Ну какие еще, спрашивается, эпитеты могли прийти мне в голову при виде этой картины? И как так получилось, что я начала оживать, приходить в себя прямо-таки с космической скоростью?
Впервые. Слышите? Впервые за сегодняшнее утро у меня появилась мысль, что я могла бы остаться и, сомкнув ладони стрелой, нырнуть в неизвестность. Просто так… Что было тому причиной? Растиражированный романтический шаблон, который нам так часто навязывает литература и телевидение?
Он просто стоял, упираясь руками в парапет лоджии, спиной ко мне. Прекрасный пейзаж – голубая гладь моря под зеленью кипарисов явно не могла не привлечь внимания, призывая любоваться на нее, даже если видишь почти каждый день, только я ее не замечала. Скользила по высокой мужской фигуре в деловом светлом костюме каким-то новым, потрясенным взглядом, и эмоции у меня были такие же – потрясенные от собственного потрясения. В тот момент я забыла абсолютно все: кто он такой и что из себя представляет, о своем унизительном выступлении за дверями кабинета, последующем стакане молока, которое я, наверное, долго не смогу спокойно пить, о том, как легко он подтвердил то, в чем я готова была обмануться. «Да, я получаю удовольствие именно от того, что так тебя ужасает». Эти слова были произнесены и должны были отсечь желание любоваться этим человеком со скоростью плети, а я просто не могла ничего с собой поделать – никакая сила сейчас не могла запретить мне смотреть на него.
Он сам не позволил моему воображению, заключившему договор с сознанием, нарисовать картинки формата 18 плюс как минимум, а потом, спустя время, мучиться чувством неоправданной вины.
– Юля, – я вздрогнула, словно застигнутая врасплох на месте преступления, когда он повернулся ко мне. Ироничная, понимающая улыбка нажала спусковой крючок, запустив подзабытый нейротоксин по моим расслабленным в ожидании скорого отъезда эмоциональным сплетениям, аукнулась в мизинцах пережатых ремешками сандалий стоп сладкая боль азартного предвкушения, выровняв допустимый уровень уязвимости на грани сладости и испуга. – Юля, я всегда чувствую, когда мне смотрят в спину.
– Понятно, – я не могла ответить иначе, сбитая с толку, злая на саму себя за очередной провал. – Мне показалось, вы по телефону разговариваете.
Его взгляд говорил о том, что он думает по поводу моего умозаключения, лучше любых слов. Он знал. Знал с ошеломляющей детальностью все, что со мной происходит, до каждого нервного импульса в пережатых тревогой сосудах, до каждого витка расслабленного сознания, до простейшего алгоритма того, в чем я никогда не признаюсь сама себе! Предательский румянец хлестнул касанием полновластного хозяина по моим щекам, оставляя розовую метку поверх легкого загара, а я мысленно взмолилась, чтобы его хватило для сокрытия факта острого смущения. Шагнула к столу, не позволяя Алексу проявить галантность и отодвинуть стул, скользнула расфокусированным взглядом по его лицу, избегая смотреть в глаза,– это было гораздо лучше, чем вновь давиться соком под его саркастичным оскалом. Да, называй его улыбку именно так! Страхуй свою вновь обретшую уравновешенность психику от обратной экспансии – нежности в обертке завуалированного эротизма, которой сильно много, чтобы называть вещи своими именами: добродушие – добродушием. А улыбку – улыбкой.
– У меня для тебя кое-что есть, – я вздрогнула от неожиданности, когда на стол лег черный конверт, довольно тонкий на первый взгляд. – Это кредитная карта. Пин-код и другая информация – внутри. Зачем, думаю, пояснять не надо.
Я опешила. Забыв про страх, посмотрела ему в глаза, словно опасаясь, что сейчас будет озвучена сумма и условия ее получения. Прошло слишком мало времени, чтобы я поверила в бескорыстие. Впрочем, эти зеленые глаза могли не только пугать, но и успокаивать.
– При условии, что не снимешь сразу на крупную покупку, там довольно приличная сумма. – Я наблюдала за его руками, наливающими сок сперва в мой, затем в свой стакан, все еще отказываясь поверить услышанному и ожидая подвоха в последующем предложении. – В твой телефон вбиты мои номера. При желании их очень легко запомнить.
– Зачем? – я все же сделала глоток сока, стараясь, чтобы это выглядело грациозно и невозмутимо.
– Можешь поздравить меня с днем рождения, к примеру. Совсем скоро, 20 августа. – Более открытая улыбка разрядила атмосферу за доли секунды. Я непроизвольно улыбнулась в ответ, спрятав взгляд в стакане с апельсиновым соком. Он внимательно наблюдал за мной, уткнувшись подбородком на замок сцепленных пальцев. В тот момент я впервые увидела его, как мне хотелось верить, настоящим, сбросившим маску хладнокровного киллера или же непримиримого диктатора. Наверное, я даже была ему отчасти благодарна, что он не включил режим подобного обволакивающего обаяния гораздо раньше. А впрочем, выстоять в этом противостоянии у меня изначально не было никаких шансов.
– Лев, – прошептала я, чтобы хоть как-то замять неловкость. Он явно все услышал, но жалеть в этот раз не стал.
– Ты что-то сказала?
– Лев. Знак зодиака. Август.
– Надо же, я никогда об этом не задумывался. – улыбка погасла, и глаза снова стали серьезными. – Телефон – чтобы ты всегда имела возможность держать со мной связь. Я не знаю, что нас ждет в будущем, но я хочу, чтобы все у тебя было хорошо, и у меня была возможность оградить от неприятностей, если такие возникнут. Поэтому я прошу тебя – что бы ни случилось, ты будешь звонить мне. Не бойся, что мне покажется твоя просьба неприемлемой или недостойной внимания. Всегда звони мне, какой бы абсурдной она тебе не показалась. Ты услышала меня?
Ледяной айсберг вернулся. Так легко подзабытая угроза корпусу «титаника» моей сущности.
– Я обещаю.
– Отлично. Это то, что я хотел услышать.
Больше не было произнесено ни слова. Мы закончили ланч на лоджии в абсолютной тишине, а я не могла справиться с потоком хаотичных мыслей, распекая себя за проявленную слабость и призывая к дальнейшей осторожности.
– Я говорил с твоим доктором. – Тон непримиримого учителя. – Курс некоторых препаратов еще не закончен. Пожалуйста, пропей до конца согласно предписанию. И, конечно, отдых. Я бы предложил тебе остаться здесь, но, во-первых, сам уезжаю на неделю в Германию, да и в семейной обстановке ты скорее придешь в себя.
Я киваю, соглашаясь и принимая все донельзя логичные доводы без исключения. Я и сама хочу избавиться от этих отравляющих воспоминаний как можно скорее, чтобы жить настоящим и смотреть в будущее без страха. Но едва уловимые острозаточенные коготки еще не царапают, а скорее, щекочут мое сознание чувством какой-то неуловимой… неправильности? Недосказанности? Это похоже на вновь возведенную стену между нами, как будто ему мало нашего вынужденного расставания.
Я жду каких-то роковых слов, слишком иллюзорных для того чтобы быть правдой, но все же жду. Не обязательно «останься, уедешь завтра» или «ты за это время стала для меня значить гораздо больше». Хотя бы «однажды встретимся», «разреши мне звонить тебе» или банально-избитое «будь я моложе…». Ничего не происходит, наоборот, он слегка обнимает мои плечи, подталкивая к выходу. Бросив взгляд вниз, наблюдаю, как ловко Денис укладывает мой чемодан в багажник шикарной «ауди». Четыре кольца эмблемы ловят солнечный свет, ослепляя коротким бликом, словно символика прощания с источником чуть ли не света в моей погруженной во мрак жизни. Виталина ждет в холле и, похоже, намеренно не сдерживает эмоций – ее объятия крепкие и практически материнские. Не обращая внимания на Александра, она, как заведенная, шепчет о том, что все будет хорошо, прошлое лучше отпустить, и мне очень идет улыбка. Кажется, я растрогана – обещаю улыбаться как можно чаще, и это будет не трудно, если буду вспоминать о ней и о тех днях, что провела в этом доме.
– Юлия. Счастливой дороги и береги себя. – Я вздрагиваю. После теплой и отзывчивой открытости Виталины лед неприступности, лазерное переплетение лучей недоступности и показательного (а не факт!) равнодушия хозяина дома режет ножом по новому полотну под названием «вперед, в новую жизнь». Колет внезапная догадка – он начал использовать метод Димы, «ближе-дальше», только вот с какой целью? Я улыбаюсь в ответ. Гордо и независимо, словно не было униженных рефлексий и ужаса еще совсем недавно.