Беа потянулась и открыла глаза. Она даже не поняла, как успела заснуть тут же, за письменным столом.

Вот уже год, как Беатрича вела дневник. Это был небольшой розовый блокнот – внутри маленькие рассказы из ее жизни, на полях рисунки «по настроению». Иногда она выплескивала на бумагу бурю эмоций, накопившихся за день, а иногда, как сегодня, ее охватывала непонятная ноющая грусть. Она вспоминала поездку в Рим – походы по магазинам и просто прогулки; улочки, мощенные камнем, а не асфальтом, и нагревающиеся к вечеру так, что тепло чувствовалось даже через шлепанцы; вкуснющее фисташковое мороженое, которое они покупали в маленьком баре напротив, когда солнце садилось прямо за черепичные крыши домов, и каменный Рим начинал тихо плавиться; их уличные знакомства и разговоры с Сабриной об Ивано; новое, непривычное чувство вседозволенности…

Беа часто мечтала, и со временем мечты и фантазии в ее голове начали складываться в сюжеты, которые мешались с настоящим и будущим. Она мечтала уехать из своего приморского городка, где все знали друг друга, и жизнь, прокручивая одно и то же, топталась на месте. Она воображала огромный лайнер, где работала иногда официанткой, а иногда танцовщицей, и в мечтах кружилась на сверкающей сцене, и туристы, особенно мужчины, смотрели на нее во все глаза. Эти мысли захватили ее после того, как недалеко от острова Джильо затонул, а точнее, лег на бок огромный туристический лайнер. Репортажи об этом каждый день показывали по телевизору: интервью капитана, который пытался оправдаться и объяснял, почему не остался на корабле до последнего, и красавицы балерины, которая, как оказалось, была его любовницей и старалась выставить его героем, а не трусом, но главное – всю эту красотищу: шикарные залы и рестораны, бассейны и бары, которые все оказались под водой и от этого на видео выглядели еще прекраснее и удивительнее.

Правда, после поездки в Рим ее сны приняли несколько другой оттенок, и этому великолепному городу почти удалось вытеснить из ее головки остальные грезы.

– Мама, я пойду! – крикнула она из своей комнаты, но никто не отозвался. Отлично, значит, можно не обедать, перекусим что-нибудь с Сабриной и Симоной на пляже, подумала Беа и, положив полотенце и купальник в салатовую сумку, потихоньку вышла в коридор.

– Беа, а поесть перед уходом? – тут же послышался мамин голос.

Нет, ну это невозможно, ну откуда она взялась?

Мама вообще имела привычку появляться бесшумно и всегда «вовремя».

– Давай на кухню, ну хотя бы бутик пожуй!

Они любили укорачивать слова, и иногда получалось очень смешно. Это как будто была их игра, которую не каждый мог понять.

Беа вошла на кухню, где ее уже ждала булка с хрустящей корочкой, которую она так любила, и вложенным внутрь прошутто с моцареллой и зеленым листом салата. Доедая бутерброд, она подумала, что хорошо бы взять еще и ту прикольную соломенную шляпку, а то вдруг подъедет Ивано. Что-то они сегодня ну в самую жару решили погнать на пляж, но утром Сабрина работала, а одной ну что там делать, да и когда доезжаешь на тачке, это совсем другое дело, с кондиционером и музыкой.

Беа хотелось бы самой рассекать по Аверане на маленькой розовой машинке. Да, да, именно перламутрово-розовой, недавно появились такие необыкновенные цвета у автомобилей! Мама обещала подарить ей такой на совершеннолетие, но еще столько ждать!

– Как выгляжу, норм? – Выскочив из-за стола, она завертелась перед Анной.

– Огонь! – в тон ей ответила та.

Ну и жара на улице! Бросила эсэмэс Сабрине о том, что она выходит. Телефончик клевый, со стразами, и пальчики отстучали быстро-быстро. До фига мессенджеров сейчас, можно писать, не задумываясь, только за Интернет платить.

Стараясь держаться в тени, она прошла через центральную площадь с фонтаном, какие есть, наверное, в каждом городке на юге Италии. Было сонно и тихо, слышалось только журчание воды и треск цикад. Вот она уже в переулке, где живет Сабрина – все те же белые виллеты с черепичной крышей, – и когда поворачивала за угол, в последний раз мелькнули белые шортики на узких бедрах, загорелые ноги и майка цвета виолы.

Короче, план такой, думала Лола, ведя машину вдоль моря: для начала осмотреться и почувствовать общий настрой всего городка. Обычно в таких местах его можно быстро определить. Город маленький и тихий, затерявшийся среди сотен таких же на побережье, и каждая новость, хорошая или плохая, дает повод для пересудов на долгое время.

Сначала лучше расспросить соседей, а потом переходить к действующим лицам – матери пропавшей девочки Анне, затем членам семьи Морези: Сабрине, двоюродной сестре Беатричи, с которой они должны были поехать на море, ее матери Козиме и отце Маурицио, домой к которым должна была зайти, но так и не зашла, Беа и где, как выяснилось, она проводила большую часть свободного времени.

Фото Беатричи, показанное по телевизору, как ни странно, всколыхнуло большой интерес по всей Италии. Посыпались звонки и письма на электронную почту, но все это были либо бессвязные предположения, либо дополнительные вопросы от любопытных, так что здесь ловить нечего, заключила Лола.

В принципе план намечен – она мысленно подвела черту своим размышлениям.

Машина двигалась плавно и только иногда подскакивала там, где корни высоких елей разрезали асфальт и пытались вылезти наружу. Такие ели с распластанными зеленым облаком верхушками и голыми стволами она еще ребенком видела и в Испании.

Куда только не таскала ее мамашка! В семь лет ей сделали свой паспорт.

Изумлению деда не было предела.

– Ребенок, да чтобы свой паспорт! – восклицал он, вертя в руках документ и разглядывая черно-белую фотографию маленькой Оли на первой странице, как будто пораженный такой вольностью ОВИРа.

– Эх, я бы сейчас тоже за границу съездил. Посмотрел бы, что там и как…

На другой день мама принесла ему анкету, и на графе «имели ли вы допуск к секретным материалам» оформление паспорта и закончилось. Дед всю жизнь проработал на военных заводах и имел, как выяснилось, предпоследний уровень секретности, что на десять лет лишило его возможности выезжать из страны. Тогда Лола запомнила его обиженным и сникшим, а маму как будто виноватой. После этого случая они зависли в России почти на год.

Перестройка застала деда на пенсии, и, возможно, поэтому он принял ее сразу же. Не отрекаясь от своей прошлой жизни, жалел, что не молод и не успеет увидеть, как изменится страна. С энтузиазмом смотрел по телевизору «шоу» под названием «Час пик» и программу «Шестьсот секунд». Умер внезапно, успев привить Лоле любовь к чтению и стремление всегда добиваться своего.

Бабушку она помнила очень смутно – ее не стало, когда Лоле было всего четыре года, отца она вообще не знала, хотя он здравствовал, и, наверное, неплохо. Мама выгнала его, когда была беременна, видимо, так и не простив ему измены и вычеркнув из своей жизни. С тех пор отца Лоле заменил дед. Потом было еще два маминых брака, и оба не совсем удачные. «Не совсем», потому что развелась она с обоими мужьями цивилизованно, и оба остались ее друзьями.

К счастью, маме удалось быстро сориентироваться в обстановке, создавшейся в нашей стране в 90-е годы. Зная иностранные языки, она начала работать переводчиком – иностранцы пошли валом в открывшую свои двери Россию, – а потом сама создала совместное предприятие с итальянцами, и ее впоследствии пригласили на работу на головной завод в Брешию.

Получив разрешение на проживание в Италии для себя и для Лолы, мама вовсю стала использовать открывшуюся возможность – безвизовое посещение стран Евросоюза. Как только появлялись свободные от работы дни, они тут же уезжали в какое-нибудь новое место. Наверное, именно эти поездки, иногда совершенно непредсказуемые, развили в Лоле наблюдательность и любопытство буквально ко всему, что теперь так помогало ей в работе.

Они долго жили, что называется, на два дома – в Италии и в России, но с каждым годом России становилось все меньше, а сейчас взрослая Лола выбиралась туда совсем редко. И все же Россия не отпускала ее. Лола нутром чувствовала все русское, и ее «совковые» замашки расцветали буйным цветом, когда она общалась со своими московскими друзьями, невольно сравнивая привычки, архитектуру и даже природу этих двух стран.