– Чему же?

– А тому же, что и тебя в техникуме, и меня. Простым операциям и готовым решениям. Без объяснений. У меня один друг все-таки решил докопаться до этого кода программы. Кодер от бога. Так он только полез в программу, чтобы от источника начать, как его тут же вызвали на ковер к проректору и недвусмысленно предложили заниматься своим делом. И сказали, что если он хочет работать с кодами и отчётами, то для этого должен пройти комиссию в оборонке и получить допуск.

– И что?

– И ничего. Нет у меня больше друга. Получил допуск и пропал со всех радаров. Не общается, сменил все контакты. Словно в секту какую-то их там вербуют.

– А-а! – Соболев хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вот чего ты в триггеры поперлась. Ты любимого своего хочешь найти!

– Нет. – Глаза стажёрки были грустны и серьёзны. – Не любимого. Больше. И найти я его не хочу. Я сразу его выпасла, со всеми его ламерскими шифровками. Я понять хочу. Понимаешь, Кирилл, понять.

Оксана вытерла салфеткой руки и встала.

– Увидимся завтра, – махнула она рукой и покинула пиццерию, оставляя Соболева наедине с недопитой колой.

– Увидимся, – задумчиво кивнул сам себе Соболев.

Ему надо было ещё заскочить на работу, чтобы составить отчёт о сегодняшнем происшествии. Но уходить из уютной пиццерии не хотелось. Здесь чувствовались какое-то спокойствие и безмятежность. Редкие посетители мирно разговаривали или возились со своими смартфонами, на висящей под потолком плазме транслировались музыкальные клипы, и вкусно пахло выпечкой и сыром. Такая простая жизнь: клипы, игры, фастфуд. Почему он сам не стал докапываться до программы? Почему не лезет с расспросами к начальству? И почему не пытается понять всё про триггерскую службу? Потому что так проще. Вот так вот, на удобном стуле, в приятной атмосфере…

«…Мы прерываем программу «Хиты девяностых» специальным выпуском новостей… В результате пожара в больнице… были не вовремя приняты меры… пострадало… погибло пятьдесят шесть человек…»

Посидел, блин, в приятной атмосфере. Соболев поднялся со стула, взял поднос и направился к выходу. Поднос он поставил на стойку, хотя это было не обязательно, и вышел на улицу.

Он понять не мог, как может в мире, где известно каждое происшествие, происходить такое. Погибло пятьдесят шесть человек. Из-за чего? Кто-то не проверил датчики? Или они не были установлены должным образом? Но почему из-за такой нелепости погибает столько народу? Это ведь не просто цифра – «пятьдесят шесть». Это как два класса учеников или как подъезд пятиэтажного дома. И вообще, неправильно людей считать цифрами. Их надо поименно называть. Чтобы было понятно, что погибло не пятьдесят шесть «штук», а погибли: Петров Иван Терентьевич, Игнатов Александр Львович, Миронова Ирина Михайловна… Чтобы было понятно, что скрывается за этими цифрами. Что там жизнь за каждой единицей. За каждой «штукой» – свой Соболев. Пятьдесят шесть Соболевых…

Соболев не любил ночные смены. Не потому, что он не высыпался или это как-то нарушало его график. Наоборот, ему нравились ночь, фонари, прохлада спящего города. Но вот работать ночью было ужасно. Именно в это время случались все самые опасные ситуации, встречались самые неприятные и невменяемые люди.

Но больше ночных смен Соболев не любил разговоры с начальством. Как раз перед началом смены его опять пригласил к себе Валерий Игоревич на «откровенный разговор».

– Мне кажется, ты здесь самый адекватный, – начал с похвалы директор. – Я вообще хотел бы работать только с такими, как ты, – молодыми, спокойными, смелыми.

– Спасибо, – осторожно ответил на похвалу Соболев. Ему не нравилось начало разговора.

– Но у тебя есть один большой недостаток, Кирилл.

– Да?

– Да. – Валерий Игоревич встал из-за стола и прошёлся по кабинету, как он часто делал, когда разглагольствовал на летучках.

– Ты неинициативный. Про продвижение в старшие мастера мы уже говорили. Но ты мог бы даже моё место занять, если бы хотя бы подумал в эту сторону. Чего, собственно, тебе не хватает? «Вышки»? Ну так тебя по льготам в профильный вуз запросто возьмут. Отучился бы уже давно на заочке и был бы начальником.

– Не все хотят быть начальниками, – заметил Соболев, которому порядком наскучили повторяющиеся нотации.

– Не все, – согласился директор. – Есть ещё безынициативные и ленивые люди, которым важно задницу пристроить на мягкий диван, и чтобы пиво было не очень дорого. Но ты же не такой, Кирилл, тебе же не всё равно. Я понимаю, тебе нравится драйв работы, адреналин. Нравится чувствовать себя героем. Но ещё лет пять-шесть, и начнут болеть суставы от этих прыжков по подвалам и крышам, начнется аритмия от стресса и окончательно испортится характер от общения с населением. В конечном итоге тебе перестанет нравиться твоя работа. А двигаться куда-то вверх тебе не захочется в силу возраста. Да и безразлично тебе уже будет любое движение. Ты будешь, как Михалыч – бухать, ворчать и отлынивать от работы. Я, кстати, не собираюсь его дальше терпеть и подумываю кем-нибудь заменить.

– Ах, вот вы о чём, – понял наконец Соболев. – Хотите, чтобы я место Михалыча занял?

– А почему нет? – Валерий Игоревич взял свой стул и поставил его рядом со стулом Соболева, чтобы оказаться ближе к мастеру.

– Это первый шаг по твоей карьерной лестнице. Пойдёшь учиться, отработаешь годик старшим мастером, потом ко мне в замы. И никаких ночных смен, грязных костюмов и опасных для жизни кульбитов. А главное, совсем другой статус и зарплата. Я тебе скажу, ваш Михалыч совершенно незаслуженно получает вдвое больше твоего.

– И когда вы планируете от него избавиться? – Соболев смотрел на свои руки. Смотреть на начальника он не мог.

– От Михалыча-то? Да скоро. Ещё раз увижу его на работе бухим и попрошу. Ты не переживай за него. Он уже лет пять, как на пенсии должен быть по выслуге лет. Ты о себе подумай. Я ведь тебя не просто так продвигаю. Мне сейчас нужны свои люди.

– А с чего вы решили, что я «ваш»? – удивился Соболев.

– А ты ничей, – усмехнулся директор, – этим ты мне и нравишься, Кирилл. Ты не бухаешь с коллегами после смены, не подстраиваешь свое расписание, чтобы попасть с приятелями в одну смену. При этом тебя все уважают. И ведь есть за что. Но ты почему-то не хочешь реализовывать свой потенциал.

– Знаете, Валерий Игоревич, – начал, поднимаясь со стула, Соболев, – вы всё правильно говорите. Я вижу, что всё реально. Мы с вами почти ровесники, но вы уже директор, а я простой мастер. Но вам не кажется, что каждый сам выбирает, где ему лучше? Может, мне как раз не хочется всех этих ответственностей и нервов. Может, мне проще на земле! И да, скорей всего, это всё со временем надоест, но это мой выбор.

– Ты не торопись, – спокойно прервал Соболева начальник, – ты подумай. Ты сейчас сгоряча наговоришь всякого, потом будешь жалеть. А я тебе реальный шанс предлагаю. Шанс что-то изменить в своей жизни. Просто подумай. Время пока есть.

Соболев мотнул головой, вроде кивнул, и понимай как хочешь, и вышел из кабинета. Начиналась его смена, а заставлять ждать коллег было невежливо. Тем более что те, похоже, собрались действительно после работы посидеть где-нибудь в теплом месте, судя по их возбужденному состоянию и «алкогольным» шуткам. Слушая их, Кирилл с грустью думал о том, что начальник не так уж и неправ.

Соболев действительно не выбирал, с кем работать, поэтому ему в напарники ставили всё время разных людей. Этой ночью ему, как назло, достался старший мастер. У Кирилла даже возникла мысль, что начальник специально как-то так переиграл расписание, чтобы наглядно продемонстрировать ему правоту своих умозаключений. На эту мысль наталкивало и то, что Михалыч, обычно старающийся сдерживать себя на время работы, пришёл на смену сильно выпившим. Что и так к непростому дежурству добавляло лишних проблем. Радовало одно: несмотря на время работы, на смену с Соболевым пришла и стажёрка. И хоть, как выяснилось, у неё были свои мотивы, он был рад её присутствию.