Иван вынул острогу, желая похвастаться перед Прометеем рыбацкой удачей, когда из воды стремительно выскочила крупная рыба. Из-за сумерек и брызг Иван даже не успел понять какая именно. Она молниеносно цапнула большой пастью селёдку и утащила её на глубину вместе с острогой.
Иван потерял дар речи от такой наглости. Прометей гоготнул.
– Марш на кухню! – сквозь смех произнёс он.
– Да чтоб она подавилась там моей острогой! – в сердцах топнул ногой Иван.
Ему жалко было свой инструмент. Его остриё было сделано из куска железа, оставшегося от прошлого мира, и на нём ещё просматривался выпуклый шрифт, казавшийся сакральным заклинанием предков. Иван убедил себя в том, что он приносил ему удачу.
– Не ты один тут хороший охотник, – поучительно произнёс Прометей. – Будь начеку.
– А чего теперь делать-то, без остроги? – Иван сел на пол, взял в руки весло и сделал несколько нервных бесцельных гребков. – Как дал бы веслом по морде этой рыбе!
Дождь стремительно затихал. Гроза удалялась. Ливень закончился резко – лодка словно перешла полосу, разделяющую сумерки и солнечный день. Сразу стало светло и прохладно. На небе сияла потрясающих размеров и красоты круговая радуга. Анхелика вышла из трюма и любовалась ею с открытым ртом. Тёмная полоса грозы, непрестанно мерцающая вспышками молний, уходила на запад.
– Надо записать в бортовой журнал про сегодняшний случай. – Прометей поднялся и ушёл в трюм.
Анхелика подошла к Ивану, присела рядом и взяла его за руку.
– Чего шумел? – с кошачьей интонацией промурлыкала она.
– Да, окунь что ли, утащил мою острогу, вместе с добычей. Вон, одну селёдку успел поймать. С икрой, – Иван показал подруге рыбу со вспоротым брюхом. – Икры хотелось.
– Давай, я засолю для тебя, – Анхелика прижалась ещё сильнее.
– Давай. У Прометея ещё есть.
– Красиво как, – восхищённо произнесла Анхелика, имея в виду шикарную радугу.
– Да, очень. Особенно после такой грозы.
– Это точно. Мы здесь такие слабые, не то, что на острове. Я думала, что мы утонем. Так всё грохотало и сверкало, и волны такие были. А вы не боялись?
– По правде сказать, я боялся. Ничего такого я ещё не видел, – Иван приложился губами к уху девушки. – Думаю, и Прометей тоже.
– Что на ушко, то брехня! – произнёс сзади Прометей.
Иван и Анхелика отстранились друг от друга, будто подростки, которых застукали родители. Потом опомнились и снова прижались.
– Ладно, шучу я. После такого инцидента чего бы и не пообниматься. Заслужили.
Прометей любил вставлять непонятные слова, типа «инцидент», которые давно вышли из оборота жителей посёлка. Ему они казались незаконно забытыми и несущими глубокий смысл, ёмко описывая предметы и явления. Он наблюдал, что всё идёт к упрощению, начиная от технологий, быта, и заканчивая речью. Свою миссию в обществе он видел в сохранении наследия предков. Он помнил фразу, оставленную первым капразом Татарчуком: «Будет идти время, и вы начнёте забывать всё, что знали мы. Вас будет искушать огромный соблазн наделить не понимаемые вами события сверхъестественной силой. Запомните, у всего есть своё объяснение. Всё на свете поддаётся изучению и пониманию. Мифологизация непонимаемого грозит вам погружением в беспросветную пучину мракобесия на долгие годы».
К этому всё и шло. Даже мудрые цитаты предков каждый капраз пытался истолковать по-своему. Им надо было оправдать многие моменты, которые уходили раз и навсегда. Так было с ядерным реактором подводной лодки, обеспечивающим посёлок электричеством. В один прекрасный день он перестал давать ток. Погасли последние лампочки, остановились электродвигатели. Этот день стал первым днём, когда люди поняли, что они неспособны создать ничего подобного ядерному реактору. Капраз Матвей тогда возвестил, что эпоха «грязных» технологий закончилась и началась эпоха натуральных, с лучинами и мускульной силой.
– Так, наобнимались? – по-деловому спросил Прометей у молодой парочки. – Надо из трюма всё наружу вытащить, на просушку.
Будто и не было только что грозы, пугающей до смерти. Небо синело над головой, на глазах таяла радуга, а свежий ветерок приятно холодил тело. Плот стал похож на барахолку. Вещи и продукты из трюма заняли всю его площадь. Прометей оценивающе оглядел состояние, в котором они вышли из переделки. Кроме промокших вещей и залитых продуктов никаких страшных последствий странная гроза им не нанесла.
Прометей посмотрел на запад. Тёмная полоса грозы ещё была видна на горизонте. Он вспомнил, что собирался записать событие в бортовой журнал, достал записную книжку и сделал пометку.
Несмотря на столетний срок, прошедший после катастрофы, климат планеты всё ещё формировался и частенько приносил сюрпризы. Старожилы, помнящие тёмное небо над головой и материки без тумана, рассказывали о невероятных смерчах, высасывающих воду прямо в небо и обрушивающих её внезапно и в большом количестве. О ветрах, поднимающих волну на густой и чёрной воде. Сейчас на материке нет ветров вообще. Только туман, влажность и смрад. В то, что когда-то материки были покрыты водой и поверх неё не было зелёного ковра из водорослей, сейчас верилось с трудом. Слово «материк» ассоциировалось с туманом, зыбким зелёным ковром и смрадом.
Взявшуюся из ниоткуда сильную грозу можно было считать попыткой природы сформировать устойчивый циклический климат, или же попыткой избавиться от лишнего потенциала, возникшего где-то в атмосфере. Прометей знал от некоторых сведущих стариков, что влажная атмосфера материка иначе распределяет температуру. Если в чистой атмосфере Новой Земли воздух остывал по мере высоты, то на материке, укрытом шапкой тумана, сильнее нагревалась её верхняя часть, а у земли она была прохладней. По этой причине на материке отсутствовала вертикальная конвекция, что в свою очередь приводило к полному отсутствию ветра. Но потенциал разогретого воздуха нужно было куда-то девать, и поэтому движение воздушных масс начиналось выше уровня тумана. Часто грозы на материке грохотали высоко вверху, пугая только проливным дождём, либо, в зимнее время, градом.
Так напугавшая путешественников гроза пришла с материка. Сбросила перегретую влагу, чтобы установить баланс в атмосфере, перепугала до смерти трёх человек, записанных в «Красную книгу» и ушла дальше.
Прометей достал свой бортовой журнал – маленькую книжицу, которую всегда носил с собой. Её обложка была сделана из толстой медвежьей шкуры, а страницы изготовлены из самодельной бумаги. Она имела светло-коричневый цвет и рыхлую текстуру и не шла ни в какое сравнение по качеству со страницами бортового журнала подлодки. Но Прометей любил свой журнал именно за то, что изготовил его самостоятельно. В него были занесены все заметные явления, встречающиеся ему во время путешествий. Последние несколько строчек он посвятил месту и времени встречи с новым природным явлением – тёплой и мощной грозой.
Иван и Прометей сели на вёсла. Ветер помог им сделать дневную норму, но на будущее лучше было иметь небольшой запас сил, на всякий непредвиденный случай. Анхелика развесила тряпки на трюм, чтобы они скорее сохли. Потом взяла селёдку, вынула икру из тех рыб, в которых она оказалась. Таких оказалось три. Она уложила икру в деревянную плашку, посолила и выставила на солнце. К завтрашнему обеду она должна была приготовиться. Селёдку порезала кусочками. Голову и хвосты выбросила за борт. Плотные кусочки с жирком Прометей попросил залить уксусом. В рассол он набросал каких-то пряных трав и приказал ждать до утра. Анхелика с брезгливостью отнеслась к тому, чтобы есть сырую рыбу. Для неё существовали всего три вкуса – жареного, варёного и вяленого. Причём, последний вариант был самым несъедобным.
– Завтра тебя за уши не оттянем от такого блюда, – пообещал Иван, заметивший брезгливую мордаху у Анхелики.
– Ой, сомневаюсь, – неуверенно ответила девушка.
– Посмотрим.
Горизонт был чист от края и до края. Ветер едва волновал море. Парни не прекращали грести, а Анхелика находила себе работу по хозяйству. Она нашла моток льняной верёвки и спросила разрешения у Прометея повесить её между мачтой и трюмом. Капитан плота дал своё согласие. В итоге женское присутствие превратило плот в миниатюрный двор, на котором сушится бельё.