Еще до того, как стать студенткой, я уже была частично знакома с последствиями нарушений в работе мозга.

В детстве мой друг Джон[13] был обычным ребенком, если такое вообще бывает. Вот что о нем говорили родители: у него было много друзей, он общался с той же компанией, что и его старшие брат и сестра. В средней школе у него все еще был круг друзей; он играл в музыкальной группе, ходил куда-нибудь по выходным, у него была девушка, и он делал успехи в учебе.

Когда Джону было шестнадцать лет, его старший брат Бен выбыл с первого курса университета, поскольку у него развилась шизофрения. Он вернулся в дом родителей, поэтому Джон видел его каждый день. Бен постоянно разговаривал сам с собой. Он почти никогда не выходил из комнаты. Несколько раз он взрывался и проявлял жестокость по отношению к родителям. Джон начал его бояться и не мог поверить, что это его старший брат, с которым они были так близки.

Окончив школу и получив аттестат, Джон взял перерыв на год и отправился путешествовать по Азии. Все это время он размышлял о Бене. И как-то раз, сидя в гостиничном номере в Бангкоке, Джон совершенно ясно услышал обращающийся к нему голос, как будто он включил радио, которое не мог слышать никто другой.

В студенческие годы шизофрения представляла для меня наибольший интерес. Возможно, причиной был тот факт, что у моего школьного друга Джона это заболевание началось всего через несколько лет после того, как его брату Бену поставили этот диагноз. Шизофрения является серьезным психическим расстройством, при котором больной теряет связь с реальностью. Это наследственное заболевание, однако оно не полностью определяется генами. Условия среды играют большую роль в том, произойдет ли дебют шизофрении у человека, имеющего к ней генетическую предрасположенность. Тем не менее пока доподлинно не известно, как именно это происходит[14].

Зачастую у больных шизофренией случаются слуховые галлюцинации, они слышат голоса: обычно это критика или угрозы. У них часто бывает бред (ложные убеждения), например паранойя преследования. Часто ложные убеждения касаются того, что разведка следит за каждым их шагом. Больше всего меня интересует, как именно человеческий мозг продуцирует эти пугающие переживания и в чем их причина. И почему большинство из нас защищены от этого?

Защищены ли? Может быть «нормальность» – это хрупкое состояние, которое может нарушиться под влиянием наркотиков или стресса. Когда в детстве у меня была высокая температура, иногда мой мозг играл со мной шутки. У меня случались галлюцинации, и я слышала голоса. Хотя мне было страшно, но происходившее со мной было довольно обычным делом. Это так называемый лихорадочный бред: под воздействием высокой температуры мозг настолько перегревается, что нейроны могут реагировать воспроизведением ложных образов. Получается, что мозг – это уязвимая экосистема: если равновесие нарушается, то вся система опрокидывается в бездну необычного и пугающего. Что же может нарушить этот баланс?

Именно этот вопрос – почему некоторые люди переживают бред и галлюцинации, а другие нет? – побудил меня к написанию диссертации по теме шизофрении. Какой аспект функционирования мозга связан с тем, что большинство из нас не слышит голосов и не считает, что находится под наблюдением спецслужб? В ходе работы над диссертацией в Университетском колледже Лондона я и мои научные руководители Крис Фрит и Даниэль Волперт[15] обнаружили, что в мозге имеется система, отвечающая за то, чтобы различать стимулы, полученные извне и произведенные самостоятельно. Обнаружено, что у больных шизофренией функционирование данного механизма нарушено. Возможно, в этом и скрыта причина того, почему собственные мысли воспринимаются больными как голоса, как это произошло с Джоном, и заболевшему кажется, что движения его руки контролирует кто-то извне. Почему страдающие от шизофрении слышат голоса, зачастую выражающие негатив или критикующие их? Почему у них бывает параноидальный бред? Почему часто они переживают депрессию, их эмоции и манера вести себя «уплощаются»? Мне было интересно изучать именно эти вопросы.

Работая над диссертацией, я сотрудничала с психиатрами из Эдинбурга и собирала данные о пациентах с шизофренией из местных психиатрических клиник. В ходе дальнейшего исследования я также собирала данные из психиатрической клиники в Версале, пригороде Парижа. При работе с пациентами меня каждый раз поражало одно и то же наблюдение. Каждый из тех, с кем я беседовала, вне зависимости от возраста, расы или пола, рассказывал, что впервые пережил пугающие и угнетающие симптомы в возрасте между 18 и 25 годами – то есть в том возрасте, который принято считать окончанием подросткового периода и началом взрослой жизни.

Каждый раз повторялась одна и та же история: все они были довольно обычными детьми и, став подростками, тоже не отличались от других – некоторые из них (но далеко не все) вылетали из школы либо начинали принимать наркотики. В динамике развития заболевания наблюдались существенные различия: в одних случаях это происходило постепенно, тогда как в других довольно быстро – но у всех пациентов, с которыми я беседовала, симптомы начали проявляться в конце подросткового периода. Данное наблюдение примечательно, поскольку указывает на то, что шизофрения является одним из видов нарушения развития, но начинается гораздо позже, чем другие, такие как аутизм или синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).

Что же такое происходит к концу подросткового возраста, что мозг некоторых людей становится особенно уязвимым к пагубному воздействию бреда и галлюцинаций? Какие нарушения в развитии мозга происходят в подростковые годы у людей, страдающих шизофренией? Эти вопросы казались мне ключевыми; кроме того, они казались очевидными, поэтому я не сомневалась, что смогу найти ответы в существующей научной литературе. Однако в результате тщательного изучения научных журналов я, к своему удивлению, обнаружила, насколько же мало известно о том, как развивается мозг здорового подростка, не говоря уже о тех, у кого возникает шизофрения и другие заболевания. Многие психологические и психиатрические нарушения начинаются в подростковом возрасте, как это показано на приведенном ниже графике, поэтому я глубоко заинтересовалась тем, чтобы найти ответы на поставленные вопросы.

Средний возраст возникновения некоторых психических расстройств в подростковый период или период ранней взрослости

Происходило это в 2001 году – это было волнующее время для исследователя. Большая часть нейробиологов все еще придерживалась мнения, что мозг человека не подвергается значительным изменениям по окончании детства. Это было прописано во всех учебниках. Однако горстка исследований, опубликованных в конце 1990-х, заставляла предположить, что эта догма ошибочна и что человеческий мозг продолжает развиваться в течение подросткового периода и даже после двадцати лет.

Таким образом, после работы во Франции я сменила объект исследования: с взрослых, страдающих шизофренией, переключилась на изучение развития мозга подростков. Оглядываясь назад, я понимаю, что это был рискованный шаг, поскольку до этого я никогда не проводила ни одного исследования в области развития. А исследования, посвященные развитию детей и подростков и подтверждению теорий развития мышления, имеют ряд особенностей, с которыми я до этого не сталкивалась. Кроме того, у меня не было опыта по технической части привлечения и тестирования детей и подростков. Решительности погрузиться в эту область мне придала поддержка друга и наставницы Юты Фрит, британского специалиста в области психологии и признанного на мировом уровне эксперта в области нарушений развития, таких как аутизм и дислексия. До этого я знала ее уже несколько лет; когда мне было пятнадцать лет, я проходила практику в ее лаборатории[16]. Смену деятельности в пользу данной темы поддержало и основанное в 2004 году исследовательское сообщество от Лондонского Королевского общества. С тех пор я работаю над изучением мозга подростков.