— Разве Вильям не должен уже ждать нас здесь? — спрашивает Александра.

И действительно — вокруг них снуют представители всех классов, а Магнуссона не видно. Ольсен даже в окно смотрит, но не обнаруживает его и среди гуляющих учеников.

— Может, задержался в классе, — пожимает плечами Крис. — Пойду посмотрю. Подожди пока здесь.

Александра не реагирует, продолжая смотреть в окно.

Внутри неё живёт предчувствие беды, которое она отгоняет вот уже несколько дней. Всё хорошо — вот они снова встретились все втроём, и они в порядке. В их отношениях случился кризис, но они вернут всё на свои места, иначе и быть не может.

Возможно, ей не стоило так рьяно отбрасывать свои чувства к Крису, и эта внезапная любовь к нему могла бы стать просто нежной привязанностью к другу.

Не может же она не общаться с ним, раз они с Вильямом лучшие друзья. Просто стоит определить границы и не выходить за рамки. В конце концов, что Александра Ольсен умеет лучше всего, как не удерживать всё под контролем.

Тень улыбки касается её губ, и она отворачивается от окна. Взгляд её ловит силуэт Вильяма, поднимающегося по лестнице с первого этажа, хотя Александра уверена, что урок у него был на втором, и именно туда и пошёл Крис.

— Вильям, — зовёт она, но улыбка, появившаяся было на её лице, исчезает так же быстро, как и появилась. — Вильям, что..?

Когда он подходит к ней и смотрит сверху вниз, ей впервые становится страшно в его присутствии. Александра впервые понимает, почему кто-то боится Вильяма: когда в его глазах нет любви, а только эта гнетущая туча, как тут не испугаться?

— Вильям, — собственный голос звучит чуждо — как-то неуверенно и высоко.

— Скажи мне.

Вильям делает к ней шаг, и Александра неосознанно отступает, — движется вдоль подоконника и упирается в стену, зажавшись в угол. Человека, который стоит перед ней, — парня, появляющегося на разборках с Якудзами, парня, являющегося предводителем Пенетраторов, — она не знает.

— Сказать что? — практически шепчет Александра.

Магнуссон поднимает руку: на миг ей кажется, что он сейчас ударит её, — но парень всего лишь протягивает ей телефон. Ольсен смотрит на экран, и перед глазами у неё плывёт.

— Засуди меня за это…

А потом Крис приближается к Александре и целует её. Он целует её как-то отчаянно, даже требовательно, и всё-таки слишком, слишком мягко и бережно.

И Александра не отстраняется, она даже не уверена, кто из них действительно начал этот поцелуй.

— Алекс… Алекс…

Она не открывает глаз, потому что боится столкнуться с тем, что они натворили. Ей хочется остаться в темноте, в которой не существует ничего, кроме тепла его губ.

— Я не должен был целовать тебя, Алекс.

«Должен. Ты должен был», — думает прежняя Александра и нынешняя Алекс. Это было неизбежно — так же, как и восход солнца.

Александра смаргивает, когда картинка на экране застывает, в ушах шумит.

Она поднимает взгляд на Вильяма, — на внешне спокойного Вильяма, внутри которого прорвались плотины, удерживаемые им столько времени ,— а потом переводит взгляд на Криса, появившегося за его спиной на лестнице, ведущей на второй этаж.

Она смотрит на двух людей, которых любит, и её сердце разрывается на части.

— Скажи, что ты не влюблена в моего лучшего друга.

И Александра открывает рот, чтобы сказать то, о чём просит или требует Вильям; она правда хочет сказать это — и не может.

Лицо Вильяма искажается, когда он понимает правду, и Александра ненавидит себя за эту боль в его глазах; ненавидит за слёзы, которые бегут по её щекам, и она никак не может их остановить.

Всё, что она может, — это объяснить то, что случилось на вечеринке. Да, это она может. Вильям должен знать, что она никогда, никогда не изменила бы ему; что бы она ни чувствовала, какие бы сомнения ни рвали её душу, — телом она ему верна.

— Тот поцелуй, — голос срывается, но Александра должна сказать, что думает, — был случайностью. Я была пьяна, Вильям, я даже не помню… То есть… Я бы никогда… Вильям, пожалуйста…

Кто-то из девушек, стоящих неподалёку вскрикивает, а Александра вздрагивает, когда кулак Вильяма опускается на стену. Внутри у Александры всё вибрирует — от ужаса, от своей и его боли, от вида крови на его оцарапанных костяшках.

Вильям отвечает негромко, но с такой осязаемой яростью, что девушка и представить не может, сколько же она на самом деле принесла ему страданий, сколько волнений внесла в его душу, если в результате всё вылилось в это.

В этом они с Александрой похожи — в них бушуют океаны, которые они сдерживают. Но сегодня начался шторм.

— Я не спрашивал тебя о поцелуе, — последнее слово Магнуссон практически выплёвывает, нависая над девушкой. — Я спросил, любишь ли ты Криса.

— Мы бы никогда… Я люблю тебя, Вильям. Крис тебя любит. Мы бы…

Второй удар вызывает куда более громкий визг, и даже Александра ощущает, как крик рвётся наружу.

— Ты его любишь?

— Я…

Александра не знает, где найти правильные слова, она не уверена даже, что они вообще существуют. Всё, что ей остаётся, — смотреть на Вильяма своими бесцветными глазами, в которых он и сам может найти ответ.

Магнуссон тяжело дышит и долго, испытующе смотрит. Александра не знает, как после такого взгляда можно остаться в живых, и что-то внутри неё как будто действительно умирает.

Она готова на всё — что Вильям снова ударит стену или ударит её, что накричит, встряхнёт, — ради всего святого, она может вынести что угодно! Это будет лучше, чем та боль, которая клубится в его глазах, отчего взгляд темнеет. Но огонь в нём внезапно стихает, уступает под натиском чувства, которое объединяло их столько лет.

Возможно, в глазах Вильяма умирает даже она сама.

Александре не нужны слова, чтобы понять: она сделала с Вильямом то, что не мог сделать никто другой.

Она забрала у него и себя, и лучшего друга; она отняла у него восьмилетнюю девочку, которая обещала за ним присматривать.

И Вильям мог бы уничтожить её в ответ, в его силах было стереть её в порошок, но в его глазах Александра видела то, что начисто лишило её почвы под ногами, — он всё ещё любил её.

«Нет. Накричи, ударь, сделай, что угодно, только… только не отпускай меня. Не уходи. Только не уходи».

Он любил её, и всё равно собирался сделать это — оставить её одну. Потому что Александра ничего не боялась сильнее, чем одиночества.

Вильям разворачивается, и Александра тянется к нему, чтобы взять его руку в свою, как десять лет назад. Чтобы они смогли жить долго-долго и никогда не бросать друг друга.

Вильям отмахивается от неё и уходит.

Александра не может поверить, что теряет его — как не могла поверить, что родителей больше нет. Но он действительно уходит — спускается на первый этаж мимо молчащих, всё видевших подростков.

Крис делает шаг вперёд, но останавливается.

Ему хочется догнать Вильяма, объяснить самому — это его вина, это он поцеловал Алекс. Они были пьяны, он всего лишь воспользовался ею, как и другими девушками. Алекс любит только Вильяма, как он вообще мог подумать, что она может променять его на кого-то другого!

Гораздо больше Крису хочется подойти к Алекс и обнять её, сказать, что всё будет хорошо, что…

Но этих слов она ждёт не от него. Алекс смотрит на него, и во взгляде её впервые горит совсем ещё юная, неприкрытая любовь, которая сжигает её. Крис чувствует, что, если останется, если вмешается, пламя разгорится сильнее и пожрёт её целиком.

В конце концов, это всегда была история Вильяма и Александры. Это были его самые дорогие люди, а он — лишний персонаж их истории; истории, в которой каждый должен быть уверен в своём выборе.

Крис не мог быть с Алекс, пока её выбор не будет окончательным. Он примет любой конец, но она должна его озвучить. Точно так же он не мог пойти за Вильямом, пока сердце Александры мечется между ними двумя; и всё это сделал он — поцелуй, который никогда не должен был случиться.