— А как эта игрушка называется? — показывает Тишка на яркую мягкую игрушку.

— Сам читай! Скоро в первый класс, а он еще буквы не знает, — и Витька, ехидно хихикнув, двинулся дальше в обнимку со своим другом.

Тишка отвернулся и заплакал. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. А так хотелось узнать, что там написано на этих ярких бумажках. Он впервые пожалел, что не умеет читать. У него впервые появилось желание учить буквы и складывать их в слова. Он теперь знал, зачем ему это нужно.

— Тиша, что с тобой? — спросила ласково Светлана Антоновна.

— Я читать не умею, — и он заревел уже навзрыд, а Светлана Антоновна прижала его к себе. У нее тоже выступили слезы. Понял, понял…

Она помогла Тишке выбрать игрушку по его деньгам. Тишка держал только что купленную красочную машину и больше ничего не замечал вокруг.

Автобус с визжащими от восторга детьми остановился у сельского клуба, где родители уже ждали своих чад. Тишку встречал дед Тимофей на стареньком снегоходе «Буран». К «Бурану» привязана новая нарта, накрытая оленьей шкурой. Как хорошо сидеть на новенькой нарте, как приятно ощущать свежий ветер, слышать глухое рычание мотора. Дед везет его по дальней улице: пусть все видят его новую нарту. Тишка смотрит на мелькающие заборы, дома, деревья и ему становится радостно: все вокруг знакомое, родное. Воздух чистый, без примеси гари. Дышится легко и вольно. Вот и соседский пес Байкал, как обычно, пробежался с лаем за «Бураном». Тишка высунул язык, подразнил собаку. Дед поддал газу и Байкал, быстро отстав, остановился, сел на снег и с недоумением посмотрел вслед удаляющемуся мальчугану.

— Бабушка, где моя книжка? — не успев переступить порог, выпалил раскрасневшийся Тишка.

— Какая? Иди я тебя обниму, пухие, мальчоночка, — она расцеловала внучка.

— Букварь, — Тишка уставился в пол.

Взяв из рук бабушки букварь, он уходит в свою комнату, садится у окна и начинает листать. Он остановился на букве «м», и его губы сами разжались «мы», потом пальчиком повел вниз и словно нащупав то, что искал, отчетливо, по слогам прочитал: «ма-ма».

— Правильно, молодец! — бабушка притронулась к его плечу. — Скучаешь?

Тиша кивнул. Бабушка стояла за его спиной и улыбалась. Ей не верилось, что внук сам открыл букварь, сам прочитал слово. Она боялась его спугнуть. Не заупрямился бы.

— Пойдем кушать, сыночек, я пирожков твоих любимых с брусникой испекла. А потом почитаем. Хочешь?

— Хочу! — Тишка взял букварь и пошел следом за бабушкой.

С этих пор Тишка не расстается со своим букварем. После садика ничего не дает по дому сделать. Какая это буква? Какая это?.. Это прочитай, это покажи. Бежит, бывало, к деду в мастерскую:

— Деда, а это какая буква? — и тычет ему под нос книгу.

— Погоди, Тишка, сейчас, — дед не спеша откладывает стамеску, протирает чистым платочком очки. — Это буква «ш», — дед смешно шипит. — Видишь, шишка нарисована.

А вот и слово «шиш-ка» под картинкой.

— Шиш-ка, — повторяет Тишка и смеется, — шиш-ка-Тиш-ка.

— Бабушка, а что здесь написано, — бежит он к бабушке, когда дед занят.

— Некогда мне: видишь — руки в тесте. Горе с тобой: то за книжку не загонишь, а то… Прямо спасу нет, — ворчит она для порядка.

Но не так-то легко отделаться от внука. И бабушка идет мыть руки, садится за стол и читает по слогам. Потом берет ручку и пишет слово на бумаге.

— Скоро и ты писать научишься. Открытку папе и маме напишешь.

А я умею писать, — Тишка разворачивает лист бумаги. На листе большими буквами карандашом написано: «баба». Буквы прыгают, наползают друг на дружку. Последняя буква «А» завалилась на бок.

Зима как-то быстро закончилась. Снег сполз с обочины раскисшей дороги и пригорков, болота стали пятнистыми, как линялая шкура оленя. По оврагам да вдоль шумящих ручьев еще жмутся в тень грязные сугробы. Река вздулась, темной лентой уходя за поворот. У берега мутноватым потоком спешит на простор вода поверх еще не оторвавшегося льда. Синий нагрубший лед, расчерченный кривыми линиями-трещинами, вот-вот тронется. Тайга потемнела и черным неровным зазубренным забором окаймила высокий противоположный берег до старицы. С наступлением сумерек нескончаемо тянут гуси неровными клиньями. Редко просвистят первые утки. Тишка с дедом каждый день ходят на реку — ждут ледохода. Дед все гадает: большая ли вода будет.

— Шибко быстро растаял снег-то. Сойдет вода раньше сроку — не бывать большой воде, однако, — кряхтит он, почесывая затылок.

Назавтра дед имеет уже другое суждение:

— Хорошая, дружная весна. День, другой — и лед пойдет. А в болотах воды, однако, множество: в момент пойму зальет… Большая вода будет.

— Я тебя, дед, не пойму: большая вода будет или нет?

— Не загадывай погоду-природу. Какая будет, той и радоваться будем, — бубнит недовольно дед.

— Так ты же сам гадаешь каждый день, — Тишка не может понять своего деда.

— Человеку всегда хочется знать, что за поворотом ждет его, — старик всматривается вдаль, словно в будущее хочет заглянуть. — Живи, внучек, так, чтобы не бояться завтрашнего дня.

— А это как?

— Дрова, сынок, сегодня положи у очага, чтобы стужи завтра не бояться. Человеку сегодня добро делай — завтра добром вернется. Сегодня не бери лишнего у природы — завтра сыт будешь.

Мудрено говорит дед Тимофей, но слова его глубоко в душу внука западают. Так и его, Тимофея, дед когда-то говорил. Так живут все его сородичи. Хочется деду, чтобы и Тишка вырос Человеком. Он треплет непослушные вихры внука, смотрит вдаль через узкий прищур глаз, вдыхает весенний воздух, и радость наполняет его сердце.

Еще не прошел ледоход на реке, а дед Тимофей засобирался в дорогу. Список всяких нужных вещей и продуктов составил Спиридон собственноручно. Ждет заказа. Почитай что месяц никакой связи со стойбищем не поддерживалось: ни снегоходом, ни лодкой в межсезонье в далекий сосновый бор не доберешься.

— Та-а-а-к… — тянет дед и смешно держит бумажку на вытянутой руке, — не вижу, однако… Подай, Тиша, очки.

Водрузив очки на кончик носа, читает: «Сахар, крупа, конфеты…». После каждого слова он мельком бросает взгляд поверх очков на стоящие мешки в кладовке, на свертки на полках.

— Вот бисеру я так и не нашел. Нет теперь в магазинах. Соседка обещала… Тиша, сбегай к тетке Матрене…

И Тишка бежал, радуясь, что тоже участвует в полезном деле.

Каждую ночь ему снится один и тот же сон. Он уже там, на реке, в своем обласе легко скользит по гладкой водной глади. Вот он подплывает к сетке, а там запутались огромные серебряные рыбины. Мама встречает его на пороге, радуется улову. Отец с гордостью смотрит на своего сына — рыбак! Каждую ночь мама рассказывает ему сказки, а он слушает, не сводя с нее глаз, прижимаясь к шершавой отцовской руке. Утром не хочется посыпаться, не хочется открывать глаза. Подольше бы длился этот замечательный сон.

— Деда, а мы сегодня поедем? — не терпится ему.

— Завтра утром, внучек. Рано подниму.

— А я совсем спать не буду.

— Ладно, посмотрим… — улыбается дед. — Соскучился… Букварь-то берешь?

— Да. Я маме читать буду.

…Как светло в родном доме, как мягко и тепло спать на оленьей шкуре, как приятно ощущать не во сне, а наяву отцовскую руку, поглаживающую вихры, как сладко по утрам слышать мамин голос…

Куропаткой порхнуло лето, короткое и радостное. Прокричало звонкой чайкой. Не успел Тишка оглянуться, а уже и собираться нужно снова в деревню. На душе и радостно — в школу первого сентября, и грустно — с родителями расставаться не хочется. Загрустил, когда затаскивал облас под навес. Здесь зимовать будет вместе с дедовым. Отцов облас лежит, перевернутый вверх дном на берегу реки — сгодится еще.

— Не грусти, сын. Приезжай на каникулы, — впервые Спиридон подает сыну в лодку книги в ученическом ранце. — Учись хорошо.