Наконец, чтобы выйти из заколдованного круга, я оставил свое ружье в лодке у Гаме и медленно пошел по тропинке, которая вела к ближайшим изгородям домов. Я шел босой по песку, и это причиняло мне боль. Однако, расстояние было не больше 50 метров. Я был уже на середине пути, как из хижины вышли три дрожащих юноши. Несчастные, по-видимому, были выбраны против их воли для переговоров. Они едва передвигали ноги, и походка их походила на походку разбитых параличом. Мне показалось, что они больны, и я решил, что среди индейцев свирепствует эпидемия.

Я пробовал заговорить с ними на кетшуа, по-испански и на других языках, но все было напрасно. Язык иифарос был мне тогда неизвестен. Я пытался их успокоить и при этом протянул им свою руку. Этот обычай им, очевидно, был неизвестен, потому что они стали внимательно рассматривать мою ладонь и искать на ней подарков. Тогда я показал им на свою лодку, как бы приглашая туда пойти и посмотреть, что у нас есть. Они хотели, чтобы я шел впереди, но я решил, что более безопасно будет идти последним. Так гуськом мы направились к лодке, где сидел Гаме.

Я и Гаме отобрали несколько лучших предметов для обмена — бусы, маленькие круглые зеркальца и употребляемый ими яд. Этот яд мы держали в трубках из тростника длиною в 15 сантиметров и в 2 1/2 см в поперечнике. Вырезав колено из тростника, мы наполняли его ядом, точно бокал, затем накрывали пальмовым листом и замазывали края. Когда пальмовый лист высыхал, то он сморщивался и плотно запечатывал этот естественный сосуд.

Индейцы проявили большой интерес к подаркам. Рычание в хижинах понемногу успокоилось, и явная враждебность уступила место доверчивости. Все больше и больше спускалось индейцев к нашей лодке, чтобы посмотреть что мы привезли, и мало-помалу установились дружественные отношения. Мужчины открыто выражали восхищение от торговли с нами. Женщинами тоже овладело любопытство. Они шли каждая с огромным сосудом гиаманхи, сначала по две и по три, а потом толпами. Их обычаи при приеме гостей, будь то враги или друзья, ненарушимы и крайне тяжки для всякого, кто не привык вливать в себя жидкость целыми галлонами. По беглому подсчету нам принесли 2700 литров гиаманхи, чтобы мы все это выпили. Во всяком случае наш долг был попробовать из каждого сосуда, — а их было триста.

Не принять пишу от женщин, являвшихся представительницами своих мужей при этой церемонии, значило нанести тяжелое оскорбление. После десяти глотков Гаме воскликнул:

— Я скорее умру, чем выпью хоть еще одну каплю!

— Дорогой Гаме, ну сделайте хоть вид, что вы глотаете, — умолял я его.

Мы торжественно поднесли каждый из этих отвратительных сосудов к нашим губам, — и мир с индейцами был заключен.

Нас буквально затопил человеческий поток. Индейцы забирались в нашу лодку и осматривали все, что им хотелось иметь. Они вели себя как школьники, которым было позволено похозяйничать в кондитерской. Они болтали, скалили зубы и жестикулировали. Они держали стеклянные бусы перед светом и примеряли их. Разинув рот, индейцы смотрели в ручное зеркало, а рваная полосатая рубашка совершенно победила их. Ее примеривали наиболее выдающиеся мужчины из всего племени.

Лед был сломан. Но, к сожалению, мы до сих пор не могли завязать с ними никакой беседы. Язык антипас был для нас совершенно непонятен, а они не знали кетшуа.

Мы стали объясняться знаками. Они дали нам понять, что хотят иметь вещь, чтобы послать ее начальнику племени. Она послужит доказательством необычайного события — прибытия к ним белых людей. Мы протянули им спички, которые как нельзя лучше подходили к этой цели. Три спички они отправили с своим посланным к начальнику племени, три другие послали вниз по течению реки к тому месту, откуда начиналась тропинка. На этой тропинке можно было встретить начальника в случае, если первый посланный не застал бы его дома. Там они воткнут эти спички в землю. Начальник их обязательно увидит и будет предупрежден.

Мы сели на землю и стали ждать его прибытия.

Индейское племя, среди которого мы оказались, сыграло большую роль в нашей судьбе. Оно принадлежало к известным племенам охотников за черепами. Эти племена встречались в области Амазонки под общим именем иифарос. Их враги назывались — цапарос, агуаранос и хуамбисас. Но все они принадлежали к одному племени. Определить их численность — невозможно. Они имеют привычку к переселению и к жизни маленькими поселками, скрытыми в чаще леса. Они вечно бродят и никогда не возвращаются по той же тропинке к своему жилью. Поэтому вся местность, где они живут, окружена глубокой тайной.

Мужчины их невысокого роста, хорошего сложения, но без мускулов и со множеством рубцов от постоянных войн. Они быстры на ходу и ловки как обезьяны. С необычайной ловкостью они взбирались на деревья. В детстве их родители заостряют им зубы и окрашивают в черный блестящий цвет. Волосы у них растут только на голове и спускаются до пояса, и даже до колен. Волосы черны, как смола, и похожи на гриву у откормленной лошади.

Цвет кожи у индейцев более шоколадный, чем красно-коричневый. Поэтому к ним совершенно не применимо название «краснокожих». Они любят татуироваться. Рисунок делается очень простой из кружков, крестиков и волнообразной линии. Для татуировки употребляют шип, которым накалывают кожу, пока не выступит кровь. Затем раны прижигают куском горячего гумми и втирают в кожу сажу. На коже затем получится синий рисунок.

Мальчик из племени иифарос с колчаном и сосудом для хлопчатобумажной ваты.

Женщины этого племени ходят походкой ягуара и в воде себя чувствуют так же хорошо, как на суше. На них лежит забота о переноске вещей, когда семья находится в пути. Они могут нагрузить на свои плечи до 50 килограммов и легко двигаться по лесу.

Из одежды мужчины носят одни передники надевая их на охоте, в походе, во время праздников и очень редко дома или в дождливое время. Женщины к передникам присоединяют блузы, состоящие из квадратного куска материи с отверстием посередине для головы. Эта одежда завязывается шнуром у пояса. Материю для одежды изготовляют мужчины. Они ткут ее из нитей различных оттенков и густо окрашивают ее краской, получаемой из листьев и коры деревьев.

Нам пришлось ждать прибытия начальника племени не более часа. Это был упитанный, гладкий, хитро смотревший старый плут. Он приветствовал меня, как своего «христианского брата», и протянул мне кусочек бумажки. Бумажка была завернута в пальмовые листья и тщательно охранялась от непосвященных. На ней чернилами было написано его имя — Лацаро. Это имя ему было дано, когда он крестился у одного иезуита. Но святая вода не проникла через его кожу, и он остался прежним плутом, каким был.

Его прибытие выручило нас. Он мог говорить на кетшуа. Язык этот среди индейцев получил название «языка белых мужчин». На нем говорят индейцы и белые во всех пунктах, где белым приходится встречаться с местными племенами. Я уверен, что Лацаро достиг положения начальника племени потому, что жил среди белых и приобрел кое-какие знания.

Начальник племени с живейшим интересом отнесся к нашему путешествию и забросал нас вопросами.

— Откуда вы едете? Чего ищете? Куда хотите идти? Есть ли у вас товарищи, и где они?

Мы подверглись настоящему допросу. Я ответил ему:

— Мы ищем золота, Лацаро. Идем на реку Сантьяго. Наш лагерь находится ниже на Понго. Там все наши ценности и много подарков, подобных тем, которые мы имели удовольствие подарить вашим подданным. К сожалению, из-за трудностей поднятия по реке Понго мы не могли доставить их сюда… Жаль. Очень жаль! Ах, какой прекрасный выбор среди наших вещей! Но теперь все трудности легко преодолеть. Надо только нагрузить лодки товарами, и ваш народ будет счастлив… Для этого собственно мы сюда и прибыли. О вас, Лацаро, мы слышали от других мелких племен. Они дрожат при вашем имени…