Поднимаюсь из-за стола и иду в сторону металлической калитки. Старушка семенит следом, что-то вещает про то, как здесь хорошо летом или ранней осенью, когда яблоки первые спеют. Договорившись, что непременно привезу Настю, как только у меня получится, уезжаю от Самойловых со странным ощущением на сердце.

Помочь тут явно будет нечем. Внучка Лидии Павловны исчезла пару лет назад, всё это время в полиции Самойловых кормили обещаниями найти девушку практически со дня на день. Но сделаю всё, что смогу.

Примерно понимал, что именно чувствует эта женщина, с той лишь разницей, что когда близкие уходят навсегда, они забирают с собой надежду. И тебя прибивает сверху непомерным чугунным грузом, который придавливает к земле.

Остановившись на светофоре, набиваю короткое смс Кате: «Выехал за малой. Буду минут через сорок». Ответ приходит почти сразу: «Окей. Мы ждём :)»

Это «мы» долбает по чему-то, что давно скрыто внутри. Глубоко. Так глубоко, что я уже и не подозревал о том, что там что-то живо. И сейчас воздух из лёгких вышибает одним точечным прицельным ударом. Хотя, наверняка Персидская не ставила перед собой такой цели. Да и вообще какой-либо цели не ставила в принципе. Но печёт в грудине, приходится инстинктивно растереть слева, где колотится сердце.

Неправильно это. Вот так. Всё вот это неправильно. И ощущение хрупкости, словно на паутинке тонкой подвешен. Бороться нужно с самим собой, а я не могу. Не сейчас, по крайней мере.

Что ж… это моё и со мной и останется. Так будет вернее всего.

Настёна бесконечно лопочет. Демонстрирует мне поросёнка, на котором надето платье, от чего приходится сдержаться, чтобы не заржать. Дочь в таком бесконечном восторге, что сам невольно заражаюсь этой неуёмной радостью. И Катя тоже довольна, хотя и ловлю пару раз её обеспокоенный взгляд.

– Лиля ещё шапку свяжет. Мы придумали, чтобы уши поместились. Красную.

– Ну, красную, это хорошо. Ты не голодна?

Дочь устраивается рядом со мной на диванчике, куда меня пригласила Тамара, сестра Кати, показывает ещё какую-то крохотную одежонку, даже думать не хочу, как она планирует её напялить на игрушку.

На меня направлены сразу две пары глаз, и если по взгляду Персидской можно примерно понять, что она думает, Тамара, кажется, готова просканировать меня по самое не балуй.

Они с сестрой совершенно разные, и дело совсем не во внешности. Я знаю, таких, как Тома – готовы переть напролом куда угодно и когда угодно. А Катя… она мягкая, плавная, к ней тянуться хочется.

– Значит, вы, Илья… привезли Кате документы и вот так и познакомились? – интересуется Тамара, когда я уже собираюсь придать Насте ускорение, чтобы ехать домой.

– Ага. Вот так и познакомились. – Бросаю на Персидскую притворно-насмешливый взгляд, потому что на самом деле мне нравится, как она краснеет в этот момент. Глаза опускает и румянцем заливается.

– Интересно, – кивает Тамара.

– Очень, – соглашаюсь я и снова поворачиваюсь к дочери: – Ты есть хочешь?

– Мы с мамой собираемся покушать.

А вот это в мои планы совсем не входит, хотя, надо признаться, я бы сам не отказался просто уехать вместе с Катей и Настей подальше от рентгеновских излучений, исходящих от Томы.

– Если папа будет не против, – поспешно добавляет жена Вадима. – Если против, то в следующий раз, хорошо?

Настя складывает руки на груди и хмурит брови. Начинает дуть губы, и вижу, что на лице Кати тревога снова выступает на первый план.

– Ладно-ладно, – поднимаю руки вверх, будто бы сдаваясь. – Сегодня я слишком устал, чтобы спорить. Если едем ужинать, значит едем ужинать.

– Ура!

Настя хватает поросёнка, слезает с дивана и заявляет:

– Я поеду с мамой!

– Окей. – Ловлю вопросительный взгляд Персидской и добавляю: – Окей-окей. Сегодня можете вить из меня верёвки. Куда едем?

– Давай ко мне. Я быстро что-нибудь соображу на ужин.

– Тогда жду в машине и поеду следом за вами.

На меня плохо действуют девчачьи компании. Это я понял только что. Хмурая Настя, встревоженная Катя и Тамара, готовая с потрохами вызнать всё, что я знаю и чего не знаю – такое с непривычки хрен выдержишь.

Только оказавшись на улице понимаю, что улыбаюсь. От предвкушения вечера, от того, что дышать хочется полной грудью, впитывать этот ранний весенний вечер с запахом сирени. Прислонившись бедром к капоту машины, закуриваю, словно мне нужна попытка перебить аромат мая. Но он не исчезает даже когда делаю жадные тяга за тягой.

И краски на небе такие сочные, несмотря на то, что смог от выхлопных часто висит над городом пеленой. Или это мне так казалось, а сейчас снова их рассмотреть могу во всём многообразии?

Наконец из студии выходят Тамара, Катя и Настя. Мелкая вцепилась в руку Персидской, будто кто-то вот-вот у неё отнимет саму возможность быть подле новообретённой «мамы». Пока Тома не успела налететь на меня с новым интервью, машу ей в ответ на прощание и устраиваюсь за рулём. Наверняка с ней мы ещё не раз увидимся, но сейчас хочется тишины и покоя.

– Я сейчас мясо пожарю. Или лучше курицу? Ты что больше любишь? А к ней просто овощи или гарнир какой-то придумать?

Вопросы от Кати сыпятся как из рога изобилия, когда мы разуваемся в её прихожей. Снова в голове возникают закономерные вопросы: где вообще Вадим? Приезжает ли он в принципе домой? И если да – то какого чёрта Персидская считает, что может вот так притащить к себе чужого мужика?

– Мясо и овощи. Больше ничего, – отвечаю коротко, наблюдая за тем, как Настя бежит в ванную.

Освоилась за тот раз, что была здесь, и чувствует себя как дома, чего не могу сказать о себе. Ощущение, что ворвался в чужую жизнь, где мне совсем не место, не отпускает.

Пока мою руки в ванной, смотрю на своё отражение в зеркале напротив. Надо бы побриться, а то сам себя скоро пугаться начну. Щетина конечно признак брутального мужика, но не настолько же. Осматриваюсь, скорее по инерции, чем намеренно. Отмечаю какие-то несущественные, на первый взгляд, детали, которые многое дают понять. В ванной нет тех вещей, которые сходу указывают на то, что в этом доме живёт мужчина. Ну там, станок бритвенный, например. Или машинка для стрижки. Хотя, может статься, что они просто все убраны, но от того, что не вижу перед глазами доказательства, что Вадим и Катя живут вместе, почему-то становится… легче, что ли?

Вытираю руки, когда случается неожиданное. Откуда-то справа – то ли из кухни, то ли из спальни – раздаётся хлопок, приглушённый вскрик, а следом звон. И через пару секунд голос Насти – тонкий и заполошный:

– Папа! У мамы кровь!

Твою мать…

Сердце начинает колотиться так, что воздуха не хватает. Выбежав из ванной, пытаюсь понять масштабы катастрофы, но ни хрена не выходит. Потому что испытываю какой-то животный страх. Он необъяснимый и дикий, такой, какого не испытывал уже очень давно.

– Всё нормально! Насть, всё нормально. Просто на стекло наступила, – пытается успокоить дочь Катя, а Наська уже едва держится. Вижу, как плечики подрагивают и сама она в игрушку вцепляется.

– Вас что, вообще одних оставить нельзя? – как можно веселее спрашиваю я, но голос хриплый, и успокоить Настю выходит хреново.

– Лампочка взорвалась, а я сдуру шагнула… босиком.

Катя стоит, поджав одну ступню, с которой по пальцам стекают алые капли. Как идиот пару секунд не моргая смотрю на её ноги, выглядывающие из-под домашнего платья до колена. Изящные, стройные, от одного вида рот слюной наполняется. И чувствую себя грёбаным извращенцем, раз в такой момент думаю о том, как они смыкаются на моей пояснице.

– Так, Настюх, ты давай пока с поля боя дуй. Поросёнка своего уложи спать, например. А мы сейчас маме первую помощь окажем. Потом я жрать сготовлю и тебя позовём. Идёт?