Вечером мы сидели за ужином. Горели свечи, вино в бокалах поблёскивало рубином, говорили, говорили, шутили, вспоминали школу и весь класс – у нас был очень дружный класс. Все дни рождения, праздники отмечали всегда всем классом.

Она стремилась выглядеть взрослее, часто размышляла довольно прагматично, подчёркивала свою независимость. Меня не покидало ощущение – я не вижу её. Всё это лишь ширма, шторы, занавес за которым она прячется. Рассказывала много об учёбе – в будущем году она, как и жена, оканчивала институт, о своих планах, о мужчине с которым она сейчас – «Он старше, но мне с ним интересно». Мне запомнилось это «интересно». Какая-то искусственность была во всём.

Вечер отыграл финальный аккорд, наступала ночь.

Нужно было ложиться. Мы снимали тогда однокомнатную квартирку на Витебском проспекте. Кровать, вернее тахта, была одна, но очень широкая. Я хотел лечь на полу. «Да ладно, поместимся!» – рассмеялась она. Так и легли – жена посередине, а мы по краям. Долго я не мог уснуть, выходил курить. Мыслей не было – ватная пустота – внутри, снаружи, словно весь мир погрузился в густой вязкий туман. Наконец уснул.

Проснулся поздним утром. Жена уже убежала на занятия. Она мне очень верила. Очень. И была гордой – не унижала себя сомнениями.

А рядом, на моей руке спала она. Такая горячая,  тонкая, в одной коротенькой ночной сорочке, слегка приоткрыв пухлые губы, длинные волосы разметались по подушке. Я почти не дыша, боясь разбудить, смотрел на неё. Смотрел и не мог понять, как случилось, что мы не вместе. Тихо перебирал её густую гриву – так и не начала краситься, да и то сказать, зачем марать такую красоту.  Она заворочалась и повернулась набок, обхватив мою руку посильнее. Мне очень хотелось быть с ней. Очень. Рядом со мной спала сама Весна.

Но она так высоко…

Тихо-тихо, что бы не будить, я высвободил руку, встал и пошёл на кухню. Оделся, поставил варить кофе.

Вскоре и она присоединилась, вышла в спортивном костюме, уселась на стул, поджав ноги и обхватив коленки руками, посмотрела как то грустно, а может так казалось…

Говорили ни о чём. Потом я неожиданно для себя, спросил:

– Скажи, а почему ты не ответила тогда на те письма? Испугалась?

– На какие?

– Ну, на те, где я звал тебя, полтора года назад, перед самой зимой – неужели не помнишь?

– Я отвечала тебе… не понимаю… – она смотрела на меня таким честным, пытливым взглядом, – Всегда, на все письма отвечала… Знаешь, я поссорилась сильно с одной девчонкой, и она стала таскать и выбрасывать мои письма с полочки в вестибюле общежития. У нас всю почту раскладывают внизу на такие полочки по алфавиту. А что ты писал тогда? Куда звал? Встретиться?

Подлость! Мелкая человеческая подлость, изменившая всю нашу жизнь!

У меня оборвалось в груди, словно души лишился. Я опустил голову, не мог смотреть в её глаза, пытающиеся понять, что же произошло. Замолчал не отвечая.

Она знала, случилось, что-то очень скверное, сидела расстроенная.

– Что же ты молчишь, а? Что было в тех письмах? Ты что, приехать не мог, если это было так важно?

Она права, права на все сто – я что, приехать не мог? Мальчишка, просто глупый, самовлюбленный мальчишка.

Я продолжал молчать, не поднимая на неё глаз. Так и сидели, пока жена не пришла с занятий. Посмотрела на нас, поняла, произошло что-то, но не подала вида.

На следующий день мы её провожали. Она много шутила, смеялась. Когда нужно было уже идти на посадку, оглядела нас придирчиво: «Счастья вам, ребята!» – поцеловала жену, потом меня, как тогда у взлётной полосы на севере, сильно обняв и крепко поцеловав в сухие губы. Потом отстранилась как то сразу. Глаза у неё заблестели. И не сказав ни слова, побежала на выход, так больше и не оглянувшись.

Тогда я видел её в последний раз…

С тех пор, вот уже сорок лет, приходит ко мне иногда один и тот же сон. Бывает, он исчезает надолго, потом возвращается. Наверное, это случай для психиатра.

Дождь, тёплый летний дождь. Мы идём по городу, взявшись за руки, а вокруг никого. И радуга над нами…

За что мне это, я и так наказан.

«Ночью тёмной, за день умаявшись и нырнув в океаны грёз,

Я гонюсь за мечтой отчаянно, куда свет меня не довёз.

Там могу я гулять по городу, босиком, где журчит вода.

Там спрошу я: «А помнишь, милая?» Ты в ответ улыбнёшься: «Да!»

Жаль, что утром всегда приходится возвращаться из той страны,

Где надежда мне светит радугой и меня ещё помнишь ты.»

Если бы мы встретились сейчас, что бы мы могли сказать друг другу? У каждого за плечами целая прожитая жизнь со всеми её взлётами и падениями, встречами и расставаниями, цветами и листопадом. Да и помнит ли она меня?

Я помню.

С женой мы прожили ещё полтора года. Она старалась быть хорошей подругой. Она вообще славная, я не хотел её обижать и конечно обижал…

Через полтора года, ничего не объясняя, убив нашего не рождённого ребёнка, она уехала к родителям на Крайний Север. Вскоре по почте пришло заявление на развод. Её я тоже больше никогда не видел. А я задержался в Ленинграде ещё на 30 лет.

Дальше жизнь пошла кувырком.

Была в этой жизни и большая, настоящая любовь. Та, которая способна полностью переменить твою природу – либо поднять на крылья и нести, либо исковеркать и покалечить. Но это уже совсем другая история.

Не к каждому приходила его Единственная в юности. А вот мне повезло. Я благодарен ей за это.

«Вот так, не поняв друг друга, люди ходят по кругу.

Ходят люди по кругу вокруг любви, теряя друг друга,

А всего то и нужно было, что в круг войти»