Я возвращалась домой той же дорогой, что и пришла сюда, быстро и не оглядываясь, подхватив по пути забытый кем-то стакан и вылив содержимое на колонку. Выходя из дома, я слышала, как она зашипела, а комнату наполнил статистический шум.
========== Часть 3 ==========
Эмили
Сидя на следующее утро на кровати Евы, сложив руки на коленях, я водила пальцем по кривому шраму, который пересекал запястье по диагонали. Шрам был длинный и тонкий, но не бросался в глаза.
Трусливая и беспомощная. Я медленно покачала головой, как на руку упала холодная слезинка.
Глеб Голубин - просто говнюк.
Все думали, что раскусили меня. Глеб, Кирилл, Адиль, Андрей, моя мать… все.
Все, кроме Евы и Елены. Они были моей настоящей семьей, потому что знали правду.
«Я не знаю больше никого, кому было бы настолько некомфортно в своём собственном теле».
Заправив длинную прядь волос за ухо, я шмыгнула носом. Насчёт этого он прав. Воспоминания тут же охватили меня, словно все случилось вчера.
«Эмили, подойди сюда», - зовёт отец. Он сидит у окна в синих пижамных штанах и халате.
Я кусаю ногти, испуганно поглядывая на мать. Но она даже не смотрит на меня. Почему она на меня не посмотрит?
Мне четыре года, и мне не говорят, что случилось, сколько бы я об этом не спрашивала.
Я знаю лишь одно: мой папочка больше не может жить дома с нами. Его волосы растрёпаны, и у него появилась борода, которой никогда прежде не было.
— Эмили, — он манит меня рукой, хочет, чтобы я подошла.
— Папочка, я Кэтрин, — бормочу я, но мать больно щиплет меня.
Мои губы дрожат, лицо сводит от боли. Я сделала что-то не так. Когда я делаю что-то плохое, она всегда щиплет меня, объясняя это тем, что на людях кричать неприлично.
Я вижу печаль на папином лице и опускаю руки, потому что хочу, чтобы он меня любил.
— Я просто шучу, — говорю я, улыбаясь как можно шире. — Я Эмили.
И бегу в папины объятия, купаясь в его любви, и обнимаю его крепко, хоть он и думает, что я - это моя сестра.
Мне не хотелось это признавать, но засранец Глеб сказал правду. Я не была моей умершей сестрой, Эмили, и, что ещё хуже, я уже не знала, кто, черт возьми, вообще такая эта Кэтрин. Меня практически не существовало.
Я ела мороженное, которое нравилось Эмили, чтобы не разочаровать отца в его счастливых заблуждениях. Каждое воскресенье я была обязана надевать в церковь туфли Mary Janes - только потому, что их любила Эмили. Я терпеть не могла Mary Janes, но должна была их носить, поэтому заставила себя полюбить их. Кем я хотела стать, когда вырасту? Ох, погодите. Кем хотела быть Эмили? Ведь папочке нравилось говорить с ней об этом, а я не должна была его расстраивать.
Моя сестра, умерев, была возведена в ранг совершенства. Она никогда не грызла ногти, не устраивала истерик, не слушала плохую музыку. Она была красоткой, идеальной и живой.
Этой ночью я почти не спала, поэтому сейчас бродила по дому в полудреме. Зайдя в ванную и сняв пижамные шорты и майку, я включила душ и забралась под воду. Отяжелевшие конечности едва меня слушались, я чувствовала себя абсолютно разбитой.
Жалкая и беспомощная.
Я запрокинула голову и задрожала, ощутив тёплую воду на коже. На улице было жарко и влажно, и в доме сохранялась температура около 26 градусов: мне не хотелось, чтобы счета за электричество выросли, пока я живу здесь. Но даже несмотря на то, что я постоянно отирала пот со лба, сейчас мне хотелось согреться.
Я повернула кран, сделав воду горячее, и она стала даже слишком горячей, но мне было плевать. Теперь меня хотя бы не трясло от холода.
«…чтобы ты, мокрая от пота, извивалась и умоляла меня».
Я запрокинула голову, прислонившись затылком к стене душевой кабинки и закрыла глаза.
«Я хотел прикоснуться к тебе языком, ощутить, какая ты влажная».
Я прикусила нижнюю губу, почувствовав, как между ног разливается жар, а голова идёт кругом.
Возможно, все дело было в температуре воды или в воспоминании о его горячем дыхании совсем рядом с моим лицом. От него пахло яблоками, грушами и дождём.
Это был запах лета. Как чьё-то дыхание могло пахнуть летом?
«Когда-то я фантазировал о том, как припру тебя к дверце в школе…»
Я опустила руку и провела ладонью по внутренней поверхности бедра, не в силах сопротивляться желанию. Нужно было отдаться ему ещё в школе, но я боялась, что он разрушит мою жизнь. Боялась, что запутает меня. И что же теперь стало со мной? Я ли это? Да, мне нужно было позволить ему трахнуть меня. Трахать меня по десять раз в день, когда бы он ни захотел, потому что тогда я по крайней мере снова стала бы Кэтрин, я почувствовала бы хоть что-то.
Я положила руку между ног и стала поглаживать себя средним пальцем, подаваясь бёдрами навстречу.
О Господи, как приятно. Я тяжело дышала, моя рука двигалась все быстрее.
Я была благодарна матери хотя бы за одну из её инициатив.
За эпиляцию. Я решила удалять все волоски. Мне нравился результат, и я вдруг подумала о том, нравится ли такое Глебу. Мои пальцы касались гладкой кожи, и в животе нарастало напряжение.
Погрузив пальцы глубже, я подняла другую руку и сжала грудь, представляя, что это его руки гладят меня, а язык ласкает влагалище.
Черт. «Влагалище». Я никогда не употребляла таких слов, но Елена, напротив, постоянно использовала их в речи, и отчего-то сейчас это слово не казалось некстати.
Я простонала, водя пальцами вокруг клитора и чувствуя, как он пульсирует. Я хотела Глеба и представляла его.
Он продолжал касаться меня языком, и горячая струя воды оставляла на его теле сверкающие капли. Мне хотелось слизать их все. Но сейчас он был занят мной. Его язык коснулся бёдра, поднялся к животу. Он начал вставать и обхватил ртом мою грудь. Затем, взяв меня за волосы сзади, посмотрел на меня сверху вниз и прошептали мне в губы: «Я хочу, чтобы ты обвила меня ногами за талию и оседлала».
— О боже, — выкрикнула я, все быстрее и быстрее поглаживая клитор. — Да.
Все мое тело пульсировало и горело огнём, и я хотела того, о чем никогда не мечтала с Андреем. Оставив воду включённой, я вылезла из душа и поспешила в спальню. Вода лилась с меня на ковёр. Рванув на себя ящик комода, я достала вибратор и, бросившись на кровать, легла на спину.
Разведя ноги в стороны, я включила вибратор на полную мощность, и он громко зажужжал. Проведя им вокруг клитора, я тяжело дышала - в животе все свело от наслаждения.
Твою мать!
Я начала ощущать, как волны удовольствия накатывают одна за другой. Мои веки затрепетали и закрылись, я выгнула спину, лежа на кровати. Я хотела больше, мне нужно было больше.
О господи.
Прижав вибратор к входу во влагалище, я прикусила нижнюю губу. Как же было хорошо.
— О, — простонала я, ощущая, как внутри все сотрясается и сжимается.
«Я хотел замарать тебя».
— Глеб, — мой голос дрожал, я водила вибратором у входа во влагалище, не проникая внутрь, только дразня и массируя. Мои ноги тряслись от удовольствия, которое разрасталось внутри.
— О Боже! — выкрикнула я, разведя ноги ещё шире.
Все тело пылало, и я хотела этого больше всего на свете. Вибрации вызывали спазмы у меня в матке.
О боже. Быстрее, быстрее, быстрее..
Я выгнула спину, продолжая водить вибратором вверх и по кругу, все жёстче и жёстче массируя клитор.
— О боже! Твою мать! — выкрикнула я, содрогаясь и ловя ртом воздух. Циклон, начавшийся между ног, пробуравил насквозь все мое тело. — Да.
Я кончила, задыхаясь и издавая громкие стоны. Подняв руку, взяла себя за волосы и сжала их в кулаке. Мои руки ныли от усталости, и я медленно открыла глаза, которые до сих пор были плотно зажмурены.
Господи. Я моргала, пытаясь сфокусировать взгляд на белом потолке.
Что я сделала?
***
— Послушай, если в ближайшем будущем мы сможем поговорить, будет просто здорово! — произнесла Елена голосом парня из фильма «Офисное пространство». Было утро понедельника, и она шла за мной следом по школьным коридорам.