========== Разговор (Тина, Дамблдор) ==========

— А теперь я предлагаю побеседовать и нам с вами, Тина.

Она настороженно смотрит на Дамблдора. Отказать ему, конечно, не представляется возможным. Но и говорить с ним у Тины нет ни малейшего желания. Дело не в Дамблдоре, дело в том, что говорить не хочется вообще.

Ньют, маячащий за его спиной, шлёт ей несмелую улыбку. Это чуть-чуть приободряет.

— Думаю, что мистер Скамандер пока может проводить мистера Ковальски — вы ведь остановитесь у Ньюта, мистер Ковальски? Что ж, замечательно, а Тина присоединится к вам чуть позже.

Он запросто устраивает всё так, как считает необходимым, не дожидаясь её согласия на разговор.

Не так уж много она знает о Дамблдоре, кроме общеизвестного факта — он величайший из ныне живущих волшебников. Факт, конечно, примечательный, но совершенно пустой для понимания характера Дамблдора. Сейчас он кажется ей человеком, который видит всех насквозь, но ни перед кем не раскрывается сам. А ещё он явно строит далеко идущие планы, в которые даже не собирается посвящать тех, с помощью кого намеревается воплощать эти планы в жизнь.

Шагая за ним по пустынным коридорам школы, Тина ёжится — ей не очень уютно в каменных стенах Хогвартса. Хотя, скорее всего, ей не очень уютно в целом. Мягко говоря.

— Присаживайтесь, — Дамблдор любезно распахивает перед ней дверь кабинета, без всякой магии. — Желаете горячего шоколада?

Она не желает, но соглашается. Ещё на курсах мракоборцев их учили, что некоторые средства, бесполезные на первый взгляд, могут очень пригодиться в трудную минуту — например, тот же шоколад прогоняет дурные мысли. Правда, Тина даже не представляет, сколько нужно шоколада, чтобы прогнать её дурные мысли теперь.

Дамблдор протягивает ей чашку, улыбаясь, а сам садится на подоконник. Вероятно, хочет придать беседе неформальный тон, отрешённо думает Тина. Следом почему-то мелькает мысль, что его наверняка обожают ученики. В его облике есть что-то располагающее к себе: величественное и вместе с тем непринуждённое, близкое. Он напоминает и всезнающего мудреца, и озорного мальчишку одновременно. Если бы она просто посетила школу в качестве… в качестве друга Ньюта, то попросила бы разрешения посмотреть, как Дамблдор проводит занятия. Но в нынешних обстоятельствах всё воспринимается как бессмысленная трата времени. Дамблдор так не считает — он словно и не собирается прерывать тишину, размеренно отхлёбывая из своей чашки неизвестный Тине напиток.

— Так о чём вы хотели со мной поговорить? — не выдерживает она.

— Не знаю, Тина, — отвечает он, заставляя её с недоумением поднять брови. — Я вижу, как вам тяжело, но сомневаюсь, что вы захотите выслушивать слова сочувствия от постороннего человека.

Её недоумение растёт.

— Вы пригласили меня только чтобы посочувствовать?

— Просто мне показалось, что вы слишком сильно горюете.

— Профессор Дамблдор, я… — начинает она и осекается, сообразив, что назвала его профессором, хотя он никогда не учил её. Это из-за Ньюта, это он всегда так называл Дамблдора по старой привычке. — Я, конечно, горюю, но не уверена, что горе можно измерить. И не уверена, что это стоит делать.

— Я и не пытался, простите меня за неверно подобранные слова. Я лишь имел в виду, что ваша беда поправима.

Тина поднимает на него взгляд.

— Спасибо за слова поддержки, — говорит она резко, мимолётно удивляясь, что позволяет себе такой тон в общении с Дамблдором. — Но вы вряд ли можете представить, каково мне. Я потеряла сестру, и именно я виновата в том, что это случилось.

Дамблдор ничуть не сердится, но и не смущается.

— Понимаю, что вы не можете не переживать, Тина, и не можете не испытывать вину, хотя я бы порекомендовал вам не взваливать на плечи этот груз. Однако в одном вы точно неправы — вы не потеряли сестру.

Она собирается ответить, опять резко, но что-то неуловимое в выражении его лица побуждает её промолчать.

— Вы ещё не потеряли её, — повторяет Дамблдор. — Вам известно что-нибудь об Ариане Дамблдор? О её гибели?

— Нет, — еле слышно отзывается Тина, испугавшись того, что последует за этими словами.

Однако Дамблдор ограничивается горькой улыбкой.

— И это к лучшему, — признаётся он. — Незачем ворошить прошлое, которое уже необратимо. У вас всё иначе. Вам нужно бороться, а уныние и муки совести — не лучшие спутники в борьбе, здесь требуется ясный ум.

Тина делает несколько глотков, не зная, как реагировать. Наверное, Дамблдор говорит правильные вещи. Он производит впечатление человека, который вообще всегда говорит правильные вещи. Вопрос в том, готова ли она сейчас принять эту истину.

— Полюбуйтесь, какой вид открывается отсюда, — Дамблдор манит её к окну. — Вон за тем пригорком начинается лес, в котором мистер Скамандер пропадал после уроков. Он вам не рассказывал, как один раз едва не заночевал там, и все сбились с ног, разыскивая его?

— Пока нет, — невольно улыбается Тина. — Думаю, у него ещё очень много историй, которые он не успел мне поведать.

— По-моему, это звучит очень вдохновляюще, — замечает Дамблдор легко, без малейшей попытки убедить её. — Но я и так слишком задержал вас. Уверен, что все эти истории вам будет куда интереснее узнать от мистера Скамандера лично.

Изящно спрыгнув с подоконника, он подаёт ей руку, провожая к двери. Перед самым выходом Тина оборачивается и зачем-то вдруг спрашивает:

— Вы ведь не были со мной до конца откровенны, мистер Дамблдор?

Он открыто смотрит в её лицо. У него очень яркие, пронзительные глаза.

— Я редко могу позволить себе такую роскошь, Тина.

Она скомкано прощается и выходит из кабинета. Дамблдор глядит ей вслед, усмехаясь нелепой мысли: Тина будто догадалась, что подобную беседу он уже вёл недавно с другой девушкой, так же утешая её, так же пытаясь направить её боль в правильное русло. Если бы Тина и в самом деле узнала о его разговоре с Летой — возмутилась бы она? Сочла бы, что он манипулирует людьми так же, как это делает Гриндевальд?

Дамблдор прикрывает веки, что сразу делает его облик усталым и осунувшимся.

Нет, он не похож на Гриндевальда. Он заботится о том, чтобы его поступки действительно служили благим целям. Люди для него никогда не становились пешками. В этом всё отличие.

Пусть ему нужно, чтобы Тина не падала духом, нужно, чтобы она могла поддержать Ньюта. Главное — он знает, что это нужно и ей самой.

========== Неразрывная связь (Куинни, Якоб, Гриндевальд, Нагини) ==========

Куинни набрасывает на плечи шаль, но теплее не становится. Здесь, в Нурменгарде, она почему-то постоянно зябнет. Розье часто предлагает ей чай, и теперь Куинни уже не отказывается, пытаясь согреться. У чая терпкий, не очень приятный привкус — она сама заварила бы вкуснее. А ещё испекла бы восхитительные булочки или штрудель, чтобы чаепитие уж точно удалось на славу.

Тем не менее, Куинни ничего не готовит уже, кажется, целую вечность, хотя пробыла здесь едва ли больше недели. Ей говорят, что она не обязана утруждать себя хлопотами. Куинни отвечает, что для неё это вовсе не хлопоты, а только удовольствие, но когда ей предоставляют кухню в распоряжение, вдруг понимает, что настроения совсем нет.

Она мурлычет какой-то джазовый мотив, потерянно рассматривая роскошные сервизы в стеклянном шкафу, когда за спиной раздаются мягкие шаги. Можно даже не оборачиваясь понять, кто это. Куинни и не оборачивается.

— Добрый вечер, Гриндевальд.

— Добрый вечер, Куинни. Как вы всегда узнаёте меня, не глядя? — он обходит её и встаёт совсем близко.

— Очень просто — я слышу только шаги. Никогда не могу прочесть, о чём вы думаете, — говорит она с застенчивой улыбкой и зачем-то хихикает.

— Вам это и не требуется. Я перед вами, как на ладони, — вкрадчиво произносит Гриндевальд. Его голос обладает удивительной способностью: слетая с губ, слова словно обретают новую жизнь и не рассеиваются в воздухе, а проникают внутрь головы, продолжая звучать там, тихо и настойчиво. Куинни привыкла впитывать отрывки чужих мыслей и эмоций, но с Гриндевальдом всё иначе. Он сам вкладывает в её уши, ум и сердце то, что у него на душе.