Малышка притянула к себе палец Хаширамы и взяла в рот, начав сосать, приняв за грудь. Чёрные глаза были широко открыты и внимательно смотрели на того, кто держал и укачивал на руках. Казалось, что в первые, как ребёнок появился в этом доме, он был спокоен. Мадара же смог успокоить только одним способом — погрузить в цукиёми. Кажется, он не знал, как вести себя с младенцами.

— Это как? — удивился Сенджу.

— Так получилось, — пожал Учиха плечами и облокотился об косяк двери. — Не спрашивай.

Беззубый рот всё продолжал терзать палец Сенджу, и, когда тот решил вытащить его из слюнявого рта, малышка закапризничала и стала тянуть палец обратно. Хаширама сдался и позволил ей снова отведать его палец, а сам поднял свой взгляд и посмотрел на Мадару, что оставался стоять у двери и не подходил к ним, будто пытаясь отстраниться от них и всей этой ситуации.

— Мне кажется, он хочет кушать.

— Она, — поправил Учиха с холодной ноткой в голосе. — Это девочка.

— Да у тебя дочь, — улыбнулся Хаширама, вновь рассматривая нежное личико. — Она симпатичная.

Мадара не стал ничего отвечать, не увидев в ребёнке ничего симпатичного. Эта девочка выглядела как все обычные дети, и даже с первого взгляда нельзя было определить, девочка это или мальчик. Он и сам узнал об этом только из-за того, что край ткани случайно сполз, явив всё миру. Он не хотел ребёнка, а даже если бы и хотел, то в будущем он может быть планировал бы сына, его наследника. Такого же сильного и воинственного, как он сам. Эта девчушка же наврятли могла унаследовать его силу и способности. Единственное, что было у неё от него, так это общие внешние черты. Но все Учиха были между собой похожи.

— И всё же, у тебя есть молоко? — задал вопрос Хаширама.

Обладатель шарингана моргнул, на мгновение растерявшись. Он всю ночь таскался с этим ребёнком, пытаясь его успокоить, и за это время его голову ни разу не посетила мысль о том, что малышка могла быть просто голодна. Здесь же не было её матери, которая могла бы её покормить. От этой мысли и новой проблемы, что навалилась до кучи к остальным, Мадара нахмурился и стал грознее тучи. Хаширама сразу же понял всё по одному виду своего нового друга.

— Может, молочная смесь?

— Ничего нет, — холодно ответил Мадара.

— Как? Вообще ничего? А что она ест? — нахмурился Сенджу. — Её мать вообще ничего не оставила?

— Кажется, её вообще ничего не волновало, кроме того, чтобы просто спихнуть на меня своего ребёнка, — буркнул Учиха, проходя вглубь кухни к шкафчикам.

Мужчина стал открывать дверцы шкафов в надежде найти что-то съедобное. Кухонные полки и шкафы были абсолютно пусты, и Мадара не мог вспомнить, когда в последний раз пополнял свои запасы. Он открывал всё новые и новые дверцы, где была одна лишь паутина, и поражался тому, а чем он собственно питался в своём доме. Даже пачки молока и то не было. В доме он обычно не готовил, предпочитая перехватить что-то в городе и поесть или там, или же принести готовое уже с собой домой. Возможно, ему было бы стыдно за отсутствие еды перед Сенджу, если бы он не был Мадарой Учиха.

— Похоже, у тебя вообще не бывает еды в доме, — хмыкнул Сенджу.

— Я забываю ею обзавестись.

Этот ответ был столь прост, что, казалось, он должен был разъяснить всю ситуацию. Хаширама внимательно смотрел на Мадару, догадываясь, что тот действительно не задумывается о таких пустяках, как обыкновенная еда в доме. Сенджу приглядывался все эти долгие месяцы к Учиха, пытаясь понять, что тот из себя представляет. Тот мальчик, которого он встретил ещё в детстве, сильно отличался от этого хладнокровного мужчины, что стоял с ним сейчас в одной комнате. Их детская дружба продлилась не так долго, пока они не узнали какую фамилию каждый из них носит. То, что считалось дружбой, стёрлось на многие годы войны, оставив между ними одну лишь вражду. Мечты о создании деревни, где будет править мир и покой, а детская смертность прекратиться раз и навсегда, канули в бездну.

Многие годы продолжались кровопролитие, и вот, спустя столько лет и смертей, Хаширама находился в доме у Мадары и разговаривал с ним так, будто между ними и не было столько лет вражды и ненависти друг к другу. Это поражало. И не могло не радовать. Ведь в конечном итоге они добились того, о чём так мечтали в детстве. Хоть они выросли и сильно изменились, но одна мечта на двоих вновь соединила их дружбу.

— Что ты планируешь делать с ребёнком? — неожиданно спросил Хаширама, даже сам удивившись этому вопросу.

За всю свою жизнь он видел Мадару всяким: и преданным брату, и своему клану, злым, обиженным, огорчённым и даже кровожадным. В большинстве случаев Учиха скрывал все свои эмоции и предпочитал всюду ходить с холодным выражением лица, но Хаширама не по наслышке знал, как сердце Мадары может гореть огнём, а ненависть заставляет леденеть кровь в жилах. Но он никогда не видел, чтобы Учиха относился кому-то с нежностью. Он любил своего младшего брата, но предпочитал также не показывать миру свою любовь. Он скорее опекал и защищал его, но никогда не возился с ним. Мир шиноби не предназначен для этого.

После смерти брата, сердце Учиха будто навсегда окуталось льдом. Частичка его души умерла вместе с Изуной, а в сердце поселилась гигантская дыра. В мире не осталось больше никого, кого бы он мог любить, и, казалось, никто не сможет залечить его рану, что он так умело ото всех скрывал. Но Хаширама сам знал какого это — терять своего брата. И Сенджу видел, как от этой боли утраты отстранился Мадара, решивший замучить себя работой. В его душе навсегда пропала способность кого-то любить и заботиться, и Сенджу сомневался, что Учиха мог бы испытать какие-либо чувства к ребёнка. Даже если это была его дочь.

— Не знаю, — честно ответил Мадара, закрывая последний шкафчик и выпрямляясь во весь рост. — Может, лучше её кому-то отдать?

— Кому ты её отдашь? — нахмурился Сенджу, смотря в тёмные глаза мужчины. — Это же твой ребёнок. Твоя кровь. Часть тебя.

— Мне некогда с ней возиться, — холодно произнёс Учиха, складывая свои руки на груди.

— Ты можешь попросить кого-то из клана. Возможно, кто-то согласится тебе помочь с ребёнком.

— Мне не нужен этот ребёнок, — слегка резко ответил мужчина, который постепенно начинал выходить из себя.

Мадару раздражало то, что кто-то мог начать менять его налаживающуюся жизнь. Он не готов был менять свои привычки, как не готов был и сам меняться. Эта вынужденная ситуация загоняла его в угол, а он терпеть не мог это ощущение.

Обладатель шарингана прошёл к Сенджу и забрал из его рук ребёнка. Хаширама слегка удивился, когда Мадара отобрал у него свёрток, но ничего говорить не стал. Малышка, изо рта которой пропал столь вкусный палец, широко раскрыла свои чёрные глаза и вытянула свои пухлые губы в трубочку. Её взгляд переместился на стоявшего Сенджу за спиной Учиха, в то время как новоиспечённый отец продвигался к входной двери. Девочка перевела свой взгляд обратно на Мадару и решила было начать плакать, как тот активировал свой шаринган и зло посмотрел на чёрные глазки, обрамлённые пышными ресницами. Шаринган был подобно угрозой, и младенец, будто поняв намёк и возможную опасность, не решился заплакать.

— Пойдём, — произнёс Учиха, открывая дверь и оборачиваясь к застывшему Хашираме.

— Куда? — не понял тот.

— Ты же хотел показать штаб полиции.

— Но ребёнок… — неуверенно произнёс обладатель древесных техник.

Сенджу последовал за Мадарой на выход, а стоило им выйти из дома, как тот захлопнул входную дверь и спустился по ступеням. Учиха без лишних слов направился вдоль улиц своего клана, а Хаширама послушно следовал за ним, не понимая куда именно вёл его вновь появившийся друг. В полной тишине они шли по пустым улицам деревни, преодолевая дома, и даже малышка молчала, находясь в руках своего отца. Её губы были поджаты, а заинтересованный взгляд перемещался с одного дома на другой. Мадара держал своего ребёнка плотно поджав, но даже не смотрел на детское личико, чей взгляд порой был устремлён на него. В нём была полная уверенность в правильности своих действий, когда он подошёл к одному из домов клана Учиха.