Мона ошарашена, как и все в столовой. Обычно Александра не пускается в тирады, но сегодня она всё ещё остаётся собой, и через мгновение многие начинают улыбаться.

— И если кто-нибудь из вас передаст ему эти слова, я… я… очевидно, я ничего не смогу сделать, — заканчивает Александра, опускаясь обратно на стул. Эта речь отняла у неё много сил; является ли она правдой?

Что за импульс заставил её встать и сказать всё это? Что-то, похожее на страх. Что могла ещё сказать Мона, что ещё она слышала той ночью, о которой сама Александра мало что помнила?

Она и правда сказала всё это Крису?

Вильям опускается на стул рядом и берёт её за руку.

— Кажется, мы закончили, — резюмирует он.

Люди глядят на Мону, которая застыла, не в силах поверить в то, что всё повернулось вот так. Она даже не постеснялась поднять разбитый телефон и с ужасом убедилась, что он не работает. Самое главное… они не услышали самое главное…

Как выжившая в цунами среди не тронутых им людей, он стоит и смотрит в глаза той, которая снова победила.

«Я уничтожу тебя. Уничтожу любой ценой», — думает Мона, но сегодня — сейчас — она поджимает хвост и убегает из столовой.

Сердце Александры грохочет в груди.

— Возможно, я скажу Крису, что ты считаешь его хорошим человеком. Думаю, он потребует назвать статью за оскорбление его чувств, — говорит Вильям.

Александра пытается улыбнуться. Со всех сторон на неё поглядывают с доброжелательным интересом, но она всё ещё чувствует себя в западне.

— Ты в порядке?

— Я всегда в порядке, — тут же отвечает Александра и удивляется, потому что не врёт. Она знает: Вильям беспокоится о возможном приступе, но, несмотря на то, что сердце так сильно колотится, разум остаётся ясным.

Вильям пододвигает к ней тарелку.

— Эй, Александра! — кричит Джулиан, один из Пенетраторов. — Теперь я действительно верю, что ты могла убить Малин!

— Её никто не видел с первого курса, — поддерживает его рядом сидящий Боркис. — В каком шкафчике ты её замуровала?

— Заткнитесь, — беззлобно кидает им Вильям.

— Если не хотите оказаться в соседнем с Малин шкафчике, — продолжает Александра, и только на эту секунду мир её снова оказывается собран.

Но тут телефоны почти тридцати парней начинают вибрировать одновременно, и Александра поворачивается к Вильяму, надеясь, что ошиблась, что этот день закончится на Хольтер.

Сердце почти останавливается, когда она видит серьёзное, убивающее её выражение на лице Вильяма.

«Пожалуйста, — думает она. — Пожалуйста, не говори, что…»

— Мне нужно уехать.

«Нет».

Вильям гладит её по голове:

— После уроков возьми такси и сразу поезжай домой. Напиши мне, как приедешь. Я вернусь так быстро, как только смогу.

«Не уходи, тогда и возвращаться не придётся».

Но Александра, конечно же, этого не говорит. Она никогда ничего не говорит, только ждёт, сминая в руках подушку, в надежде, что он вернётся живой.

— Хорошо, — только и произносит Ольсен.

Прежде чем подняться и уйти, Вильям целует её в макушку.

Александра почти не ощущает этого прикосновения. Впервые за день неоднозначные мысли о Крисе и Вильяме: «О чём я только думаю?», — уступают место одной-единственной мольбе.

Она даже не чувствует ненависти к Якудзам, которые снова хотят попробовать отнять у неё тех, кого она любит. Александра, как мантру, мысленно повторяет: «Пусть никто не умрёт. Пожалуйста, пусть сегодня все будут живы».

***

Понедельник, 20:44

Каждая прошедшая минута как удар.

Александра старается не думать о плохом, но получается из рук вон.

— Всё будет хорошо, — говорит она сама себе, и пустая квартира отзывается неуверенным эхом. — Вильям будет в порядке.

Вильям?

Этот жуткий единый звук, раздавшийся из телефонов Пенетраторов, раздался и из телефона Криса? Ну конечно, как же иначе. Где бы и с кем бы он ни был, он не мог пропустить этот сигнал.

Значит, ей должно быть легче, — Крис не позволит, чтобы с Вильямом случилось что-то плохое.

Но кто позаботится о Крисе?

Сердце Александры, и без того истерзанное, болит всё сильней.

С ними же всё будет хорошо, да? Не может быть такого, чтобы…

Стены квартиры давят. Александра ненавидит оставаться одна — это напоминает ей о дне, когда она вернулась домой и увидела свою бабушку мёртвой.

Ольсен выходит из квартиры и спускается на улицу, не позаботившись взять ни куртку, ни зонт.

Дождь всё продолжал идти, а улицы Осло опутал туман.

Здесь, среди этой серости, Александре показалось, что время и вовсе остановилось. И это было мучительнее тянущихся часов.

Она не знает, сколько там простояла. Не знает, когда начало темнеть, и в окнах стал загораться свет. Холод щиплет лодыжки, а тонкое платье пропиталось водой и тяжело висело на ней.

Александра не двигается и дышит через раз.

«Пожалуйста».

Она не сразу замечает фары, осветившие её продрогшую фигуру, и не узнает номерной знак машины Вильяма. Возможно, это всё глубокий беспробудный сон — этот промозглый вечер, этот голос, зовущий её из тумана.

Александра смаргивает.

Вильям ещё только вылезает из машины, но уже зовёт её, уже что-то кричит, и Александра срывается с места, чтобы добраться до него быстрее, чем он до неё, чтобы почувствовать его тепло, ощутить биение родного сердца. Но замирает.

Дверь переднего пассажирского места открывается, и она видит Криса.

Его вид ошеломляет её больше, чем вид Вильяма. Она ненавидит то, каким Магнуссон возвращается после разборок с Якудзами, ненавидит, но знает. Для неё это не в новинку.

Но кровоподтёки на лице Криса, сбитые костяшки пальцев, даже его неровная походка — всё это вкупе поднимает в её душе такую бурю, что сегодняшний проливной дождь кажется не более, чем каплей в этом океане.

Александра не плачет. Она уверена, что это дождь стекает под ней, что она сама практически превратилась в дождь, но из груди вырывается всхлип.

— Вы живы, — выдыхает Александра. — Слава богу, вы живы.

И это всё, что она говорит, прежде чем подойти к Крису и обнять, — немного зло и обиженно, слишком сильно, чтобы его покалеченные рёбра наверняка отозвались болью. Но вместе с тем — крайне осторожно, почти что… почти что…

— Я так испугалась. Ты не представляешь, как я испугалась, Крис…

Крису хочется оттолкнуть её, а может, просто пошутить: «Кажется, ты перепутала парня», — но он чувствует, как она продрогла и ослабла, как она напугалась. Он не может не обнять её, не может не вдохнуть запах мокрой кожи. Не может не сказать:

— Прости, Алекс.

Александра никогда и никому не признается, что в этот момент звук его голоса — единственное, что она хочет услышать; что всё это время, с самого своего пробуждения после вечеринки, она боялась, что больше никогда не услышит, как он называет её Алекс.

И тогда Александра плачет.

Сквозь слёзы, за плечом Криса она видит Вильяма и всё плачет, плачет и плачет — потому что любит их и потому, что у неё нет на это никакого права. Плачет, потому что Вильям был с ней всегда, и любовь к нему должна быть выше всего, но Крис… Крис занозой засел в сердце, и она не знает, что это за уголок, в котором он решил осесть. А может, он был там всегда и тихо ждал своего часа, — или всё-таки нет.

«Я люблю, но как именно?»

Александра крепче обвивает шею Криса, и странная, ранящая мысль пронзает её насквозь: «В этот раз ты не удержишь меня от падения, правда?»

Его объятие говорит ей лишь одно: «По крайней мере, мы упадём вместе».

========== Глава 6 ==========

Понедельник, 20:51

Втроём они возвращаются в квартиру, и с каждого ручьями стекает вода.

Вильям накидывает на плечи Александры свою кожаную куртку, но смысла в этом уже нет — платье девушки на девяносто процентов состоит из дождя и липнет к телу, вырисовывая каждый изгиб. Крис старается на неё не смотреть.

— Переоденься, — говорит Магнуссон Александре.