- Я и не собиралась никуда уходить, - пробормотала она.

- Никогда?

- Никогда.

То рациональное, что еще оставалось в нем, не верило в «никогда». Но вечность уже была тут, растворенная в неге под одеялом, и ее уже никто не отнимет. Он рассмеялся тихо своим странным мыслям. Санса легонько пихнула его в бок и через мгновение вновь засопела.

***

Накануне Рождества она устроила на кухне настоящий разгром – гора посуды, просыпанная мука, шкварчащие сковородки, жар от духовки… Петира умиляла ее деловитость.

- Имбирные пряники, - заявила она. – Нужны домашние имбирные пряники. Без них Рождество не Рождество вовсе.

Он был послан в магазин докупить то, что они забыли – непременно черный сушеный изюм, молока, и еще чего-то. Список шуршал у него в кармане.

На парковке стояла черная машина, затонированная, с неместными номерами. Петир всмотрелся в окна, проходя мимо, слегка напрягшись. Джофф улетел с семьей на праздники, но вполне мог оставить кого-то следить за ними. Неприятный холодок прошел по спине, когда он представил, что после Рождества придется лезть в это осиное гнездо…

Когда он вернулся, автомобиля уже не было. Петир усмехнулся своей подозрительности, взял пакет с сиденья. Уже темнело, в окнах мигали гирлянды, где-то за углом слышно было музыку, но здесь, на парковке за домом, было пусто.

Человек в черной спортивной толстовке внезапно отделился от тени и направился прямо к нему. Он неожиданно оказался слишком близко, и Петир заметил низ его лица, покрытый светлой щетиной.

- Вы что-то хотели? - спросил Петир, делая шаг назад. Человек качнул головой, прошел мимо и Петир повернул голову за ним.

Человек в капюшоне отдалялся. Петир смотрел несколько секунд ему вслед, перехватил пакет, который уже выскальзывал из рук и сделал пару шагов к дому.

В следующую секунду он услышал сзади резкий и тихий звук, и правый бок тут же взорвался острой болью.

- Эй!

Петир попытался повернуться, но новая, еще более сильная боль вновь настигла его уже под лопаткой.

Он уронил пакет и рухнул на колени. Следующая вспышка была уже не настолько болезненной, но от нее стало трудно дышать – где-то меж ребер, справа.

«Это нож», - подумал он, хотя ощущения холодного лезвия не было, просто резкая горячая боль, очень сильная, которая не давала сделать даже небольшой вздох.

Пули, входящие в тело, наверняка ощущаются по-другому.

Незнакомец сзади резко схватил его за волосы и задрал ему голову. Тело уже немело, а правый бок совсем отказывался шевелиться, но как только Петир понял, что сейчас произойдет, изо всех сил рванулся вперед, одновременно поднося руку к горлу. Нож полоснул по пальцам, глубоко рассекая фаланги, до самых костей, он даже слышал, как противно проскрипело по ним лезвие, и все же задело незащищенную с левой стороны шею. Горячая кровь хлынула сквозь пальцы.

Человек сзади ругнулся, нанося ему еще один отрывистый и сильный удар ножом сзади, в спину. Сил сопротивляться уже не было, в глазах стремительно темнело, и рука уже падала вниз, скользя по окровавленной шее.

- Джоффри передает привет, - услышал он показавшийся очень далеким мужской хриплый голос. – До твоей шлюхи я тоже доберусь.

Он еще успел удивиться идиотизму Джоффри, который все-таки рискнул пойти на такое, и своей наивности – он даже предположить не мог, насколько больным оказался этот ублюдок.

Но больше всего ему было жаль, что он так и не встретит с ней Рождество, что им так мало пришлось побыть вместе, что не будет больше ничего – ни пирогов с корицей, ни ее смеха, ни теплых ночей.

Он обмяк, заскользив коленями в луже темной и густой крови, не чувствуя своих рук и всего остального тела. Горло осталось беззащитным, и он увидел только тускло мелькнувшее лезвие, прежде чем наступила темнота.

Господи, только бы они не тронули ее. Господи…

========== 8. Океаны ==========

Не было никаких туннелей со светом в конце, никаких парений под потолком и наблюдений за собственным умирающим телом. Вообще ничего не было. Только темнота, давящая и черная.

Первое, что он увидел после этой беспросветной тьмы – ослепительно яркий белый свет, больно резанувший по глазам. Он зажмурился.

Потом пришло ощущение собственного тела, тяжелого и неподвижного. На боку и спине словно были приклеены горчичники, жарило там довольно ощутимо.

А потом он вспомнил ее лицо, и попытался позвать ее по имени, но не смог.

Расплывчатый силуэт перед глазами обрел четкость. Это оказался мужчина, уже пожилой, с крупной седой головой, в светло-зеленом костюме медика.

- Доброе утро, - сказал врач.

Петир пытался что-то сказать, но не мог. Горло отозвалось резкой болью, издав какой-то булькающий звук.

- Даже не пытайтесь, - сказал врач. – Вы сможете начать шипеть недели через две в лучшем случае.

«Где она? Где она?!» - он пытался произнести это изо всех сил, но ни черта не получалось. Петир беспомощно озирался по сторонам. Двигать он мог только глазами.

«Давай же, черт возьми, сообрази что-нибудь…»

- Когда вы сможете пользоваться рукой, я принесу блокнот, - продолжил врач, что-то нажимая на мониторе у изголовья его кровати. – А сейчас, увы, вам лучше молчать. И спать.

«Нет. Нет, нет, нет!»

- У вас была катастрофическая потеря крови, множественные ножевые ранения, клиническая смерть… Знаете, вы очень живучий.

Врач говорил что-то еще про операции, восстановление, но Петир его не слушал.

Он хотел узнать, что с ней и где она, эта неизвестность просто убивала его.

Он таращился на врача что есть сил, стонал, пытался поднять руку – все было тщетно.

- Через пару минут вы уснете, - сказал врач, игнорируя его жалкие попытки привлечь к себе внимание. У врача вообще был довольно скучающий вид. – Добрых снов, мистер Бейлиш.

Он заснул с мыслью о ней, о том, что если с ней что-нибудь случилось, то лучше бы ему было умереть там, на той парковке в канун Рождества.

***

Он почти плакал от бессилия. Задыхался, кусал губы до крови, силился произнести хоть слово в редкие минуты бодрствования. Они что-то делали – меняли повязки, обрабатывали швы, чистили эти трубки, торчащие из него в разные стороны, но никто из них не говорил о ней.

Обезболивающих стали давать меньше, и это сразу сказалось. Боль становилась порой нестерпимой, просто разрывающей, хоть и длилось это недолго. Но боль была ерундой по сравнению с его переживаниями о ней.

Ему постоянно что-то капали, голова была мутной, все время тошнило, и он часто то ли заспал, то ли терял сознание. Он даже стал находить в своих длительных отключках избавление. Осознавать себя таким беспомощным, переживать эту мучительную неизвестность было хуже всего.

Черт его знает, сколько дней прошло, он не понимал день сейчас или ночь, ощущение времени растворилось в этих четырех белых стенах больничной палаты.

Его тело хотело жить. С каждым днем он ощущал его все больше. Было больно, очень больно, но понемногу, через эту адскую боль потихоньку восстанавливались силы. Отрезки, когда он был в сознании, становились все дольше. Он уже мог поднимать руку, но пальцы еще не слушались.

- К вам сегодня гости, - сказал врач в один из дней. – Вообще-то, это запрещено, но, учитывая обстоятельства…

Она? Это ведь она? Пожалуйста, пусть это будет она!

В палату вошел Лотор Брюн. Бросил на него быстрый взгляд темных маленьких глаз из-под кустистых бровей.

- Выглядите как дерьмо, босс, - лаконично изрек он, забираясь на слишком маленький для него круглый стул.

Лотор сосредоточенно оглядел мерцающие по бокам от кровати мониторы, проследил взглядом за желтоватой жидкостью, которая сочилась в вену из капельницы. Хмыкнул.

- Врач говорит, вам сильно досталось.

Петир попытался спросить про нее, но получилось только тихо прошипеть. Горло резко заболело. Он сжал зубы, сверля Лотора огненным взглядом. Ему не терпелось узнать хоть что-то о Сансе, а не выслушивать банальщину.