Время девять утра. Я чувствую себя такой измученной, все, чего я хочу на данный момент, – это спать. Причем очень долго и ничем не прерываемо. Через час я снова окажусь в Бревэрде, от «красот» которого тянет разве что блевать. Спустя тринадцать часов полета у меня началась сильная ломка по атмосфере Парижа, по его жителям, улицам, воздуху. Единственное, что меня пока что утешает, так это то, что я перееду на несколько дней в дом Тезер. Мне практически всегда было с ней хорошо.

Тез останавливается и смотрит вглубь аэропорта.

– Лори, мне кажется, или там стоит твоя мама?

Я начинаю вглядываться в толпу. И действительно. Мама стоит посреди пункта ожидающих и смотрит по сторонам, словно кого-то ищет.

– К сожалению, тебе не кажется.

– Джоди? – бабушка тоже увидела маму.

– Что она здесь делает? – спрашиваю я.

– По всей вероятности, ждет нас.

Мы идем к ней. Я не понимаю, зачем она сюда приехала, бабушку она терпеть не может, меня тоже, что она здесь забыла?

– Мама, Глория, наконец-то, я уже вас заждалась!

– Джоди, мы не думали, что ты за нами приедешь.

– Я решила вас встретить, вы ведь такие уставшие, я уже заказала такси.

Мама разворачивается и ведет нас к выходу.

– Я не узнаю свою дочь.

– Бабушка, мне кажется, она что-то затеяла, и мне это уже не нравится.

Мы остановились и смотрим друг другу в глаза.

– Эй, вы идете? – кричит Тез.

Мы доходим до такси, на улице так жарко, воздух спертый, не то, что в Париже. Мы вблизи Майами-бич, и поэтому температура здесь зашкаливает.

В Бревэрде будет немного попрохладнее.

В машине полная тишина. Никто ни с кем не разговаривает. Я лишь нахожу секунды, чтобы посмотреть на маму и попытаться понять, что с ней такое. Что она задумала. Вот мы проезжаем мегаполис Флориды, с высотными зданиями, кучей людей, машин, и без малых намеков на осень. И уже через час, может больше, высотки сменяются обычными домами, вместо кучи модных магазинов, появляются небольшие заброшенные парки с желтой листвой. Мы в Бревэрде.

Когда такси останавливается около моего дома, мама молниеносно выходит из салона.

– Так, заходите все в дом, я испекла пирог и боюсь, что он уже остыл.

– Ладно, Лори, я пойду, – говорит мне Тез.

– Подожди, Тезер, еще рано уходить, ты обязана попробовать мой фирменный пирог!

– Миссис Макфин, я бы с удовольствием, но родители жутко волнуются, так что я поспешу домой, – говорит Тезер и уходит.

– Джоди, я, наверное, тоже пойду.

– Но как же так? Я же старалась, готовила.

– Вопрос – зачем? После последней нашей встречи у меня не очень хорошие воспоминания.

– Я знаю, мам, и я хочу все исправить. Давай мы зайдем в дом, выпьем чаю и обо всем поговорим?

– Хорошо.

Бабушка заходит в дом.

– Глория, я так соскучилась, дай я тебя обниму, – говорит мама и протягивает ко мне руки.

– Не прикасайся ко мне…

Я отталкиваю ее и захожу в дом.

Бабушка уже уселась за стол в гостиной и ждет маму, я не обращаю на нее внимания, поднимаюсь наверх, прохожу мимо спальни родителей и замечаю сидящего на краю кровати папу. Он просто смотрит на стену и будто совсем не дышит. У меня мурашки побежали по коже.

– Папа…

– С приездом, дорогая.

– Я привезла тебе сувенир, – я достаю из сумки небольшую статуэтку Эйфелевой башни, – держи.

– Спасибо.

– Что происходит?

– Ты о чем?

– Я о маме. Она какая-то странная. Любезничает со всеми, пытается быть доброй.

– Это все ее психотерапевт.

– Она ходит к психотерапевту?

– Теперь да. После твоего отъезда она записалась на сеансы и восстановилась на работе.

– …даже не верится.

– Она хочет измениться.

– И ты думаешь, у нее получится?

– Не знаю… мне лишь хочется во все это верить.

– Глория, иди пить чай! – кричит мама.

Неужели мама действительно решила изменить себя? Если так, то это очень здорово. По крайней мере, она ведет себя сдержанно, не истерит, приветливо общается с бабушкой. Это очень даже хорошо.

Я захожу в комнату, бросаю сумки, беру в руки телефон (пока я разговаривала с папой, я смогла незаметно стащить его со столика) и звоню Тезер.

– Тез, все остается в силе, я вечером приду к тебе, – говорю я шепотом.

– Отлично, тогда я начну готовить тебе комнату.

– Представляешь, мама записалась к психотерапевту.

– И что, у вас теперь дома мир и покой?

– Кажется, да.

– А почему ты говоришь шепотом?

– ЕЩЕ до отъезда папа забрал у меня телефон, так что пришлось его украсть.

– Да уж. Отличный «мир и покой». Ладно, я буду ждать тебя.

– Пока.

Я прячу телефон под тумбочку и замечаю Принца, лежащего на кровати, он так крепко спит только после того, как его хорошенько накормят, значит, мама не забыла про него за эти два дня. Как бальзам на душу, честное слово.

Я спускаюсь вниз, мама и бабушка о чем-то беседуют и смеются при этом.

– Садись скорее, терпеть не могу, когда люди пьют холодный чай.

– Это что, пирог с орехами?

– Да, и черносливом. Очень вкусный, попробуй!

– …мам, у меня жуткая аллергия на орехи.

– …ах точно, аллергия… как же я могла забыть?..

– Да ничего страшного! Помнишь, как я забыла, что у тебя аллергия на цитрусовые и купила тебе крем с экстрактом лайма, потом у тебя все лицо покрылось красной «корой», как раз в тот день, когда в школе был «Зимний балл», – смеется бабушка.

– Да, я потом на тебя так сильно злилась! – мама тоже начинает смеяться.

Нет, ну вы только посмотрите – эта женщина говорила в лицо своей матери отвратительные слова и теперь так мило смеется с ней над прошлым. Как же меня это бесит.

– А может быть, хватит?!!! – кричу я. Мама и бабушка уставились на меня. – Бабушка, неужели ты забыла, какие вещи она тебе говорила? Как выгоняла тебя из дома, как паршивую собаку?!!!

– …нет, не забыла…

– А ты, мама, неужели один сеанс с психотерапевтом научил тебя снова любить свою мать?!!!

– Ты ходишь к психотерапевту?

– Да, мама. Я думаю, это единственный выход. Я очень хочу измениться, и для начала, я хочу попросить у тебя прощения. Когда я говорила тебе те слова, я была омерзительным существом, я ненавижу себя за это, и я счастлива, что ты выходишь замуж, что ты любима. Прости меня! – мама начинает реветь и бабушка с ней в унисон.

– Ну, конечно, Джоди, я тебя уже давно простила, ведь я тебя так сильно люблю!

Они обнимаются и плачут. Чувствую, что если останусь здесь еще на одну минуту, то тоже начну реветь.