— А почему я должен проспонсировать именно ваш проект? — вдруг выкрикнул кто-то. — Почему я должен вложиться в Глобал, а не в Ланграст?

Глаза Ромы налились кровью. Он медленно повернулся к говорящему. И узнал его. Человек по фамилии Суслин, любитель грести деньги не напрягаясь. Он промышлял подпольной торговлей оружия и пару месяцев назад Рома продал ему партию контрабандных винтовок практически за бесценок. Фуры стояли вот уже месяц, оружие нужно было сплавлять пока машинами не заинтересовались органы. Роме было до жути лень заниматься этим вопросом и он отдал винтовки первому желающему, не особо вдаваясь в цену. Эти деньги не ушли на развитие Глобала, как шли с других контрабанд раньше. Они всё ещё лежали у парня на карте, средств было немного.

Бас сдержанно выдохнул, давя в себе грубости.

 — Вы никому ничего не должны, — он вновь улыбнулся и облокотился на стол, — но, уверяю вас, если вы сделаете это — это будет правильным решением. Потому что с вашей помощью или без — я все равно построю эти заводы. Вы можете попробовать вложиться в Ланграст. Но я не пожалею свои офисы и нескольких заводов в Америке. Пусть они невелики, но я получу неплохую сумму за их продажу. Глобал входит в мировой рейтинг, я продам всю американскую сеть и этих денег с лихвой хватит на мой проект. И Глобал продавит всех под себя. Ланграст рухнет. Глобал поразит величием, — Ромы так увлекся, что ясно представлял себе эту мощь, проникся ею. Он вытянулся во весь свой немалый рост и раскинул руки, словно бы показывая свои будущие владения. Ещё чуть-чуть — и за его спиной расправятся черные крылья. На его губах заиграла плотоядная улыбка и с уст слетела коронная фраза Баса:

 — А все почему? Потому что Глобал — это я.

Все чувствовали его силу и потому, склонив головы, принялись подписывать и тут же покидать кабинет. Никто не осмелился сказать что-то против, хотя многие здесь были куда старше Ромы. Но молодой, амбициозный и слегка зарвавшийся владелец Глобала пугал их. Его манера держать себя говорила об одном: кто не со мной, тот против меня. Шестым чувством каждый из присутствовавших чувствовал, что пошедшему против — не жить. Наверняка за его спиной кроется нечто большее, чем жизнь в Америке. Кто знает, какие грехи он прячет?

Ставив свою подпись, спонсоры тут же покидали кабинет. Лист застыл перед одним. Дмитрий Кивцов. Он сложил руки перед собой и, прищурившись, внимательно наблюдал за Ромой.

 — Ваша речь весьма проницательна, — заметил мужчина.

 — Настолько, что вы готовы продать мне землю? — в голосе послышалась угроза.

 — Возможно. Но… Мне мало. Я хочу что-то поинтереснее.

 — Что?

 — Вашу сестру.

Бас поперхнулся воздухом, уверенный, что ослышался.

 — Да, я успел навести справки о вашей семье, — Дмитрий продолжал. — Вы, конечно, можете лишить меня жизни. Но тогда земли унаследует мой брат. Вы уничтожите его? Что ж, земля перейдёт государству. Даже если вы обладаете немалым влиянием и мощью, правительство вам не под силу. А нет моих земель — нет заводов. В ваших же интересах сотрудничать. Молодая девушка — небольшая плата за моё имущество.

 — Вы предлагаете мне торговать сестрой? — хмуро спросил Рома, скрестив руки на груди. — Но… Но зачем она вам?

 — У вас есть дети?

Бас нахмурился ещё сильнее. Чего хочет этот тип?

 — Возможно, — уклончиво ответил он. Солгать про существование Мирославы вдруг показалось ему страшным грехом, хоть верующим он и не был.

 — А у меня нет. Хотя мне уже 40.

 — Родить ребенка вам может любая.

 — Я не хочу любую. Мне нужны здоровые, а, главное, приносящие выгоду наследники.

 — Кира не наследница нефтяной скважины. Она дочь машиниста и швеи.

 — Но она ваша сестра. Буду рад породниться с вами, — Кивцов оскалился.

Рома был готов убить его. Мгновение отделяло парня от того, чтобы он кинулся на Дмитрия и перекрыл ему кислород. Ладони знакомо охватило жжением и покалыванием. В глазах потемнело.

Бас схватил стул и ударил им по первому попавшемуся — по проектору. Секретарша завизжала. Рома мелко затрясся от гнева, в горле застрял рык.

Он стал медленно считать. Раз. Ему нужна эта земля. Два. Кира — человек, а не товар. Три. Он не может обанкротиться. Четыре. Пять… Десять. Одиннадцать… Семьдесят четыре. Он не может обанкротиться.

 — Хорошо, — на удивление спокойно произнес он, хотя внутри бушевала буря. — Я выдам за вас сестру. Вам Кира, мне земля. Идет?

 — Идет, — Дмитрий был явно удивлен таким поворотом и столь легким получением желаемого. Мужчина протянул руку Басу для пожатия, но тот проигнорировал его и вышел, намереваясь идти домой.

Всю дорогу ему было неспокойно. Рома долго мялся у двери и даже пару раз ударился головой, но все же нашёл в себе силы войти.

Квартира встретила пугающей тишиной. До тех пор, пока из одной из комнат с шумом не выскочил Ваня, а следом за ним Кира. Её глаза были мокрыми, лицо опухшим. Она посмотрела на Рому и, подойдя ближе, вдруг резко ударила его кулаками в грудь.

 — Идиот! — закричала девушка и скрылась в гостиной.

Ваня нерешительно подошёл к Роме.

 — Дядь… А ты где был? — тихо спросил мальчик. — Два дня. И не отвечал на звонки. Бабушка переживала. И Кира.

 — Я… Я не знаю, — растерянно ответил Бас. Он нашёл нужных слов для племянника. — Где бабушка?

 — На кухне.

 — Ясно. Иди к Кире.

 — Кира не может. Она плачет.

«Скоро она ещё и не так заплачет», — с тяжелым сердцем подумал Бас. Во рту появилась горечь. Его единственная сестра, девочка, с которой он рос и играл в догонялки. Часть его несчастливого, но все же детства.

На душе было паршиво. Что он за гад такой? Убил брата, продал сестру… Что же он сделает с племянником? Но иначе было нельзя. Кира станет его спасительным якорем, хочет она того или нет. Увы, нервы и благосостояние Вари оказались ему дороже. Может ли быть девушка спокойной, когда мужчина не может обеспечить семью? Нет.

 — Почему плачет?

 — Тебя искала. И не нашла, испугалась.

 — Ладно. Иди, — снаружи Рома был бесстрастной и бессердечной сволочью, но внутри клокотали вулканы.

Он ушёл в комнату. По-хорошему нужно было бы зайти к матери, показаться, что хотя бы живой, но он не стал. В Роме все ещё бушевала непроходящая обида на мать за то, что та скрыла его происхождение. Бас не хотел ни видеть, ни слышать женщину. Он потер рукой лоб. Но… Как она должна была сказать? В лоб? Да и когда? Когда он был бы готов к этой информации? В 6 лет? В 12? В 17, когда он окончательно отбился от рук? В 20, когда к нему страшно было подойди? В 21, когда он свихнулся на Варе?

Но здравый смысл проиграл. Рома переоделся и лег на диван, намереваясь подремать часок-другой перед тем, как снова ехать в роддом к Варе и Мире. Было бы неплохо ещё успеть в магазин и докупить нужные ей вещи: сумки в роддом у девушки не было, не успела собрать.

Едва он прикрыл глаза, по голове железным молотком ударила боль. И снова. И снова. Парень недовольно поморщился и перевернулся на бок, стараясь игнорировать назревающую мигрень. Вставать за таблеткой было жутко лень и Рома надеялся, что если успеет уснуть, то боль пройдёт. К тому же все лекарства на кухне. К тому же на кухне мать. К тому же боль, чтоб её, не проходит.

Рома с недовольным лицом прошёл на кухню.

 — Привет, мам, — буркнул он мимоходом.

 — Привет, сынок, — ответила Елена и отвернулась, пряча лицо.

Рома загремел ящиками и тяжело вздохнул, спиной чувствуя слезы матери. И вдруг его сердце пронзило болью. Сознание в один миг нарисовало образ пропавшей Мирославы, а затем объявившейся, но цедящей ему что-то сквозь зубы. Его Мирослава. Его девочка, его птичка, его любовь… Стало нехорошо.

Бас выдвинул себе стул рядом с матерью и обнял её за плечи.

 — Прости, мама, я был неправ. Я должен был тебе позвонить. Не плачь, — он повернул её лицо за подбородок к себе, — все в порядке.

Женщина потрясла головой, сгоняя с лица слезы и крепко обняла сына за шею, впервые за эти месяцы проявившего к ней хоть каплю внимания. Молчание Ромы, её горячо любимого ребёнка, убивало.