Куда бы нас ни несло в этом сладостном водовороте, но в последний момент мне снова представилась Крохина, баржа и протяжная песня бурлаков, и мы грохнулись на землю. Точнее, я на Кыгыра. И это было совсем не так, как в детстве бухаться на толстый дедушкин живот, словно на подушку, чтобы потом убегать от щекотки. Кыгыр был очень твёрдый, будто из гранита высеченный.

Я ахнула. Кыгыр буркнул. Глаза ослепило ярким светом, и, сощурившись, я увидела сквозь дымку два солнца: красное и оранжевое, а потом и Крохину. Баржи не было, и ремня бурлацкого тоже. Выглядела она обычно, со своим порозовевшим от загара носом-картошкой, каштановыми волосами, затянутыми в хвост над круглым лицом и… нимбом.

Ой, мы умерли?

– Так вот же она, выдра! – радостно заявила Крохина, что-то быстро дожёвывая. – Её и искать не надо!

В моё поле зрения попал её пудовый кулак. Нет, это точно был не рай. Я подняла голову и обнаружила остальных.

– Рита! – воскликнула я, слезая с похитителя.

Вокруг нас было что-то, похожее на площадь. Тянулись в небо белые башни, резьбой и орнаментом напоминающие мечети и соединённые между собой высоким забором. На шпилях башенок сверкала красным золотом то ли рыбка, то ли глаз. На раскидистом дереве с мелкими листочками и розовыми метёлками вместо цветов сидел радужный фламинго и чистил пёрышки. Возле башен высились многоэтажные конструкции. Их невероятные арки, колонны и дорожки были засажены самой экзотической растительностью. Если бы царица Семирамида, прославившаяся своими висячими садами, оказалась здесь, она бы наверняка задушилась от зависти – так это было живописно.

В беседке возле нас стоял внушительный деревянный стол, уставленный блюдами с едой. С массивной скамьи повскакивали мои соотечественницы. Целые и невредимые! Моё сердце вспыхнуло от радости. Ура, живые! Не в рабстве!

Кыгыр что-то прорычал про своё Конго, подскочил, схватил меня за руку и тут же попятился от девчонок. Или от трёх мужчин, возникших будто из ниоткуда. Все они были довольно молодыми, прямоносыми, симпатичными, если не считать… кхм… голубых кос по обе стороны плеч. «Мальвины» были одеты в светло-синие балахоны непонятного кроя, перевязанные на талии толстыми поясами. На груди у каждого – по золотому медальону с глазом, как в пирамиде на долларе; в левой руке – по светящемуся посоху. Они направились к нам очень решительно и, я не сказала бы, что дружелюбно. Но девочки их не боялись. Зато Кыгыр быстро обернулся ко мне, и я увидела в его глазах тревогу.

– Амырос ва, джива! Джива! – произнёс он, кажется, умоляя и стиснув мою руку своей лапищей. Свободной рукой Кыгыр выхватил саблю.

Поздно. Я даже моргнуть не успела, как трое мальвин щёлкнули посохами. Из тех взвились над головами мерцающие петли и мгновенно оплели Кыгыра, словно разумные змеи. Сабля лязгнула о серо-белые плиты. Моя рука была освобождена.

– Постойте! – крикнула я. – Не надо!

– Надо, Тася, надо, – проговорила Рита, оттягивая меня подальше от Кыгыра. – Это разбойник и бандит.

Как же это?! Мои губы ещё хранили тепло его упругих и сладких, как черешня, губ, в моих бёдрах ещё пульсировало что-то волнующее и горячее. Кыгыр мотнул головой – только ей он и мог крутить – вперился в меня синими глазищами из-под чёрных, густых бровей. Всё было в его взгляде: и досада, и злость, и разочарование – мол, эх ты, джива. Только страха в нём не было. Ни капли. Наоборот, гордость и какое-то превосходство, пусть Кыгыра и повязали по рукам и ногам. Словно он не преступник, а революционер, у которого есть правое дело.

– Кыгыр… – выдохнула я растерянно.

Откуда-то из-за моей спины вышел высокий бородатый старец, тоже с голубыми косами, как у мальвин. Он взмахнул посохом, и на меня осыпалось облако голубой пыли. Замерцало на футболке, на джинсах, и растаяло. Надо же! Старик, а как феечка в «Питер Пене»…

– Анастасия! – торжественно пробасил старец. – Мы рады, что великое Око привело тебя сюда! И что этот негодяй не успел воспользоваться тобой! О, одарённая дева, очарованная душа – прекрасная джива!

– Благодарю за такое красивое приветствие, почтенный. Очень польщена, – пробормотала я. – Только зачем вы схватили моего спутника? Отпустите его, пожалуйста. Он не сделал мне ничего плохого.

– Никак невозможно, – заявил старец. – Мы счастливы, что вы не только освободились сами, но и доставили к нам этого отъявленного разбойника и злодея!

– Нет, он не разбойник! – топнула я ногой и скривилась от боли в щиколотке.

Вдруг Кыгыр, который не отрывал от меня взгляда, сказал совершенно понятно:

– Смешная.

И покачал головой.

Рита сказала:

– Магистр Джуйендэ использовал магию распознавания языка. Он нам так сказал.

– Ага, удобная хрень, – вставила Грымова. – Нам бы перед соревнованиями в Канаде очень пригодилась.

– Магия… хрень… – повторила я за ними, ничего не понимая и чувствуя себя как-то нехорошо. Мало мне было телепортации!

Магистр тем временем присел и склонился над моей щиколоткой, коснулся пальцем чёрной жемчужины – та заискрила, шарахнув меня электричеством так, что в глазах потемнело. У магистра встала дыбом борода, как у кота шерсть, натёртая эбонитовой палочкой. Рита подхватила меня под руки и не позволила упасть. Из моих глаз брызнули слёзы, а тело задрожало. Я совсем не умею переносить боль! Только уколы терплю, и то палец закусываю.

– Мерзавец! – в гневе рыкнул на связанного Кыгыра магистр. – Как посмел ты, Киату Прóклятый, привораживать к себе одарённую дживу?! Как только поднялась твоя скверная рука?!

– Посмел, – нагло задрал нос Кыгыр… точнее Киату. – И посмею снова! И буду делать всё, что захочу! Ты не указ мне, Джуйенде!

– Увести! – рявкнул магистр. – Заточить этого святотатца в казематы Моргуусы! Следить неотступно! – и тут же обратился ко мне: – Не бойся, прекрасная джива, магическая цепь не позволит сбежать этому злодею! Пока мы не снимем его чёрный приворот, его голова будет на месте, но в клетке. И значит, он не погубит тебя. Ты в безопасности!

Трое суровых мальвин потянули за концы посохов, заставляя моего коварного красавца идти за ними, он чуть не споткнулся, выругался. Затем обернулся напоследок и подмигнул:

– Я вернусь за тобой, джива!

Не знаю, то ли избыток чувств, то ли никак не утихающая боль в ноге, то ли страх от странного приворота Кыгыра-Киату, то ли ужас, что мужчину, который поцеловал меня слаще всех на свете, посадят в клетку и на цепь, то ли просто от того, что с очередным перемещением закончились мои силы, но я покачнулась и начала падать. Всё кружилось и погружалось в туман. Так уже было на физкультуре в школе, когда Станислав Олегович заставил меня бежать пять кругов, несмотря на справку от врача. А у меня всегда низкое давление, и в раздевалке я вот прям как сей…час. Выключилась.

Я очнулась на чём-то мягком-премягком. В нос мне не сунули вонючий нашатырь, и в комнате не пахло привычно лекарствами, совсем наоборот – вокруг меня распространялся чудесный запах сдобного теста, ванили, кардамона, корицы и малины с шоколадом. И ещё чего-то умопомрачительного. У меня сразу потекли слюнки. Обожаю малину! Обожаю шоколад!

Я живо открыла глаза и увидела на тумбочке рядом со взбитыми под моей головой подушками волшебное зрелище – пирог с красными ягодами, украшенный шоколадом и взбитыми сливками. Он красовался на серебряном блюде и просил: съешь меня, прямо сразу и без остатка – хоть лицом в торт!

Я сглотнула и всё-таки сдержалась, потому что на меня смотрела похожая на медсестру немолодая дама, вроде бы и не полная, но фигуристая, с высоко и настолько пышно поднятыми светлыми волосами, что сама могла бы играть роль взбитых сливок в какой-нибудь рекламе. На лбу дамы, прямо под линией волос, была нанесена чем-то блестящим розоватая линия, как орнамент с завитушками, которые на висках завершали переливающиеся белые кристаллы. Натуральный Сваровски! Других украшений на даме не имелось, кроме вставленной в ухо жемчужины – такой же, как у коварного Киату.