Мы все взорвались смехом, а мускулистый молчаливый сосед лишь кратко улыбнулся, не переставая быстро жевать.

— Т-т-ты-ты из Э-э-эрудитов, верно? — Тимоти указал на меня тонким слегка изогнутым пальцем. Я кивнула. Казалось, мне никогда не запомнить имена и прежние фракции других новичков. Зато меня, Рыжую, первого прыгуна, высмеянного ещё до непосредственного попадания во Фракцию, знали все.

— А-а-а-а ты? — Он кивнул в сторону Рут.

— Искренность, — и она приветливо качнула ладонью.

— Врожденный, — не дожидаясь вопроса, сообщил Дарра и вопросительно качнул подбородком на Тимоти.

— Д-д-д… черт, — раздосадовано выдохнул тот и повторил попытку: — Д-дружелюбие.

— Эй, — Рут толкнула кружку по столу. Та скользнула к подносу молчуна и, стукнувшись о его край, выплеснула на его порцию несколько капель воды. — Ты откуда?

На мгновение его челюсти перестали двигаться, он поднял взгляд на Рут, но ничего не ответил. Лишь молча отставил кружку в сторону и снова принялся жевать.

После обеда было ещё одно испытание, связанное с бегом. Нас разделили на две команды и, вручив первым в двух шеренгах деревянные эстафетные палочки, провели на внутренний дворик. Правила челночного бега оказались необычными: с каждым новым бегуном дистанция увеличивалась таким образом, что последний член команды должен был пробежать от начала эстафеты до ярко-красного конуса и обратно то количество раз, что соответствовало его порядковому номеру в шеренге, умноженному на два, плюс десять.

Так, мне, оказавшейся предпоследней, выпадало пробежать туда обратно сорок два раза.

Мы с Рут и Даррой оказались в разных командах. Дарра был третьим по очереди в правой шеренге, Рут — четвертой с конца. За мной в правой шеренге оказался врожденный Бесстрашный, юркий коротыш с вздыбленными волосами. Он вселял надежду на то, что может сократить отставание в случае провального забега всей команды. Передо мной стоял, уткнувшись взглядом в землю, Молчун.

Подстрекаемые конкуренцией и весельем, мы кричали, поддерживая своих бегунов, и фукали на другую команду; хлопали каждому финишировавшему и хором повторяли «Вставай! Давай! Вставай! Давай!» каждому поскользнувшемуся на мелких камешках при повороте.

Левая команда — с Рут и Даррой — отлично стартовали, сам Дарра пробежал свои шестнадцать кругов молниеносно быстро и легко. Но уже с шестого бегуна — тучной девушки с взмокшими волосами — скорость заметно снизилось, и словно одна неудача повлекла за собой остальные. Три бегуна подряд упали, огибая конус.

Наша команда, сначала уступившая противнику, начала догонять его, поначалу вовсе не прибавляя в скорости. Лишь предшествующий Молчуну парень, резко стартовавший (отчего мелкие камешки веером посыпались на нас), не замедлялся и, передав эстафетную палочку Молчуну, словно передал ему и импульс.

Безымянный (для меня) и неизвестного происхождения парень с короткой мускулистой шеей бежал удивительно проворно. Я наблюдала за ним с линии старта и на его десятом круге поймала себя на мысли, что восхищаюсь его рвением.

А затем мокрая от пота и колючая от налипшей пыли и камешков палочка перешла ко мне. Принимая её из руки Молчуна, я на мгновение встретилась с взглядом его небольших карих глаз. В них было что-то волевое, решительное и вместе с тем теплое. Совсем как мягкая кожа его руки.

Без лишней скромности признаю: я хорошо бегаю. Ни в выносливости, ни в скорости мне не откажешь. Я с детства люблю бегать, а последние полтора года заставляла себя устраивать всё более сложные и длинные забеги.

По лестницам, по пересеченной местности, по улицам с тяжелым рюкзаком за спиной, под проливным дождем, я никогда не отказывалась бежать.

Рванув с места, я присоединилась к единому порыву к победе и, измотанная после сорока двух пробежек на пределе к конусу и обратно, я сунула эстафету последнему Бесстрашному, готовая прикончить его, если он споткнется, упадет или выронит палочку.

Но мы победили.

Наградой нам стал заход в пятьдесят приседаний и пятьдесят подтягиваний, сменяющихся поочередно. Без передышки. Впрочем, этим же вторую команду наказали.

— Справедливость в Бесстрашии на стороне проигравших, — кряхтела Рут, подпрыгивая к турнику рядом со мной. Я как раз сгибала протестующие ноги, приседая.

— Но не на стороне здравого смысла, — выдохнула я, резко спохватываясь на ноги.

После был ещё один забег на три километра. Трое упали почти сразу, ещё двое сдались после километра. Один из них остался лежать. Позже нам сообщили, что у него остановилось сердце.

========== Глава 4. Бунтари. ==========

Следующее утро началось именно с этой мрачной новости. Нас построили в тренажерном зале, прохладном и пустынном в этот ранний час.

Четверка и ещё двое его помощников-инструкторов стояли, вытянувшись и отведя руки за спину. Их лица были напряжены. Перед ними вышагивал из стороны в сторону Эрик.

— В Бесстрашии не место слабым телом и духом, — произнес он и замолк на несколько минут, не то обдумывая следующие слова, не то давая нам время осознать услышанное.

— Если вы чувствуете, что можете последовать за ним, вас никто не держит. Изгои радужно примут вас в свои ряды. Потому…

— Но это жестоко, — донеслось возмущенное, но негромкое.

Эрик вмиг замер, занеся ногу для следующего шага, затем крутнулся на каблуке и подошел вплотную к подавшему голос новичку. Тот отшатнулся и поморщился, словно ожидая удар.

— Ваша немощность — не наша проблема. Вы выбрали эту Фракцию, и не наша вина, что вы не поняли всей ответственности, которую вы на себя берете, присоединяясь к нам. Бесстрашные охраняют правопорядок в городе и охраняют периметр. Такое не доверяют сопливым слабакам.

— Н-н-но мы д-д.. д-должны почтить его п-п-память, — отозвался Тимоти.

Эрик вперил в него острый яростный взгляд.

— П-побиваться за ним будут его родители. — Перекривил Эрик, сморщив лицо. — А вы должны т-т-тренироваться.

— Это свинство! — выпалила я прежде, чем осознала, что вообще собираюсь заговорить.

Полный возмущенного презрения взгляд достался и мне.

— Повтори, — прошипел Эрик, подступая ко мне вплотную. Он был так близко, что мне показалось, я ощущаю кожей лица исходящее от его тела тепло. Хотя, пронеслось у меня в голове нерациональное, судя по тому, как он себя ведет, Лидер должен быть холодным и скользким, как мерзкая змея.

— Это свинство — передразнивать заику, — произнесла я, сжимая в кулаки пальцы и напрягая до предела прижатые по швам руки.

Пирсингованная бровь надменно взметнулась вверх.

— Выйти из строя, — плюнул он сквозь зубы. А потом вдруг закричал, я не смогла не дернуться: — Выйти из строя, быстро! Рыжая, заика и сердобольный, вон из строя!

Мы трое вразнобой, с опаской шагнули вперед.

— Вам п-п-придется, — он кривлялся, впиваясь взглядом в Тимоти, — научиться затыкать рты. Иначе тем или иным способом вы присоединитесь к своему товарищу-слабаку. Упор лежа, отжались, поднялись, присели. Сто раз. Сбившийся и сдавшийся начинает всё сначала. Бегом! — завопил он, даже брызнула слюна.

Все вздрогнули, даже Четверка, сопровождающий нас суровым взглядом не одобряющего человека, понимающего всю сложность положения. Первый подавший голос, Тимоти и я нехотя опустились на пол, упираясь в холодный цемент руками, дрожащими от бессилия после вчерашних упражнений.

Под тяжелыми взглядами всех собравшихся, угнетенные новостью о смерти одного из нас, мы попытались контролировать свои измученные тела и выполнить всё, как требовалось, но уставшие мышцы стали нас подводить почти сразу.

Первыми подкосились истерзанные руки у Тимоти. Он рухнул лицом в пол, и, полежав так с секунду, выслушивая брань Эрика у себя над головой, медленно поднялся. Он разбил нос, и теперь на его губы стекала кровь.

— Заново! — проорал Эрик. — Все трое, мать вашу, всё заново!

Следующей подвела нас троих я. Приседая, я неловко подвернула ногу и боком рухнула на пол.