Папа, — так же безэмоционально поправил её Мадара, а затем уже нахмурился сам и обиженно протянул, обращаясь к своей дочери. — Я тебя учил говорить слово «Папа». Покажи мне это бессмертное существо, которое всё это время учило тебя слову «Мама». Я же выясню, кто посмел такое провернуть у меня за спиной.
Мизуки лишь похлопала своими пушистыми ресницами, а затем складка между бровей разгладилась, когда девочка наклонилась ещё больше над лицом Мадары и на сей раз дотронулась до одного из глаз. Мадаре пришлось прикрыть свой левый глаз, чтобы та его не выколола своими пальцами, и это действие позабавило его дочь. Черноволосая малышка принялась прыгать на нём, хлопая его по закрытому глазу, и в этот момент Мадара подивился, какое у него стальное терпение.
— Этя, — произнесла малышка, хлопая по глазу.
Она убрала свою руку и с ожиданием посмотрела на своего отца, даже слегка наклонившись вперёд. Мадара вздохнул, ведь понимал, что Мизуки не отстанет от него, если он не выполняет то, что та от него хотела. Он пытался правильно воспитать свою дочь, но она росла на его руках слегка капризной и избалованной, и Учиха удивлялся, что неужели он самолично её баловал, когда приходил с работы домой. Как бы он не отрицал, но дочь за это время стала дорога сердцу, и он уже и не помнил те времена, когда у него не было этого маленького капризного демона. Демоном он называл её лишь в своих мыслях, когда та поднимала с самого утра весь дом на уши, не давая выспаться и отдохнуть, требуя немедленного внимания. Порой она даже кричала до тех пор, пока Мадаре не приходилось забирать её к себе в постель из-за её прихоти, и тогда она сладко посапывала у его бока, видя десятый сон.
Мадара по желанию своей дочери активировал свой шаринган, и его чёрные глаза вмиг окрасились в красный, заставляя его дочь радостно визжать и подпрыгивать на его груди. Обыкновенные красные глаза с тремя томоэ вращались, превращаясь в Мангекё шаринган, и весь вид того, как видоизменяются глаза Мадары, доставлял невероятное веселие Мизуки. Она смотрела на вращающиеся чёрные узоры в глазах своего отца и от радости даже пару раз хлопнула в ладошки. Эта манипуляция с шаринганом было самым любимым развлечением Мизуки.
— Всё, — произнёс Мадара, отпуская шаринган и придавая своим глазам привычный чёрный цвет. — На сегодня хватит представлений.
— Ещё, — потребовала наследница клана Учиха.
— Нет, — строго ответил мужчина. — Я сказал хватит.
После этих слова Мизуки сразу же слезла со своего отца, напоследок случайно ударив пяткой по подбородку мужчины, и побежала вдоль террасы. Мадара потёр ушибленный подбородок, нисколько не изменившись в лице, и слегка приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на бегающую свою дочь. Её ноги держали её недостаточно крепко, но та всё равно продолжала неумело бежать, радуясь своей способности. Лишь недавно Мизуки начала говорить, и это получалось у неё несколько хуже, чем бегать, но они хотя бы избавились от непонятных бессмысленных звуков и перешли к неразборчивым коротким словам.
Мадара помнил, как бесился, когда видел, что его дочь пыталась ему что-то сказать, но он ничего не понимал. Он стоял там часами, наклонившись над её кроваткой, пытаясь разобрать бессвязные звуки, и не понимал. Каждый раз он чувствовал себя сверх идиотом, ведь Азуми всегда знала, что от неё хотела Мизуки. Со временем Мадара решил, что это чисто было на женском интуитивном уровне, и он дождётся того момента, когда его дочь по нормальному заговорит.
Его жизнь с появлением Мизуки наполнилось смыслом. Смотря сейчас на свою дочь, он не понимал, как мог жить всё это время с огромной дырой в своём чёрством сердце. Внешне Мадара нисколько не поменялся, и был по прежнему всё тем же холодным Мадарой Учиха, которого все старонились и опасались, но наедине со своей дочерью мужчина чувствовал, что становился другим. Не таким холодным. Не таким бесчувственным. Живым.
Мадара задумался лишь на мгновение и не заметил, как Мизуки споткнулась об собственные ноги и упала на деревянное покрытие террасы. Она завалилась вперёд, упав сначала на колени, а затем стукнувшись лицом об пол. На миг Мадара думал, что пронесло, но затем, после некоторого раздумья, послышался звонкий плачь. Мужчина вздохнул и принял сидячее положение, а затем и вовсе поднялся на ноги и медленно прошёл к дочери. Он опустился рядом с ней на колени и поднял с пола, поставив ту на ноги. Мизуки продолжала плакать, вытянув руки вдоль тела, а Мадара положил свою тяжёлую ладонь на хрупкое детское плечо.
