На Тину опять смотрит Тина — почти такая же, как на фотографии, только нарисованная пастелью.

— Получилось плохо, — бормочет Ньют.

— По-моему, наоборот, я здесь гораздо красивее, чем на фотографии, — она так широко улыбается, что у неё начинают болеть щёки. — И чем в жизни.

— Нет, — еле слышно выдыхает Ньют. — Ты очень красивая, Тина.

— И ты тоже.

У него такой вид, будто нюхль случайно уронил ему на голову золотой поднос. Ньют никогда не задумывался о своей внешности, однако «красивый» — абсолютно не подходящее ему определение, это точно. Но Тина ведь не будет врать, она никогда не стала бы, это он тоже знает наверняка. Тогда, может, это шутка?

Но Тина не смеётся, а только продолжает счастливо улыбаться.

И тогда Ньют думает, что если она по какому-то невероятному стечению обстоятельств действительно так считает, то ему всё-таки стоит отважиться и поцеловать её.

========== Рождество (Ньют/Тина, Якоб, Тесей, Нагини, Банти, Дамблдор, Юсуф) ==========

Снега неожиданно много. Тине непривычно, ведь в Нью-Йорке не каждое Рождество было снежным. Впрочем, Ньют говорит, что и сам давно не видел такого: дома уже укутаны белым покрывалом, а невесомые хлопья всё не перестают виться в воздухе.

Это странно. Именно тогда, когда праздничное настроение совершенно неуместно, городок словно превратился в уютную зимнюю сказку. Тина ловит себя на том, что в кои-то веки забывает о тяжёлом грузе на сердце. Она то подбрасывает носком ботинка снег, наблюдая, как легко он разлетается в стороны, то заглядывается на огоньки окон, украшенных гирляндами. Здесь, в квартале, где живут волшебники, вряд ли остался кто-то, кто не знает об опасности, нависшей над всеми после побега Гриндевальда. Но люди как будто сговорились в канун Рождества на время оставить все тревоги.

— Купите хлопушку, мисс! — дёргает её за рукав пальто какой-то конопатый мальчишка, протягивая маленькую фигурку взрывопотама. — Купите, и в рождественскую ночь ваше заветное желание сбудется!

Тина чуть улыбается.

Потому что совсем недавно такие вот мальчишки предлагали прохожим вредноскопы и обереги от заклятий. Теперь, за неделю до праздника, ассортимент сменился.

— Хорошо, — соглашается она, доставая кошелёк, хотя и знает, что её заветное желание — спасти Куинни — от хлопушки никак не зависит.

Дома она аккуратно ставит фигурку на полку и зачаровывает её так, чтобы никто из питомцев Ньюта не смог дотянуться. За недели, проведённые здесь, Тина научилась думать сначала о безопасности животных, а потом уже обо всём остальном.

— Ух ты, какой забавный! — восклицает показавшийся в дверях Якоб, и Тина хмурится. Кажется, беречь покупку стоит не только от фантастических существ.

— Только пока не трогай, пожалуйста, — предостерегает она. — Это магическая хлопушка, поэтому эффект не совсем такой, как от не-магических.

Якоб как-то разом сникает. Тина чувствует, что дело не в её замечании. Просто он считает себя виноватым в том, что случилось с Куинни, а ещё помнит о том, что старшая сестра всегда была против увлечения младшей. Хотя теперь они живут под одной крышей, Якоб старается поменьше видеться с Тиной и сейчас уже жалеет о том, что не сдержал радостные эмоции. Он словно напоминает сам себе, что должен выглядеть несчастным и потерянным — зачастую это и правда так, но жизнерадостная натура не позволяет ему постоянно ходить с угрюмым видом.

— Когда будем разбирать подарки, запустишь её, я объясню, как, — спешит смягчить голос Тина. Она ощущает укол совести, поскольку не раз давала Якобу повод удостовериться в не самом благожелательном отношении к нему.

Его лицо снова озаряется улыбкой.

— А я, кстати, рискнул поставить в духовку пирог, — говорит он. Тина усмехается: в собственных кулинарных талантах Якоб вряд ли сомневается, а значит риск — не в самом процессе, а в том, чтобы потеснить Банти, которая считает кухню исключительно своим владением. Но пока её нет, и Тина следует за Якобом, явно успевшим за небольшое время захватить здесь лидирующие позиции.

— Почти готово, — он потирает руки. — Осталась ещё посыпка. Я смешал корицу и кардамон, добавил щепотку гвоздики, а ещё, пожалуй, не помешает имбирь.

В этот момент сложно представить, что Якоб — взрослый мужчина, прошедший войну и хлебнувший немало горестей. Он совершенно не разучился радоваться вот таким мелочам.

— Ужасно вкусно пахнет, — признаётся Тина, даже не пытаясь скрыть урчание в животе.

— Я придумал рецепт, чтобы впечатлить Куинни, — вздыхает Якоб. — Кто же знал, что её не будет с нами на Рождество. Но я обещаю, Тина, что следующее мы уже будем встречать все вместе.

Она только кивает, не желая ничего больше говорить, будто слова могут спугнуть, развеять силу его обещания.

***

— Сходим на каток? — слова срываются с языка прежде, чем Тина успевает осмыслить их.

Каток — это что-то из детства, из безоблачной поры, когда папа и мама ещё были живы. Правда, вместе с Куинни они катались на коньках и позже, но когда Тина стала мракоборцем, времени на такие развлечения почти не осталось.

— Куда? — переспрашивает Ньют, будто впервые слышит о таком месте.

— Я видела на главной площади каток, там и волшебники, и не-маги — весь город собрался! Может, позволим себе немного развеяться в канун праздника?

— Не уверен, что это хорошая идея… — прячет глаза Ньют. — То есть, идея замечательная, просто мне кажется…

— Только не говори, что ты не умеешь! — осеняет Тину, и по неловкой улыбке Ньюта она сразу догадывается, что права. — Но это не страшно, я научу.

Он пытается отговорить её, но безуспешно. Впрочем, по прибытии на каток становится ясно, что затея и в самом деле несколько утопичная: у Ньюта ничего не получается, и его то и дело пихают со всех сторон дети и подростки, которые несутся по льду на полной скорости, не замечая ничего вокруг. Ньют надеется, что Тина сама растеряет запал, утомившись то и дело ставить его на ноги, но выясняется, что он плохо её знает.

— Будем тренироваться здесь! — её глаза светятся воодушевлением. Ньют осматривается. Тина привела его на заброшенный пустырь за чертой города, сюда почти никто не заглядывает, и, конечно, здесь нет никакого катка, но для волшебницы это не проблема. Взмах палочки — и поверх покрытой инеем редкой травы расстилается зеркальная гладь.

— Послушай, Тина… — робко начинает Ньют.

— Ты замёрз? — спохватывается она.

— Нет, но…

— Устал?

— Нет, но я… я просто… — он мнёт шарф, понижая голос почти до шёпота. — Я чувствую себя жутко неповоротливым, и тебе приходится со мной возиться… А я как новорожденный детёныш нюхля — не понимаю, что делаю, лапы разъезжаются, и…

— Ньют, — со смехом перебивает его Тина. — Если ты переживаешь только об этом — то не стоит. Детёныши нюхля невероятно милые, я от них просто без ума.

Он смотрит на неё, осмысливая, что она только что сделала комплимент в его духе. А Тина, пользуясь его замешательством, легонько обхватывает Ньюта за раскрасневшиеся щёки и невесомо целует. Они пара, так что у неё вроде как есть полное право на это — но Тине до сих пор не верится, и внутри всё замирает, когда их губы соприкасаются.

До Рождества остаётся всего несколько дней.

***

С едва слышным хлопком на пороге дома появляется Тесей. По огорошенному лицу Ньюта Тина понимает, что старшего Скамандера к рождественскому обеду не ждали, и растворяется в глубине дома, давая братьям возможность обсудить всё без свидетелей.

Ньют позволяет втянуть себя в немного неуклюжие объятия. После всего пережитого он относится к этому проявлению братских чувств без прежнего скепсиса, но ему все ещё слегка неловко.

— Что-то случилось? — встревоженно спрашивает он, отстраняясь и склоняя голову набок.

— Я не вовремя? — улыбается Тесей. — Невежливо заявляться без приглашения, но я подумал, Рождество ведь праздник семейный.

— Ну… да, — Ньют совсем сбит с толку. — Ты его всегда и отмечал с семьёй. С родителями. С чего вдруг…