— Ты скучаешь по ним?

— Как и ты, — просто ответила брюнетка, не смотря на него.

— Слушай, если получится так, что твоя магия не вернется, и мы останемся здесь навсегда, — начал он, взглянув в глаза Бонни, — я понимаю, что ты меня ненавидишь, я знаю, что я был паршивым человеком, ужасным братом и еще более худшим другом, но я всегда буду рядом, потому что ты — все, что у меня есть, и я не могу тебя потерять, — она не ожидала такого признания, а потом поняла, что ему страшно. Он боится остаться один, боится неизвестности, которая ждет их впереди.

— Мы выберемся отсюда, — сказала Бонни, — ты вернешься к Елене, скажешь ей, как сильно ее любишь, с Риком ты выпьешь самую дорогую и старую, как этот дом, бутылку виски, Кэролайн еще сто раз скажет тебе, что ты не заслуживаешь Елену, ну и… — Беннет усмехнулась, — ты же обещал Стефану вечность страданий как-никак.

— А что насчет тебя? — спросил Деймон, но девушка лишь отвела взгляд, и вопрос остался без ответа.

Оптимистичная Бонни Беннет всегда верила в то, что надежда есть. Но с каждым солнечным днём, от которого уже тошнит, как и от блинов с черникой, она ломается. Ей больше некого поддерживать, ее больше некому поддерживать. Каждый день она разгадывает кроссворд от одной и той же даты, всегда спотыкаясь на номере 27 по горизонтали, хотя выучила ответ наизусть. Ночью ей сняться кошмары, как Кай раз за разом убивает ее, а после она видит Деймона, который всегда смотрит сквозь нее. Просыпаясь в холодном поту, она кричит его имя.

Кидая очередную ненавистную бутылку бурбона в камин, Бонни промахивается. Кажется, по счету это была двадцать первая. Она не расстраивается, в гостиной стоят еще три, не считая подвала с коллекционной выпивкой Сальваторе. Она может бить их сколько захочет, однако, от этого не легче. Беннет уже не видит необходимости ходить в магазин. Муку ставить некуда.

Она сильная, она должна ею оставаться. Но уже не может. Каждый день Бонни проводит в одиночестве, а по ночам разговаривает сама с собой. Поэтому она не засыпает по ночам. Ну, и сны очень страшные.

— Прости, что пью этот бурбон. Это все-таки твоя фишка. А еще я не умею, как ты, печь блины. Это меня расстраивает. Я, кажется, разбила твою машину, но ты не сердись сильно, я помню, как ты говорил, что мне нельзя садиться за руль, даже если случится конец света. Еще я пропустила твое день рождение, да, я все еще считаю дни. Сколько тебе исполняется, 174? В качестве поздравления я бы с радостью расплавила твой мозг, но ты же знаешь, у меня нет магии, и я бессильна, но я всегда могу назвать тебя королевой драмы. Как думаешь, это обидно? Назови меня Бон-Бон еще раз, пожалуйста.

Вопросы всегда улетают в небытие. Иногда, когда получалось уснуть, она ловила себя на мысли, что уже не хочет просыпаться по утрам, постоянность убивает ее. Медленно и очень мучительно.

Бонни сидела на полу в комнате Деймона, откинувшись на кровать, и просто пялилась в потолок, желая увидеть там что-то, что разнообразит ее жизнь или же заставит улыбнуться. Она так давно не улыбалась. Она любила эту комнату, Бонни говорила, что она очень просторная и здесь есть дополнительная ванная. Брюнетка закрывает глаза и слышит внизу шум. Бонни уверена, что ей кажется, что она уже сошла с ума.

— Бонни, — она очень отдаленно слышит знакомый голос. Она убеждает себя, что это ее подсознание так шутит над ней. — Бон, — кто-то касается ее плеча, пытаясь разбудить. Она очень давно не слышала чужой голос. Наконец, Беннет открывает глаза.

— Деймон?

«Галлюцинация» — это слово пролетает у нее в голове, и это уже не смешно. Она так устала, что не хочет обращать внимание на игры своего подсознания.

— Бонни, посмотри на меня, — теплые руки касаются ее лица. Ей непривычно чувствовать тепло.

— Ты не можешь быть здесь, это невозможно. Мне это кажется, — успокаивая себя, Бонни закрывает и открывает глаза снова и снова, но Деймон не исчезает.

— Я еще не настолько плохо выгляжу, чтобы быть похожим на призрака, чего не скажешь о тебе, Бон-Бон. Я здесь, тебе не кажется, и я никуда не уйду. — брюнет заправляет Бонни за ухо выбившуюся прядь волос. Она смотрит на него, не говоря ни слова и пытаясь поверить в происходящее. Эту паузу прерывает Деймон:

— Помнишь, ты рассказывала мне, что я сделаю, когда вернусь домой? А знаешь, что сделаешь ты? Когда ты вернешься, вы с Еленой и Кэролайн устроите самую большую пижамную вечеринку, и я даже позволю вам разгромить мою комнату и ограбить подвал. Я с тобой сыграю в монополию, обещаю поддаваться, — он улыбнулся, по-настоящему, без привычной ухмылки. — Еще я никогда больше не буду печь блинчики с черникой и дам тебе свою машину. Ты уедешь из Мистик-Фоллс и будешь путешествовать по миру, как ты и мечтала. Я больше не оставлю тебя здесь.

Бонни лишь смотрит на него, внимательно слушая, а потом, будто приходя в себя, спрашивает, не узнавая свой голос, настолько он стал тихим:

— Я думала, ты меня ненавидишь.

— Это не так. К тому же мне нужны свободные уши, потому что Блонди говорит больше, чем я могу слушать, — как же она скучала по его шуткам. Деймон смотрит в ее глаза, которые минут пять назад не выражали ничего, а сейчас он видит, как в них появляется еще недавно потухший огонек. — А если серьезно, ты вытащила меня из этого ада, я плачу тебе тем же. Я очень скучал по тебе, Бон. — Он крепко прижимает Бонни к себе, а она дает волю эмоциям, чувствуя, как жизнь снова возвращается к ней, и осознавая, что она больше не одна.