Следует заметить, что хоть каждый из нас старался делать своё дело максимально хорошо, но никто не забывал, что он член команды («тайно» обозвавшей себя Вооружённой Группировкой «Ижорские») и делаем мы одно дело. Самым заметным из группы являлся ставший фетишем и адмиралом, проклинаемый в бессильной ярости врагами и воспеваемый СВОИМИ, любимый мой братик. Причём, водораздел «свой-чужой» пролегал весьма замысловато и с границами государств не совпадал. Сколько «родовитых» (и прочих завистников) сочли, что если бы им ДАЛИ такое вооружение, то уж они то наверняка им более грамотно распорядились. Да и в списках на физическое уничтожение, составленных польскими «патриотами» (но при этом российскими подданными), моряк обогнал царя, заняв первое место. Как бы тоже славяне готовы были кому угодно старательно лизать попу, руководствуясь принципом «враг моего врага…», а врагом то стали «кляты москали» только за то что не позволили себя поработить. НО Каиново заболевание «никогда мы не будем братьями» не только для славян характерно. Ещё более подвержены ему оказались и ставшие за последние века очень миролюбивыми скандинавы. Шведы все не могли простить датчанам много веков назад вероломно пролитую кровь нескольких десятков своих дворян, а норвежцы, пока ещё состоявшие в Унии со шведами, так же находили массу исходящих от «старшего брата» несправедливостей, реальных и выдуманных. Потому то, если в Стокгольме к предложению Санкт-Петербурга о союзе отреагировали холодно, то в Христиании за такую возможность подзаработать (да ещё под удачливым флагом «Ярла-берсерка») ухватились с восторгом и чужие стали ближе родни.
«Флот» брата гнался за английской эскадрой Эразмуса Оммани, отправленной крушить русский Север. В полярных водах командору бывать уже доводилось, но в Архангельск в последний раз иностранные боевые корабли, только шведские заходили, почти полтора века назад. Хотя английские купцы ещё при Иване Грозном ходить в Холмогоры повадились и данные по фарватеру предоставили Адмиралтейству точнейшие. Причём себе в убыток, ибо по обычаям эпохи, вся торговля стояла на предоплате. Огромные тамошние склады с сохнущим лесом являлись уже англичанами выкупленными. Королева и Парламент разоряли собственных купцов, да и свою казну экспедицией в изрядный расход вводила. Ведь только 26-пушечный корвет командора «Эвридика» оставался парусным, а 14-пушечные шлюпы «Миранда» и «Бриск» имели уже и винты, а к ним весьма прожорливые паровые машины. Что бы прокормить которые арендовать потребовалось ещё изрядно углевозов. Для создания угольных баз, на обратный путь, в крайнем норвежском порту Хаммерфест, и на острове Сосновец. в горле Белого моря. Вот подотставшие угольщики и явились первой добычей, а содержимое трюмов давало полное право на конфискацию и самих судов. Весьма кстати, ибо «Тосна» так же уголёк усиленно потребляла.
Противоречить задуманному противником не стали — уголь на берегу и выгрузили, только этот склад в Хаммерфесте числился уже за «ярлом и его хирдом», часть хирдманов братик отправил на трофейных опустевших судах дальше на Север — на Грумант (Шпицберген), что бы ещё уголёк пленённые англичане наломали. Новым шкиперам-норвежцам место на карте где имеются выходы чёрного золота указал максимально точно. Попутно в пустые трюмы угольщиков загрузили несколько раскатанных срубов, что купили в городке — на архипелаге со статусом terra nullius (то есть ничейный) постоянную базу с зимовьем наметив заложить. Семь сотен миль до высококалорийного местного, оказывалось много ближе чем таскать уголь аж из Британии. Хотя и тут ломать его будут британцы поначалу, но запаса в 10 млрд. тонн хватит надолго, явно за век пара его выработать не успеть. Но война и экономика ходят рука об руку и пока мы очень удачно зашли.
Военный английский флот нагнать получилось уже у острова Сосновец, где неприятель помимо угольной базы постоянный пост оборудовал. От берега, он отстоял не более чем на 5 миль, так что набрать воды из там притекающей речки Сосновки труда не составляло. Пароходам помимо топлива ещё очень много пресной воды требуется. Как раз оба шлюпа эту свою потребность и удовлетворяли, когда «Тосна» неожиданно подошла к одиноко стоявшему корвету «Эвридика». НЕДОСЯГАЕМОМУ пушкам врага брату трёх выстрелов под ватерлинию хватило, что бы заставить парусник выброситься на островок, ни разу в ответ не схлопотав — это было бесполезно. Тут следует пояснить, что бездымный порох изобретут только в 1865 году, а баллистит в 1888. На дымаре гладкостволки чугунные ядра плевали недалеко. Русские пушки теоретически до 700 саженей дотягивали (сажень — 2,13 метра). Даже новейшая английская 13-дюймовая мортира только до 3325 ярдов (прим. 3 км) способна была смерть изрыгнуть. Теоретически и по стоячей цели! Испытывал враг и 68-фунтовую пушку Ланкастера, добивавшую до 5 тыс. ярдов (4,5 км), но она очень склонной оказалась к разрывам.
За очень краткосрочным боем наблюдали с обоих британских шлюпов, оказавшихся зажатыми в бухточке у устья речки. Ускользнуть не получалось, а принимать сражение было бессмысленно и на мачтах обоих новеньких пароходов одновременно взвились белые флаги. Так как на корвете утонуть никто не успел, то летальных потерь не случилось, и в плену оказались ещё более полу-тысячи офицеров и нижних чинов. К счастью, не успевших ещё сжечь Кандалакшу, Пушлахту, Кий-остров, Колу, разграбить Онежский монастырь и выпустить по Соловецкому монастырю 1800 ядер и бомб. Про захваченные шхуны с уже оплаченной норвегами мукой даже не упоминаю. Тут уже экипажи из норвегов и поморов составили новые экипажи трофейных пароходов, а англы на Грумант отправились — уголёк ломать. Потребности в «Тосне» более не имелось, но у этого колёсного пароходика имелось перед трофейными винтовыми шлюпами огромное преимущество — его малой осадки хватало не то что в Северную Двину войти, но и до самой Вологды добежать. Вот и отправил братик колёсник в речной тур — сорокопятка теперь срочно требовалась на Юге. На месте пошалить, брату трофейных судов и вооружения уже доставало с избытком. Отдельного внимания заслужила та группа «ижорских», которая после Аландского сражения в Пирер сразу отправилась. Прежде всего следовало упомянуть «прибившегося к нам» царевича Никсу, честно на ровне со всеми таскавшего снаряды во время боя и вместе со всеми жизнью рисковавшего. Хоть он с прочими нижними чинами только «Егорием» пожалован оказался, но эту награду, в своей немалой уже «коллекции значков», единственной заслуженной считал и носил с гордостью. Но вот в рядовых юнгах далее остаться не смог. Дед- император (и тёзка, между прочим) монаршей волей прировнял флотский чин Никсы к уже у него имевшемуся сухопутному, произведя в мичманы. Этим лишив будущего моряка беззаботного детства, ибо старший по званию отвечал теперь за личный состав «Школы юнг», и обязан был являться предметом для подражания в боевой и политической подготовке. Для уже не только для пары «танцоров из будущего» и подобранного в воде ирландца, а и формируемого из абитуриентов-отроков «малого флотского учебного экипажа», набираемого с учетом будущего отсева аж в пол-сотни мальчиков. Впрочем, и сам Никса в том бою усвоил многое, и прежде всего то, что выжить можно лишь в команде. Причём хорошо подготовленной как технически, так и физически.
Единственная девочка-юнга (Таня), за блестяще проведённую тайную операцию, так же в мичманы оказалась произведена, на зависть и удивление всей придворной камарильи. Но если в Отечественную войну появилась кавалерист-девица, так почему бы ныне, в Питер усиленно торопящейся моряк-девице не быть? Тем более, что под неё спец. курс из девочек образовывался, и красивую форму морскую они носили уже по накатанной Таней и Тоней колее, а фактически из барышень «дипломатов» (читай шпионок и т. д.) и «медичек» готовили. На основном (мальчиковом) потоке, размещённом временно в опустевших питерских казармах (из коих «человек с ружьём» воевать отправился, а не харю в тылу отъедать в военную пору), по летнему времени проводилась усиленная шлюпочная практика и отроки на вёслах выкладывались без остатка на Фонтанке и Мойке. Но в Тосно, на Ижоре, уже приступили к строительству, на месте будущего приюта, здания «Школы юнг». Варя и тут попыталась обматерить всех набранных детишек. Самое интересное, что у неё это и получалось, и как она не разрывалась при этом оставалось загадкой. Ведь не только вкусно готовила она на сотню растущих организмов, но умудрялась сторговаться с пригородными финками, о подвозе свежего молока, масла и прочих СВЕЖИХ продуктов. Формёнки так же самолично на своей машинке пошила, ткань у интендантов выбив самую лучшую. При этом, у Вари на «ответственном хранении» находилась вся наша электроника и все были убеждены в её сохранности.
